Чабуа Амираджиби - Дата Туташхиа. Книга 1
– Зря ты, Чониа, в темноте пишешь, глаза испортишь, сказал Кучулориа, видно рассчитывая слово за слово выедать, куда и кому пишет Чониа.
– Пусть лучше, браток, мои глаза пропадут, чем мы все – с голодухи. Родственник у меня здесь в Самтредиа, может, подбросит чего-нибудь, хоть по губам размазать, а то никого не видать, – ответил Чониа, поняв, что надо утолить любопытество своих соседей.
Время уже ко сну. Сидим мы втроем: я, дядя Мурман и Хосро, лампа у нас горит, ужинаем. Вижу, на столике лежит конверт, который я Чониа дал, вглядываюсь в адрес и разбираю: на конверте – имя возлюбленной Квишиладзе Цуцы Сиоридзе.
– Это что такое? – спрашиваю я своих.
– Да Чониа принес. Квишиладзе, видишь, грамоты не знает, так он за него написал. Прихвати, просил, как в Пот пойдешь, бросишь в ящик.
– Наверное, Квишиладзе харчей просит. С этим тянуть нельзя, да и лекарств из Поти привезти надо, – сказал дяди Мурман.
Мы ужинали, а я все думал о том, что Чониа говорил мне одно, а Хосро – другое, и адрес на конверте – совсем не тот. Но я ничего не сказал. Мне самому нужно было в Поти – крыс привезти. В прошлое лето я вывел одного крысоеда, назвал его Фараоном. Покупателя на него тогда у меня не нашлось. Я его сдуру и пустил в лазарете. А тут и покупатель объявился, по расставаться с Фараоном мне было уже жалко – отличный людоед из него получился, и стоил он куда дороже, чем покупатель давал. Так и остался Фараон при лазарете, всех крыс извел, на версту кругом – ни одной не найдешь. Теперь изволь ходить за ними в Поти – охотиться в пакгаузах потийского порта, я там крысоловки расставлял. Я и надумал – заодно захвачу с собой и Фараона, в Поти у меня клиент объявился новый.
– Я утром в Поти собираюсь,– сказал я Хосро.
– Тогда и лекарства прихвати, а я за дровами поеду,– обрадовался Хосро.
На том и порешили.
Я положил во внутренний карман письмо Чониа, и мы разошлись по своим углам. Чуть свет я стал искать Фараона, но его, подлеца, и след простыл: видно, охотился далеко. Махнул я рукой и отправился в Поти. Город был рядом, дядин лазарет считался теперь окраиной Поти. Прошел я уже порядочно, и тут стало меня заедать любопытство. Вытащил я из кармана письмо Чониа, кручу-верчу, вскрывать стыдно и... слабая душа, не выдержал. Конверт был заклеен очень старательно, я по заклеенному смочил его слюной, клей размяк, и я вскрыл конверт, не повредив его совершенно. Чониа писал Цуце Сиоридзе в Квеши как бы от имени Квишиладзе и сообщал ей, что твой Спиридон Сиоридзе нашелся и лежит рядом со мной здесь, в лазарете. Харчи у нас все вышли, приезжай, привези что-нибудь, поесть – приезжай, нашей любви ради, только в лазарет не заходи, а то Спиридон догадается, что ты ко мне приехала. А в такой-то день мой друг Чониа встретит тебя по дороге к лазарету. Возле дороги ольховник небольшой и кусты у обочины – там он и будет тебя ждать, ты отдай ему все, что я у тебя прошу. А просил он у нее еще десять рублей – для доктора, писал, позарез нужно. Увидишь Чониа – он тебе все расскажет и про Спиридона, и про меня, и про все наше житье-бытье.
Стал я думать, как быть. В первую минуту хотел порвать и выбросить. Потом думал-думал, дай-ка, решил, припишу в конце, как все есть на самом деле, и пошлю Цуце Сиоридзе. Мыслей – туча налетела, и ни к чему я так и не пришел. А вот уже и Поти. А вот и почта. Послал я все к дьяволу, раскрыть эту грязную подноготную, думаю, никогда не поздно, и бросил конверт в ящик. Бросил и еще больше стал маяться – так не так сделал. Измучился вконец, целый день ни о чем думать не мог.
Взял я в аптеке лекарства, зашел в пакгаузы, собрал в клетку крыс и обратно домой. Дома разместил свою живность, как полагалось, а тут и смеркаться стало. Поужинали мы, заснул я без задних ног, набегавшись за целый-то день.
Утром – еще как следует не проснулся – слышу голос Кучулориа:
Ночью я сон видел – не иначе к кому-то из нас согодня придут. Увидите – придут.
Все стали просить Кучулориа рассказать свой сон. Час битый он рассказывал, пока одышка не одолела.
Пошел уже четвертый день, как они голодали, и мне тоже начало казаться, к кому-то из них непременно должны прийти. Однако и этот день прошел, а никого не видно.
...В тот вечер и случилось это, а какой был год – убейте, не помню. Неохота мне теперь высчитывать, да и надобности особой не вижу. Уже давно стемнело, часу в одиннадцатом, наверное... сидим мы с дядей Мурманом, в нарды играем. Рядом Xосро то носом клюет, то за игрой следит. Как сейчас слышу, донесся издали топот копыт.
– Хосро, а постели ты приготовил? – спросил дядя.
Хосро кивнул.
– Кого вы ждете так поздно? – полюбопытствовал я.
Помолчав, дядя ответил:
– Больных. Приезжал здесь днем один гуртовщик, поехал за другим. Наверное, они и едут, кому бы еще?
– А что с ними?
Опять дядя Мурман с ответом не торопится.
– Медведи их задрали, – сказал он нетвердо.
Чувствую, что-то скрывает дядя. Посмотрим, думаю, надолго ли его хватит. А топот все ближе.
– Мурман-батоно! – позвали со двора.
Дядя велел мне посветить гостям, а Хосро – принять лошадей и поставить в конюшню.
Один спешился сам. Другому помог Хосро – нога у него была сильно изувечена.
Поставил я лампу на стол и поглядел сперва на хромого потом на его приятеля. Хромого я никогда не видел, второй был Дата Туташхпа. Я его сразу узнал! Он нисколько не изменился, разве виски немного поседели. Он тоже взглянул и меня, как бы припоминая, но сделал это так, что я мог и не заметить его внимания к моей особе. Ну и бог с ним! Зачем показывать, что я его узнал?
Надо было осмотреть и обработать раны, но чувствую я, тянет мой дядя Мурман, не хочет при мне начинать осмотр. Да и мне ни к чему. Все и так было ясно, оставаться с ними только лишний труд.
Я им – «спокойной ночи!» и к двери, а тут гляжу, мой Фараон изволил объявиться: сел на задок, лапки вытянул и давай раскачиваться. Зол я был на него за то, что вчера утром его, подлеца, найти не мог, и как крикну:
– А ну, пошел отсюда!
Фараон поглядел на меня обиженно так и – вон из комнаты.
– Такого сытого да гладкого мне и поросенка видеть не приходилось. А этот еще и прирученный, – сказал спутник Туташхиа.
Я промолчал. Туташхиа едва усмехнулся и тоже ни слова. За все время, что мы вместе пробыли в лазарете, это был знак того, что он меня узнал. Я убрался восвояси.
Наша фамильная профессия давно потеряла спрос, и то, что я вам расскажу, сейчас уже не секрет. К тому же, все это крысиное дело прямо связано с той историей, которую вы хотите услышать, и вам ничего не понять, если я не расскажу о крысах.
Выводить крысоедов можно двумя способами – голодом и обжорством. И так, и так – все равно получится людоед, но я предпочитал голод – меньше времени потратишь. Крыс надо брать непременно семь или девять штук. Отловленных животных сажают в пустую бочку. Если выводить крысоеда голодом, бочку надо брать железную. Иначе, оголодав, крысы прогрызут дерево и удерут. Если предпочитаете обжорство, хороша и обычная бочка – сытые животные сидят смирно, стен и дна не трогают. Что еще необходимо – так темнота. Без темноты людоеда не получишь. В бочке на самом дне темень полная. Если, конечно, самому с фитилем не лезть. Будете выводить голодом – держите их на одной воде. Если обжорством – корма давай сколько влезет, только что-нибудь одно: кукурузу или пшеницу – это уж как придется. Я вам коротко рассказываю, а так это целая педагогическая система.
Ну, оставил я гостей, ждать никого не стал. Лег спать. И даже не слышал, как Хосро привел ко мне в комнату новых больных.
Утром, как всегда, я проснулся от шума в большой палате. Дата Туташхиа лежал спиной ко мне, и не видно было, спит он или нет. Его приятель глядел в потолок и, увидев, что я проснулся, пожелал мне доброго утра. Немного погодя пришел Хосро и налил воды в умывальник.
– Бесо-батоно, – сказал он, – когда пожелаете кушать, крикните меня, я подам.
Я хорошо расслышал это имя «Бесо», но так же хорошо я знал, что человек, пришедший с Датой Туташхиа, свое настоящее имя не скажет. Ходили слухи, что Дата Туташхиа завел себе нового товарища Мосе Замтарадзе. «Наверное, это он» – подумал я. Так оно и оказалось.
– Отиа-батоно, проснись, завтракать пора, – так Замтарадзе будил Дату Туташхиа.
Еле-еле двигаясь, с трудом помогая друг другу, они наконец поднялись и умылись. Хосро принес им жареной свинины, яичницу, картофель и по стопке водки. Мосе Замтарадзе поел и опять лег, а Туташхиа, достав из хурджина «Витязя в тигровой шкуре», погрузился в чтение.
– Ты говорил, что из страха перед Фараоном ни одна крыса на пушечный выстрел к этому дому не подойдет, – сказал Замтарадзе Туташхиа, – а здесь их полным-полно. Под моей кроватью или к стенке поближе, точно не скажу, они на рассвете свадьбу устроили, а может, на свой крысиный базар сбежались. – В комнате было тихо, и Замтарадзе прислушался. – Вон и сейчас черт знает что вытворяют!
