Арчибальд Кронин - Звезды смотрят вниз
Дэвид посмотрел на каждого из них по очереди и, ободрённый вниманием Джо и блеском в глазах Дженни, начал:
— Ну, так вот, слушайте. И не думайте, что пьян или самонадеянный нахал, или кандидат в сумасшедший дом. Когда я получу звание бакалавра, я, может быть, на время и займусь преподаванием. Но только ради куска хлеба. Получить образование я стремлюсь не для того, чтобы стать учителем. По совести говоря, я хочу совсем другого, — и это трудно, ужасно трудно объяснить. Но попробую: я хочу сделать что-нибудь для своих, — для тех, кто работает в копях. Ты-то знаешь, Джо, какой это труд. Взять хотя бы «Нептун», где оба мы побывали; ты знаешь, что он сделал с моим отцом. Знаешь, в каких условиях там работать приходится… и как за это платят. Я хочу помочь людям изменить все это, сделать жизнь полегче.
Джо мысленно обозвал Дэвида сумасшедшим фантазёром. Но вслух сказал слащавым тоном:
— Так, так, Дэви, это как раз то, что нам нужно.
Дэвид, увлечённый своей идеей, воскликнул:
— Нет, Джо, ты наверно думаешь, что это одно только хвастовство. Но тебе было бы понятно то, о чём я говорю, если бы ты познакомился с историей угольных копей, да историей нортэмберлендских копей. Всего каких-нибудь шестьдесят-семьдесят лет тому назад там работали чуть не при феодальных порядках. На шахтёров смотрели как на дикарей… как на отверженных. Они были неграмотны. Учиться им не давали. Работали они в ужасных условиях: вентиляция была плохая, постоянно несчастные случаи из-за того, что хозяева отказывались принимать меры против взрывов рудничного газа. Работать внизу в шахтах разрешалось и женщинам и детям с шести лет… шести лет, подумать только! Мальчишки проводили под землёй по восемнадцати часов в сутки. Люди были связаны договором, так что стоило им только шевельнуться, как их выбрасывали из квартир или сажали в тюрьму. Повсюду имелись заводские лавки, — в них торговал обыкновенно какой-нибудь родственник смотрителя, и шахтёры были вынуждены покупать там все продукты, а в получку у них в уплату забирали весь заработок…
Дэвид вдруг замолчал и натянуто засмеялся, глядя на Дженни.
— Вам это вряд ли интересно. Идиотство с моей стороны надоедать вам такими вещами!
— Да нет же, право, нет, — — восторженно заверила его Дженни. — Какой вы умница, все-то вы знаете!
— Дальше, дальше, Дэви, — весело понукал Джо, приказав лакею подать Дженни ещё вина. — Рассказывай ещё.
Но на этот раз Дэвид решительно покачал головой.
— Я обо всём этом буду говорить на дискуссии в Фабианском обществе. Вот когда поработают языки! Но вы, может быть, уже поняли, что я хотел сказать. Условия работы теперь лучше, мы отошли довольно далеко от тех ужасных времён, о которых я говорил. Но в некоторых копях ещё сохранились ужасные условия, и плата грошовая, и слишком уж часты несчастья с рабочими. А люди, видимо, не знают этого. На днях, в трамвае один господин при мне сказал… Он читал газету, а его знакомый у него спрашивает: «Что нового?» Он отвечает: «Да ничего, решительно ничего. Опять очередной случай в шахте…» Я заглянул через его плечо в газету и прочёл, что при взрыве в Ноттингэме погибло пятнадцать углекопов.
Наступила короткая пауза. У Дженни глаза затуманились сочувствием. Она выпила три больших порции портвейна, и все её чувства необыкновенно обострились. Они вибрировали как струна, и, утратив душевное равновесие, Дженни готова была не то захохотать от избытка жизнерадостности, не то заплакать от смертельной грусти. В последнее время она полюбила портвейн, прямо-таки пристрастилась к нему. Он, по её мнению, был подобающим питьём для лэди, это — вино, напиток самый изысканный. Познакомил её с этим напитком, разумеется, Джо.
Молчание нарушил Джо.
— Ты далеко пойдёшь, Дэви, — объявил он торжественно. — Никогда мне за тобой не угнаться. Ты доберёшься до парламента, а я все буду тут пудлинговать сталь.
— Не будь ослом, — сказал Дэвид отрывисто.
Но Дженни слышала; её внимание к Дэвиду возросло. Она начинала пленяться им не на шутку. Её притворно-застенчивые взгляды стали ещё застенчивее, ещё многозначительнее. Она вся искрилась оживлением. Разумеется, она всё время помнила, что ей надо превратить Дэвида в соперника Джо. Так увлекательно будет иметь двух поклонников на выбор!
Заговорили на менее серьёзные темы; Джо рассказывал о себе; так они болтали и смеялись до десяти часов, очень весело и дружески. Потом Дэвид вдруг спохватился, что уже поздно.
— Праведное небо! — воскликнул он. — А ведь все уверены, что я сижу дома и занимаюсь.
— Не уходите, — запротестовала Дженни. — Ещё вовсе не поздно!
— Мне не хочется, но я должен уйти. Право, должен. В понедельник экзамен по истории.
— Ну, хорошо, — сказал Джо решительно, — мы увидимся с тобой во вторник. Дэви, давай, так и условимся. И тогда уже ты от нас так легко не отделаешься!
Они встали из-за стола, Дженни ушла «привести себя в порядок», Джо заплатил по счёту, хвастливо выставляя напоказ свои пятифунтовые бумажки.
На улице, когда они поджидали Дженни, Джо вдруг перестал жевать зубочистку.
— Она славная девочка, Дэви.
— Да, да. Одобряю твой вкус!
Джо от всей души рассмеялся.
— Ты жестоко ошибаешься, дружище. Мы с ней только добрые знакомые. Между мной и Дженни ничего такого нет.
— В самом деле? — спросил Дэвид с неожиданным интересом.
— Ну да! — Джо опять расхохотался, как будто самая мысль об этом казалась ему смешной. — Я и не подозревал, что ты в таком заблуждении.
Появилась Дженни, и они втроём дошли до угла Коллингвуд-стрит, где Дэвид свернул на Вестгейт-род.
— Смотри же не забудь, — сказал ему Джо. — Во вторник вечером, обязательно. — Прощальное рукопожатие было очень сердечным; пальцы Дженни тихонько, самым приличным образом стиснули руку Дэвида.
Дэвид пошёл домой пешком, а, придя в свою жалкую комнатку, раскрыл «Историю Французской революции» Минье и закурил трубку.
Он думал о том, как великолепно, что он нежданно-негаданно нашёл Джо. Странно, что они до сих пор ни разу не встретились. Тайнкасл — большой город. «А Джо Гоулен в нём только один», — вспомнились ему слова Джо.
Дэвид, казалось, много размышлял о Джо. Но лицо, мелькавшее перед ним на страницах Минье, не было лицом Джо. То было смеющееся личико Дженни.
XIV
В следующий вторник Дэвид явился с визитом в дом 117 А на Скоттсвуд-род. Отсутствие Джо, которого задержала на заводе сверхурочная работа, было для него разочарованием, если принять во внимание, как нетерпеливо он ожидал этого вечера. Но что же делать, раз бедняге Джо пришлось работать сверхурочно. И Дэвид, несмотря на его отсутствие, чудесно провёл время. Он по натуре был очень общителен, а между тем ему редко представлялся случай эту общительность проявить. Сегодня он пришёл с надеждой на приятный вечер и не обманулся. Семейство Сэнли, информированное Дженни, сначала отнеслось к нему с некоторой насторожённостью: они ожидали высокомерия. Но скоро лёд был сломан, на столе появился ужин, и началось веселье. Миссис Сэнли, стряхнув с себя на этот раз обычную сонливость, приготовила кролика, а, по замечанию Салли, «кролики ма» были объедением. Альф с помощью двух чайных ложечек и перечницы продемонстрировал придуманную им конструкцию голубятни. Он был убеждён, что если взять патент, то он нажил бы на этом целое состояние. Дженни, очаровательная в своём чистеньком ситцевом платье, сама разливала чай, так как ма слишком запыхалась и разомлела от жары после трудов на кухне.
Дэвид глаз не мог оторвать от Дженни. В неряшливой обстановке их дома она казалась ему чудесным цветком. Все те годы, что он прожил в Тайнкасле, ему почти не приходилось разговаривать с женщинами. В Слискэйле же он был ещё далёк от того возраста, когда начинают «гулять», как принято выражаться на Террасах. Дженни была первой… самой первой женщиной, околдовавшей его чарами пола.
В полуоткрытое окно влетал тёплый ветер, и, хотя этот ветер приносил с собой извержения десяти тысяч дымовых труб, Дэвиду чудилось в нём благоухание весны. Он смотрел на Дженни, подстерегая её улыбку: он никогда не видел ничего прелестнее мягкого изгиба её рта, напоминавшего распускающийся цветок. Когда Дженни передавала ему чашку и пальцы их соприкасались, божественное чувство нежности заливало душу Дэвида.
Дженни заметила, какое впечатление она производит на Дэвида, и была польщена. А когда тщеславие Дженни бывало удовлетворено, она всегда приходила в самое лучшее настроение и проявляла себя с выгодной стороны. На самом же деле её не очень влекло к Дэвиду. Когда их руки встречались, она не ощущала ответного трепета. Дженни была влюблена в Джо.
Когда-то, вначале, она презирала Джо, его дурные манеры, его грубость, то, что он, по её выражению, «занимался грязным трудом». Однако, как ни странно, именно этими свойствами Джо и покорил её. Дженни была из тех, кого подчиняют запугиванием, где-то в самой глубине её души жило неосознанное преклонение перед грубостью, покорившей её.
