Саймон Скэрроу - Братья по крови
От внезапного треска баллист Катон невольно вздрогнул. Он был так поглощен происходящим, что не заметил, как орудийная прислуга приготовилась к возобновлению бомбардировки. Через реку, поверх голов отступающих по бурной воде разрозненных легионеров, прянули железные стрелы. Они падали среди воинов Каратака, пробивая их насквозь. К баллистам присоединились катапульты, мечущие по дуге смертоносные камни, которые усугубляли потери врага. Спустя минуту загудели рога, и вражье воинство стало откатываться, карабкаясь вверх по склону под защиту первой линии обороны. Там они спешно ложились, так что достаточно скоро движение на склоне холма замерло. Шевеление наблюдалось лишь среди раненых: они мучительно извивались среди жирно лоснящейся грязи, пучков травы и серых камней. Среди них кое-кто из римлян уцелел, каким-то образом избежав внимания вражеских воинов во время их дикого броска.
Сражение прекратилось, и остатки Двадцатого легиона сумели добраться до ближнего берега. Баллисты и катапульты еще какое-то время работали, но затем им был дан приказ остановиться. Над сценой побоища нависло жутковатое безмолвие – впечатление такое, будто оба воинства, словно два гигантских борца, обескровленные и согнутые усталостью, ненадолго расцепились, чтобы перевести дух. Вдалеке на том берегу показалась горстка фигур, которая хлопотливо рассеялась с целью подобрать своих раненых и перерезать глотки римлянам, которые были еще живы. Варваров было мало и находились они слишком далеко, чтобы можно было метко поразить их из баллист, так что с этим пришлось мириться.
Катон почувствовал, как нервное напряжение, сковывавшее его тело все время, пока длился приступ, истощило его силы, уступив место внезапной усталости, и обнаружил, что сильно вспотел. Он опустил голову и на мгновение закрыл глаза, почувствовав облегчение от того, что редкостно неудачная попытка взять холм лобовой атакой закончилась. Глубоко вздохнув, он открыл глаза и огляделся. Через реку перешли последние из солдат Двадцатого. Но передохнуть им не дали. Там вдоль берега уже скакал верхом штабной офицер, выкрикивая приказания и порывисто взмахивая рукой. Офицеры легиона принялись понукать своих людей встать на ноги и отводить их от переправы.
– Что там происходит? – тревожно спросил Макрон. – Надеюсь, не то, о чем я сейчас подумал?
Катон не ответил. Он угадал намерение верховного, но изо всех сил уповал на то, что ошибается. На глазах у всех изможденные солдаты отходили, оставляя открытую полосу земли перед объединенными когортами Четырнадцатого и Девятого легионов. Когда место перед ними было наконец расчищено, полководец Осторий поднял руку и застыл, указывая ею на холм. К метательным орудиям подскочила прислуга, и нависшая было тишина вновь нарушилась треском баллист и грохотом метательных лап катапульт.
Буцины воззвали к наступлению, и вперед двинулись стоящие у переправы ряды новых легионеров. В лучах внезапно вышедшего солнца они смотрелись празднично, как на параде.
– Что этот глупец затевает? – прошипел Макрон. – Что он, старый хрен, удумал?
– Безумие, – покачал головой Катон.
Когорта за когортой всходила по пологому склону к реке, а с того берега уже раздавался глумливый рев врага, еще яростней, чем прежде. Внезапно Катон отошел от поручней и порывисто зашагал к лестнице, ведущей с башни.
– Господин префект! – окликнув, поспешил следом Макрон. Друга он нагнал уже на ступенях и, глядя сверху, пытливо спросил: – Ты куда?
– Кто-то должен попытаться все это остановить, – твердо ответил Катон. – Пока Осторий не превратил поражение в окончательный разгром.
Глава 10
Не успел Макрон что-либо возразить, как Катон, проворно спустившись с лестницы, побежал трусцой туда, где держал его коня Тракс. Выхватив у слуги поводья, он запрыгнул в седло и, ударив пятками, пустил своего Ганнибала в галоп, направляясь к воротам лагеря. Копыта эхом простучали в деревянных недрах башни, и вот конь уже мчался по накидному мосту через ров и вниз по склону, к верховному с его штабистами. Катон был исполнен решимости сделать что угодно, лишь бы удержать Остория от повторения неудавшейся атаки, грозящей обернуться бессмысленной гибелью множества людей.
Передовые центурии Четырнадцатого легиона с Квинтатом во главе уже вступали в реку. Легат заехал на мелководье верхом и в фонтане брызг спрыгнул с седла. Передав поводья слуге, он принял от одного из легионеров щит и, вынув меч, двинулся рядом с сигниферами, несущими над собой штандарты легиона так, чтобы все видели. В арьергарде верхом на белом коне виднелся трибун Отон, машущий над головой мечом для ободрения своих солдат. Наступление проходило в насупленном молчании: все сознавали, что их ждет впереди. Благодаря спуску к реке и подъему на холм ни от кого из резерва не укрылось, как складывался предыдущий штурм. И вот теперь они сами шли по следам своих павших товарищей. Можно было лишь дивиться такой дисциплине среди солдат, повинующихся приказам беспрекословно, без малейших признаков колебаний или несогласия. Но теперь те самые качества, что делали легионы столь эффективными в бою, уподобляли их агнцам, идущим на заклание по команде их безрассудных военачальников.
Оставалось лишь надеяться, что Осторий все-таки смягчится, отозвав свою армию до того, как случится непоправимое, и сделает это без вмешательства Катона. Но среди офицеров, собравшихся на холме вблизи реки, не было и намека на подобное решение. Тогда Катон, стиснув зубы, натянул поводья и, почти приблизившись к верховному и его штабу, перешел на рысь. Несколько лиц обернулось на приближающийся звук, но внимание самого Остория было сейчас сосредоточено на переходе легионов через реку. Передние ряды, теперь уже утратившие стройность, добрались до оставшихся кольев и начали подъем от воды к берегу.
Римские орудия, как и в предыдущий раз, прекратили обстрел, и вместе с тем, как грянулись оземь последние стрелы и камни, над заграждениями поднялись варвары и пустили град своих стрел и камней на приближающихся легионеров. Однако на этот раз римляне знали, чего ожидать, и офицеры тут же скомандовали переднему ряду выставить перед собой стену из щитов, а остальным поднять щиты над головой, так что все построение обросло своеобразным панцирем на пути у града из камней, стрел и зарядов пращей, тарабанящих по покатым поверхностям. Защита на сей раз была образована дружнее и лучше, но само построение на крутом склоне было громоздким, неуклюжим и не могло держаться долго, а между щитами образовывались неизбежные бреши по мере того, как там падали люди.
Катон, подъехав, остановил коня сбоку от верховного, и, стараясь успокоиться, сделал несколько глубоких вдохов.
– Командир?
Осторий обернулся, при этом на лице его мелькнуло удивление.
– Префект Катон, что вы здесь делаете? Ваше место в лагере, рядом с вашими людьми.
Катон эту фразу проигнорировал и, выпрямившись в седле, произнес:
– Командир, нам следует отозвать людей назад.
– Как? Что вы сказали?
– Cо всем должным почтением я бы рекомендовал вам отозвать силы Четырнадцатого и Девятого легионов.
Катон знал, что вокруг потрясенно переглядываются офицеры, а также что настроение верховного мрачнеет.
При глубоком вдохе ноздри Остория затрепетали.
– Вы забываетесь, префект. Вы смеете оспаривать мои приказы?
– Командир, я лишь призываю вас пересмотреть решение. Пока мы не потеряли понапрасну еще больше людей.
– Молодой глупец, разве ты не видишь, что мы уже на грани прорыва? Еще один натиск, и враг побежит. Он будет сломлен, сражен, и на этом все кончится. Победа была у нас уже почти в руках, если б не те олухи, – он сердито указал на людей Двадцатого, что сейчас медленно перестраивались, а сотни раненых получали помощь от медиков легиона. – Я был не прав единственно в том, что чересчур положился на этих слюнтяев. Но Квинтат и наша вторая волна сделаны из более прочного материала. Они не остановятся, пока не прорвутся сквозь ряды неприятеля и не возьмут холм.
– И все-таки они люди, а не титаны. А земля перед ними – сплошное болото. Они выбьются из сил задолго до того, как сумеют одолеть врага.
– Хватит, префект! Возвращайтесь на ваш пост. Вами я займусь позже.
– Господин…
– Немедленно убирайтесь прочь с глаз моих! – Осторий указал рукой в сторону лагеря.
Было ясно: возражать и спорить бессмысленно. Попытка не удалась. Люди из второй волны обречены повторить неудачу своих товарищей. Ну, а если армия каким-то чудом уцелеет и продержится, префекту Катону не избежать гнева верховного. Он усомнился в авторитете полководца, причем на людях, перед подчиненными. А потому кары не избежать.
