Конн Иггульден - Война роз. Буревестник
Он знал всех присутствующих, кого-то лучше, кого-то хуже. Речь держал человек, называвший себя бароном Стрэйнджем. Томас сел с края на скамью в одном из передних рядов, кивнув соседу, и тут же встретился взглядом с бароном. Некоторое время он просто сидел, слушал и оценивал обстановку в зале. Было душно и жарко, и он опять начал потеть. Людей здесь собралось столько, сколько обычно собиралось в базарный день, и он чувствовал себя неуютно, поскольку терпеть не мог тесноту и давку. Одна из самых больших радостей его жизни заключалась в том, что он имел возможность свободно ходить в одиночестве среди холмов по своей земле.
– Если кто-то располагает более точными сведениями, пусть выйдет и поделится ими, – сказал барон.
Томас поднял глаза, почувствовав, что оратор наконец отвел от него взгляд, и оглядел публику. Барон Стрэйндж опять намазал свои черные волосы маслом, и они блестели, слегка завиваясь на шее, создавая причудливый контраст с загорелым, обветренным лицом. По его внешности невозможно было определить однозначно, принадлежит он к аристократии или нет. Томас видел, как на его шее и плечах вздымался бугор мышц каждый раз, когда он начинал жестикулировать, что свидетельствовало о десятилетиях упражнений с тяжелым мечом. Барон Стрэйндж был силен и довольно высокомерен. Но тем не менее он представлялся Томасу треснувшим колоколом, издающим фальшивые звуки. Он дал себе слово, если они переживут эту передрягу, не пожалеть денег на изучение архивов в Лондоне. Он слышал, что там учредили геральдическую палату, куда стекались документы аристократических родов со всей страны. Это обойдется ему дорого, но Томас очень хотел выяснить, действительно ли Стрэйндж имеет право носить свой титул, или только блефует, тыча им в глаза более достойным людям. Этот титул придавал Стрэйнджу авторитет и обеспечивал влияние среди англичан, живших во Франции. Именно благодаря ему барон сейчас выступал перед собранием, и именно благодаря ему собрание слушало его.
– Обычно, – продолжал Стрэйндж, – я нанимаю людей, которые сообщают мне сведения за небольшие деньги. Теперь же мои люди в Анжу молчат. Последнее, что я слышал, – французский король собственной персоной разъезжает по долине Луары. Все мы видели бесконечный поток выселенных семей, идущих через Мэн! Во всех окрестных городах появились английские чиновники в черных плащах, которые говорят нам, чтобы мы собирали вещи и уезжали. Я говорю вам: наши лорды продали нас.
По залу пробежала волна тревожного гула, и барон поднял руку, призывая к спокойствию.
– Я не думаю, что король Генрих осведомлен об этом. При дворе есть высокопоставленные люди, которые могли заключить сделку и совершить предательство без ведома короля.
Гул в зале усилился, и барон возвысил голос:
– Разве это можно назвать иначе, чем предательством, если английские землевладельцы лишаются своей собственности? Я приобрел права на свои владения на законных основаниях, джентльмены. Я каждый год плачу десятину чиновникам короля. Половина из вас, присутствующих здесь, были солдатами, и ваша собственность досталась вам в награду за службу. Это наша земля, джентльмены! Неужели вы отдадите свою политую потом и кровью землю какому-нибудь паршивому французскому солдату?
В ответ раздался негодующий рев. Томас внимательно огляделся. Стрэйндж прекрасно знал, на каких струнах души следует играть, но истина была несколько сложнее. В действительности вся земля в королевстве – от самого крохотного селения в Англии или Уэльсе до половины Франции – принадлежала королю Генриху. Его графы и бароны управляли огромными территориями и собирали с них налоги, взамен предоставляя в распоряжение короля солдат. Таким образом – пусть эта истина стояла у присутствующих в зале костью в горле, – они были всего лишь вассалами короля.
Томас потер переносицу, прогоняя сонливость. Он не принимал участия в политической жизни Мэна, предпочитая проводить время в своих владениях, и приезжал в город только за покупками. Он слышал о королевских чиновниках, наводнивших города и предупреждавших о грядущем выселении. Как и все остальные, Томас испытывал возмущение в отношении лордов, которые откровенно предавали их. Несколькими неделями ранее из Анжу стали распространяться тревожные слухи, которые теперь находили подтверждение.
– Они могут оказаться здесь к Рождеству, джентльмены, – сказал барон Стрэйндж, когда шум немного утих. – Если действительно ценой перемирия стали Анжу и Мэн, к концу года мы присоединимся к выселенным семьям, запрудившим дороги. – Он громко щелкнул костяшками пальцев, словно хотел схватить кого-то за горло. – Перед нами выбор: либо мы бросаем все, что нажили здесь, и уходим, либо защищаем свою собственность. Лично я буду защищать свою собственность собственными руками. Я…
Оглушительные крики одобрения заглушили его слова.
– На моих полях трудятся шестьдесят восемь семейных мужчин – старые солдаты, которые станут рядом со мной плечом к плечу. К ним присоединятся две дюжины всадников, и у меня имеются деньги для того, чтобы дополнительно послать за людьми в английскую Нормандию. Если мы объединим средства, то сможем нанять еще больше солдат, чтобы отстоять нашу землю.
В зале воцарилась тишина. Очевидно, люди прикидывали, стоит ли жертвовать заработанные тяжелым трудом деньги на дело, которое, возможно, уже проиграно.
Томас поднялся со скамьи, и барон Стрэйндж бросил на него хмурый взгляд.
– Ты хочешь выступить, Вудчерч? Я думал, тебе до нас всех и дела нет.
– Я, как и ты, барон, владею землей и поэтому имею право выступать.
Интересно, подумал он, какова будет реакция барона на известие, что у него на шесть солдат меньше, нежели он думал. Уже не в первый раз за сегодня Томас пожалел о содеянном.
С явным неудовольствием Стрэйндж жестом пригласил его высказаться. Томас вышел вперед и повернулся к публике. Несмотря на всю любовь к одиночеству, он знал большинство из присутствовавших здесь англичан, валлийцев и шотландцев и со многими из них раскланивался.
– Нам нужны факты, – сказал Томас. – За последнюю неделю я слышал больше слухов, чем за прошедший год, и мне нужно знать, соответствуют ли они истине. Если французы начнут наступление на север в этом году, где наша армия, готовая разбить их и отбросить назад? Все разговоры о перемирии пока что ни на чем не основаны. Почему здесь нет Йорка, Глостера или Саффолка? У нас во Франции имеются трое высокопоставленных аристократов, которые могут послать солдат в бой, а о них ни слуху, ни духу. Мы посылали гонцов в Нормандию?
– Я посылал, – ответил за всех Стрэйндж. При воспоминании об этом его лицо исказила гримаса. – И не получил никакого ответа от герцога Йорка. Они бросили нас на произвол судьбы.
Он хотел было продолжить, но Томас заговорил вновь, и раскаты его низкого, звучного голоса гулко прокатились по притихшему залу. Он уже принял решение. Ему претило высказываться в поддержку барона, но у него не было выбора. Земля составляла все его имущество. Если бы он оставил ее, ему с семьей пришлось бы побираться на улицах Портсмута или Лондона.
– Я отправлю моих девочек в Англию, пока мы будем выяснять масштабы грозящей нам опасности. Предлагаю вам сделать то же самое, если ваши семьи еще находятся здесь. У вас имеется достаточно средств для того, чтобы поселить их в гостиницах в Нормандии или Англии. Мы не сможем сохранить ясный ум, если нам придется защищать женщин.
– Стало быть, ты на моей стороне? – спросил барон Стрэйндж. – Несмотря на наши разногласия?
– Господи, барон, я уже собирался просить тебя встать на мою сторону, – ответил Томас с едва заметной улыбкой в уголках губ.
Среди публики раздался смех, и барон покраснел.
– Как бы то ни было, я не брошу свою ферму. Я готов внести свою долю в фонд для найма солдат, но нам нужен хотя бы один офицер-ветеран. Лучше всего было бы заполучить закаленного в битвах лорда, дабы он сделал имя нашему маленькому мятежу.
В зале послышались смешки. Томас окинул взглядом присутствующих и увидел перед собой коренастых земледельцев с красными, натруженными руками.
– Все это будет, если французские солдаты постучат в двери наших домов. О, я видел, как англичане обращают в бегство превосходящие силы французов. В свое время я не раз видел перед собой их спины.
Он сделал паузу и подождал, когда стихнет смех.
– Но мы не сможем удержать нашу землю теми силами, какими сейчас располагаем. Все, что мы можем сделать, – заставить их заплатить за нее.
– Что? – с недоумением спросил барон Стрэйндж. – Ты говоришь о поражении еще до того, как началось сражение?
– Я говорю только то, что вижу, – сказал Томас, пожимая плечами. – Для меня это не имеет значения. Я все равно буду стрелять в них, когда они придут. Я буду сражаться, даже если останусь в одиночестве. У меня нет выбора. Но знаете, до того, как стать фермером, я был лучником, к тому же английским лучником. Мы никогда не бежим потому, что нас меньше.
