Павел Загребельный - Изгнание из рая
- Да не очень он и прошлый, этот бык, - вдогонку им объяснил дядька Обелиск, - трехлетний или же годика на четыре, не больше...
Дома Гриша познакомил критиков с Дашунькой. Удивление, восторг, остолбенение.
Долго мыли руки, сели за стол, застеленный чистой накрахмаленной скатертью (Дашунька хотя домашним хозяйством и не увлекалась, но, когда нужно, могла утереть нос кому угодно!), Гриша поставил посреди стола граненую бутылку с перцем, зазвенел рюмками.
Кто бы отказался в ожидании жирного борща, карасей в сметане, куриной печенки на сале, вареников с вишнями и медом? Гриша плеснул себе на дно, гостям - полные рюмки, позвал и Дашуньку, провозгласил:
- За успех всех безнадежных дел!
Критики вмиг опустошили рюмки и уже смотрели на граненую бутылку снова, Дашунька воскликнула: "Ой, моя сковорода!" - и побежала на кухню. Критики налили уже сами. На кухне зашипело со страшной силой. Критики выпили без тоста и без задержки, хорошо зная, что закуска появится непременно, если не после второй, то после третьей. Подчеревный, заранее смакуя, как он обыграет в своих научных трудах проблемы мифотворчества с колхозным быком Мификом, принялся объяснять роль, значение и происхождение закуски.
- Закуска - это могучий фактор истории, должен вам сказать, - выпивая третью рюмку, разглагольствовал он. - Если хотите, она помогала завоевывать государства. В восточных деспотиях существовал целый ритуал закуски перед обедом. От персидских царей его переняли турецкие султаны. Римляне, которые в походах не разрешали себе излишней роскоши, все же не садились есть, не закусив перед тем круто сваренными яйцами.
- Мы с Дашунькой кур не держим, некогда с ними возиться, - сказал Гриша, - так что яиц я вам не предложу. У нас любят закусывать салом или раками. Раки и сало - залог здоровья. Но сала нет, потому что кабана я еще не колол, а раков не наловил, поскольку вы нагрянули неожиданно, без предупреждения...
- На Востоке очень популярны жареные баклажаны и холодный бараний мозг, - не унимался Подчеревный.
- Дашунька ученый зоотехник, а не агроном, потому мы баклажанов не разводим, - снова объяснил Гриша, - а баранов вы не найдете и в области, так как у нас зона индустриализации способов развития животноводства, а к барану индустриализацию применить еще никому не удавалось. Так что бараньих мозгов не будет.
Такие заявления не очень и разочаровывали гостей: бутылка была высокая и емкая, а на кухне с каждой минутой шипело все сильнее и сильнее.
Ни Слимаченко, ни Подчеревный при всей глубине их научного мировидения не могли догадаться, что шипело на кухне не сало, не масло, не мясо, а обыкновеннейшая вода, которую Дашунька, твердо выполняя Гришино указание, щедро лила из кружки на раскаленную сковороду, лила умело, с нужными паузами, не одинаковыми порциями, - вот тебе полнейшее впечатление, что жарят полкабана, и не меньше!
Когда же в бутылке не осталось даже двух перчинок (их проглотил Слимаченко), а шипение на кухне достигло, как говорят, апогея, Гриша незаметно оглянулся - и в тот же миг в хате появился дядька Обелиск и закричал:
- Товарищ голова, там в сельсовете Зинька Федоровна и еще кто-то из района или из области и спрашивают вас!
- Зинька Федоровна - это председатель колхоза, - объяснил членам комиссии Гриша, поднимаясь из-за стола. - Давайте, чтобы не терять времени, подскочим к сельсовету.
- А как же будет с этим... с этим самым? - пожевал свои усы Подчеревный. - Мы тут про закуски, а...
- Пообедать надо, - категорично заявил Слимаченко. - Я привык обедать.
- Я тоже привык, - сказал Гриша. - Когда никто не мешает. Но обедают все, а проверяет коз кто? Только доверенные люди. У нас нет времени на рассиживание за обедом, там нас ждут.
Критики неохотно встали, еще неохотнее выходили из дома, сопровождаемые соблазнительным шипеньем, Подчеревный замялся было, чтобы попрощаться с хозяйкой, но Гриша не дал сделать и этого, объяснил, что тут не до церемоний.
Однако на дворе, когда в распаренные головы ударило жгучее солнце, а кишки заиграли такие марши, что услышал даже привычный к голоданию у своей Феньки дядька Обелиск, критики объявили забастовку, на мотоцикл садиться отказались и заявили, что хотят пройтись пешком с товарищем исполнителем.
- Пешком так пешком, - не стал возражать Гриша и поехал в сельсовет один.
А Подчеревный и Слимаченко, окружив дядьку Обелиска с двух сторон, закричали в один голос:
- У вас тут какое-нибудь кафе, или столовая, или что-нибудь такое есть?
- Да есть кафе у тетки Наталки.
- Ведите нас туда поскорее!
- Можно было бы на мотоцикле, - сказал Обелиск.
- Мы не хотели беспокоить председателя. Ведите!
Обелиск повел их к Наталкиному кафе, но на двери висело объявление: "Закрыто на переучет".
- Задняя дверь здесь есть? - спросил Слимаченко.
- Да где?
- А боковушка?
- Да какая? У нас все уничтожено как класс.
Критики посмотрели друг на друга немного растерянно.
- Где ваш сельмаг?
- Ведите в сельмаг!
На дверях сельмага было написано: "Закрыто по случаю поездки за товаром в райцентр".
- Где у вас тут можно перекусить? - спросил Слимаченко дядьку Обелиска.
- А где? Все в степи, никто борща не варит. Разве ж что в детском саду.
- Ведите!
В детсаду голодным критикам объяснили, что обед давно уже прошел, а ужинают дети дома. Продуктов никаких не держат, чтобы не портились.
- Та-ак, - покусал губы Слимаченко. - Говорил я, не надо было сюда ехать, так и не надо было. Какие тут у вас ближайшие населенные пункты?
- Морозо-Забегайловка - девять верст, - спокойно ответил Обелиск.
- А ближе?
- Зашматковка - семь верст.
- Как туда идти?
- А вон через ту гору, мимо склада ядохимикатов...
...Дядька Вновьизбрать и Гриша стояли на балконе сельсовета и смотрели вслед Подчеревному и Слимаченко, которые чуть ли не бегом одолевали крутую зашматковскую гору.
- Ну, рванули, говорится-молвится! Вот так и надо отучивать от чарки всех, кто падок к ней, - улыбнувшись, хмыкнул дядька Вновьизбрать.
ЖМАКИАДА
Но природа не терпит пустоты, и на смену сельскохозяйственным критикам появился товарищ Жмак. Перед этим в районе нарушилась инфраструктура, то есть под тяжестью "КамАЗа" обрушился один мостик. Однако машина товарища Жмака, обогнав "КамАЗ", проскочила этот мостик. Жмак любил быструю езду. Все ли уполномоченные любят быструю езду? Не будем обобщать, тем более что эта институция, как уже отмечал автор, благополучно отмирает, а потому товарища Жмака следует воспринимать как курьез.
Итак, товарищ Жмак мчался в Веселоярск. Может, чтобы защитить веселоярцев от новых козопроверяльщиков или просто поинтересоваться самочувствием валютных коз, как дед в сказке: "Козочка моя милая, что ты пила, что ела?" Гай-гай, какая наивность! Козы для товарища Жмака были уже давно пройденным этапом. Он про них забыл навеки, заклепал в памяти такими заклепками, что не разварил бы их и прославленный патоновский институт. В объемной голове товарища Жмака зрели уже новые замыслы, там роились такие грандиозные идеи, что ни в сказке сказать ни пером описать. Шофер Жмака хорошо знал, какими замыслами полнится голова его начальника и какая она тяжелая от этих замыслов и починов. Поэтому он уже давно пристроил к переднему сиденью высокий и крепкий подголовник. Но не помогало и это, ибо товарищ Жмак главным образом дремал то от быстрой езды, то от хорошей закуски в чайной, и тогда его голова раскачивалась довольно угрожающе. Во избежание неприятностей, водитель пристроил еще и ремешок и прикреплял им голову товарища Жмака так хитро, что из-под шляпы не было и видно.
Дремля, товарищ Жмак включал свое мощное сознание, и в его фантазии рисовались грандиозные картины, смелые перевороты в сельскохозяйственном производстве, фантастические преобразования природы и чуть ли не опрокидывание вселенной (с полезной целью, с полезной целью!).
Перед его мысленным взором простирались зеленые поля свеклы без конца и без края, и он над этими полями проносится, будто лермонтовский Демон, но не печальный и безнадежный, а полный энтузиазма и энергии творения. Ну, что мы копаем по одному бурячку даже самыми мощными свеклокомбайнами? А если сделать такую машину, чтобы сразу накрывала не менее десяти соток, охватывала каждый корень свеклы сверху, а потом включался бы вибратор и свекла извлекалась бы из земли чистенькой, без почвы, только пыль с нее сдувай - и в нутро машины, где она перемалывается, передавливается, так что в один шнек вталкиваются свекловичные выжимки, а в другой вытекает сладкий сок, который вези на завод и вари из него сахар. Такую машину можно было бы сделать, если бы корни росли ровные, как брусочки. Но ведь они сегодня имеют такую форму, что никакая техника их не берет и никакая наука не может ничего с этим поделать.
