Маргарет Джордж - Тайна Марии Стюарт
Дверь захлопнулась со щелчком, хотя они оба знали, что любопытные останутся снаружи и всю ночь будут подслушивать. Франциск обвил руками талию Марии и поцеловал ее в губы; его собственные детские губы были пухлыми и пахли сладостями.
– Теперь ты моя, и никто не сможет отнять тебя у меня, – торжественно произнес он и грустно добавил: – Так, как они отняли мою собачку и ручного медведя.
– Медведь мог бы все тут поломать, – со смехом сказала Мария. – Помнишь, когда он убежал в Блуа и ворвался в дом мадам Пильон?
– Ах, дорогой старый Юлий! Я был готов возненавидеть их, когда они забрали его. – Франциск положил голову ей на плечо и свернулся калачиком рядом с ней. – Он был такой мохнатый, с мягким носом…
Он еще что-то пробормотал и погрузился в сон. Мария полежала еще несколько минут, глядя на лунный свет на полу комнаты, а потом тоже заснула.
На следующее утро кардинал Лотарингский и герцог де Гиз известили всех, что брачная ночь «прошла, как ожидалось, чинно и благополучно». Они радостно вернулись в свои апартаменты, где торжественно сдвинули серебряные кубки и благополучно напились.
XII
Следующий месяц Мария каждое утро просыпалась с мыслью «я замужем» и гадала, почему она не чувствует себя по-другому. От нее этого не ожидали; считалось, что с ней должна произойти какая-то глубокая внутренняя перемена. Но нет: она оставалась такой же, как раньше, и Франциск тоже. Когда она называла его мужем, это казалось одной из игр, которые они вели друг с другом, когда были младше и провозглашали себя пиратами, воинами и драконами. Точно такое же чувство она испытывала теперь, когда говорила «Франциск, муж мой».
Их обучение продолжалось, но теперь они имели общую свиту. Мария привела с собой всех своих людей – мадам Райе, четырех Марий, отца Мамеро и Бургойна, – и теперь они жили и работали вместе с людьми Франциска, что уже привело к нескольким романам. Более многочисленный двор подразумевал более широкие привилегии и большие расходы, но так как он почти целиком состоял из молодых людей, происходящее казалось театральной постановкой.
В дневное время они занимались только пикниками, охотой и верховыми прогулками, а по вечерам музицировали, танцевали, читали стихи и играли в карты. Единственными взрослыми, вторгавшимися в этот светлый мир молодости, отдыха и развлечений, были братья Гизы. Старшие племянники Марии регулярно посещали ее и настаивали на частных беседах, где подробно расспрашивали о ее учебе и сообщали о том, что происходит за пределами ее блистательного двора.
Большей частью это были мрачные и неприятные новости: войны, убийства, заговоры, болезни и смерть. Единственным радостным известием стало объявление о том, что благодаря королевскому браку шотландцы и французы теперь имели двойное гражданство.
– Это означает, что Франциск теперь такой же шотландец, как и француз, – сказал кардинал.
Мария невольно рассмеялась, представив Франциска стоящим посреди ветреного двора в шотландском замке. Картина показалась ей удивительной; она не помнила такого замка и сомневалась, что он вообще существует. Он стоял на высоком утесе…
– И это также означает, что вы стали француженкой, – продолжил кардинал.
– Я чувствую себя совершенной француженкой, – сказала она.
– Теперь жители каждой страны могут свободно пересекать границы без разрешений и паспортов. Это первый шаг к постоянному объединению.
Мария вздохнула:
– Интересно, произойдет ли это когда-нибудь на самом деле. Мятежники в Шотландии становятся все более свирепыми… – При мысли о том, какие неприятности они причиняют ее любимой матери, у нее заныло в груди. Мать держалась стойко и пыталась отбиться от них, но Шотландия находилась очень далеко и как будто не имела ничего общего с ее жизнью здесь, с радостными днями, где тревоги были неизвестным понятием или в крайнем случае не более чем досадной мелочью, которую можно легко устранить.
– Этот день настанет, дорогая, – заверил кардинал.
Приближалось Рождество, и Мария гордилась тем, что может самостоятельно организовывать придворные празднества. В этом году у них с Франциском будет собственное Рождество, и они пригласят много гостей. Возможно, в этом и заключалось подлинное значение брака: иметь свой дом и свое Рождество, а не гостить у кого-то другого.
Французское Рождество! Миниатюрные ясли, bыche de Noлl[22] в огромном камине, полуночная месса в королевской капелле, озаренной тысячами свечей, концерты духовной музыки – Мария дрожала от предвкушения, планируя все это.
Франциска ждал особый подарок: она заказала для него арабского жеребца из Испании. Он давно хотел иметь такого коня и с восторгом перечислял ей несравненные качества арабских скакунов: их ум, пламенный нрав, быстроту, изящное сложение и большие глаза. О, он будет так удивлен… и вне себя от радости! Если заводчик сможет достать коня… если конь благополучно переживет путешествие на север… Тем не менее сама мысль об этом возбуждала ее и создавала ощущение собственной дальновидности и компетентности.
Незадолго до начала рождественского поста Мария получила неожиданное приглашение в Париж, где с ней хотел встретиться Генрих II. Почему король не приедет сюда? – гадала она. Но ответ на этот вопрос можно было получить только в Париже.
Когда Мария прибыла в Лувр, все еще замерзшая и усталая после путешествия, ее сразу же пригласили к королю. Ей едва хватило времени снять тяжелый дорожный плащ и причесаться, прежде чем ее проводили в зал для приемов.
– Мария Тюдор умерла, – сурово произнес Генрих II и перекрестился. – Теперь я нахожусь в присутствии новой королевы Англии, – он поклонился Марии. – Да, дитя мое и дочь моя. Твоя добрая кузина Мария Тюдор была призвана Богом и оставила свою корону тебе.
Как неожиданно! Как необычно! В какой-то момент Мария понадеялась, что это неправда. В противном случае это все меняло, а она не хотела перемен. Она была счастлива и без этого.
– Она назвала меня королевой? – спросила Мария. Все знали, что Мария Тюдор отказалась признать наследницей трона свою сводную сестру Елизавету, потому что не доверяла ей и сомневалась в законности ее права на престол.
– Она не сделала этого, – ответил Генрих. – Вы королева по крови. Вы ее наследница по праву происхождения.
– Она называла имя Елизаветы? – настаивала Мария.
– Еретики полагают, что она это сделала. Никто этого не слышал, и нет ни одного свидетеля, которому мы можем доверять. Ее единственное доверенное лицо, единственный человек, которому она открывала помыслы своего сердца, – кардинал Поул – умер всего лишь спустя двенадцать часов. Только он знал правду, но истина заключается в том, что она не могла назвать Елизавету своей преемницей. Нет, они надеются преподнести это как свершившийся факт, прежде чем кто-либо успеет помешать им.
– А вы собираетесь помешать им?
Только не война! Только не очередное побоище!
Голос Марии был спокойным, а ее вопросы звучали бесстрастно. После свадьбы она становилась все более смелой и менее почтительной. Вину за это король возлагал на Гизов.
– Я собираюсь выступить с протестом и посмотреть на их реакцию, – ответил он.
– Протест без поддержки войск мало что значит. А я слышала хорошие вещи о Елизавете и о том, что она нравится людям.
– Ба! Им нравится любой новый правитель. Они ликовали, когда Мария Тюдор взошла на трон, и разжигали костры в ее честь. Англия предназначена для вас. В течение года они обратятся против своего монарха. Английский порок – это предательство…
– …а французский порок – это распутство, – закончила она старую пословицу.
«Эта новая самоуверенность не так уж приятна, – подумал король. – Нужно вытрясти из нее подобные замашки».
– Вы будете носить траур по королеве Марии и нанесете английский герб на вашу королевскую посуду, балдахин и другие регалии. Завтра будет банкет, и я велю герольдам официально провозгласить вас королевой Англии.
– Нет.
– Да. Вы должны подчиниться: я ваш король.
– Я помазанная королева в своем праве и такой же монарх, как и вы. Я равна вам, а не являюсь вашей подданной.
Король пришел в ярость. Значит, вот чем Гизы наполняют ее голову? Как будто Шотландия самостоятельная страна, равная Франции по значению! Глупцы!
– Вы сделаете так, как я приказываю, – сказал он, и его уже сузившиеся глаза превратились в щелки.
– Единственный приказ, который я признаю, – это четвертая заповедь: «Чти мать свою и отца своего». Я почитаю вас как своего отца, которым вы являетесь по закону, и готова слушаться вас как отца, но не господина.
«Дерзкое дитя! – подумал король. – Ее нужно приструнить, но кто сделает это? Ее дяди воспрепятствуют этому».
– Сделайте, как я велю, и вскоре вы станете настоящей королевой в реальной стране, – сказал он. Она должна быть амбициозной и согласиться с ним на этих условиях. – Только подумайте: королева Англии!
