Энтони Ричес - Стрелы ярости
В следующее мгновение дверь харчевни отворилась, и в зал ввалился какой-то здоровенный детина. Подняв на него глаза, Руфий воскликнул:
– Ох, помоги мне Коцидий, да это же Медведь! Похоже, он еще не оставил надежду отобрать у меня полдюжины пехотинцев.
Следующее утро выдалось сырым и серым. Мелкий моросящий дождь и порывистый ветер проникли под плащи и доспехи Восьмой центурии еще до того, как последняя Десятая центурия, которой командовал Медведь, заняла свое место на плацу в конце когорты. Фронтиний, не забывая следить за тем, чтобы человек, который в случае чего заменит его на посту примипила, был в курсе происходящего, шел рядом с Пятой центурией Юлия, спускавшейся по крутой дороге к плацу. Офицеры говорили между собой так тихо, что слова не долетали до идущих рядом солдат.
– Ты до сих пор не знаешь, что представляет собой наш новый командир?
Примипил криво усмехнулся.
– Да, примерно так. Он сказал мне только, какие должности занимал раньше, и больше ни слова. Меня бы это не сильно беспокоило, не будь его карьера столь необычной.
Юлий вопросительно посмотрел на него.
– Необычной?
– Люди из класса всадников обычно идут по жизни проторенным путем. По моим расчетам, он был префектом когорты ауксилиев больше десяти лет назад. В то время ему было около двадцати пяти – рановато для первой командной должности. Обычно их отправляют на государственную службу немного пообтесаться и только потом отпускают в армию. Потом он был трибуном в Двенадцатом молниеносном во время войны с квадами. Потом он служил в Пятом македонском легионе, сражаясь с маркоманами. Как мне кажется, пребывание на этом посту закончилось пару лет назад.
– А потом?
– Об этом ничего не известно. А потом он всплывает здесь, и снова в должности префекта ауксилиев. Что-то здесь не так, Юлий. После трибуна он должен был получить продвижение по службе и командовать кавалерийским крылом легиона, как наш старый приятель Лициний, или, на худой конец, выйти в отставку и поступить на гражданскую службу. А вместо этого он возвращается туда, откуда начал. Есть два вопроса относительно нашего нового префекта. Во-первых, почему он был понижен с предыдущей должности до командира пехотной когорты?
Юлий согласно кивнул.
– И второе, чем он занимался последние два года?
– Совершенно верно. Что-то здесь не сходится, и, пока я не получу ответы на эти два вопроса, я не смогу ему полностью доверять.
Юлий согласно кивнул, а потом с невинным видом поинтересовался:
– Слушай, с тех пор как мы вернулись из Арабского городка, к тебе никто не приходил за разрешением жениться?
Лицо примипила оживилось.
– Забавное совпадение: как раз вчера ко мне явился один молодой центурион, способный юноша. Похоже, он встретил хорошую женщину, вдову, но еще молодую, к тому же обладающую некими навыками, которые делают ее очень полезной для нашей когорты. Он говорил убедительно, напирал на то, что через несколько дней мы отправляемся на территорию синеносых, а еще через пару недель, возможно, нас уже не будет в живых. Мы с ним славно поболтали на эту тему.
– И?
Фронтиний повернулся к приятелю. На губах его играла насмешливая улыбка.
– Наши правила? Просто Секст и Юлий, старые друзья, поступившие на службу в один день и сохранившие возможность откровенно говорить друг с другом, не обращая внимания на чины?
Юлий кивнул.
– Так вот, в нормальных условиях я как примипил ответил бы, что это был конфиденциальный разговор и я не вправе разглашать его содержание. Но если по нашим правилам, то я скажу…
Он замолчал, растягивая паузу и глядя на марширующих мимо солдат Десятой центурии.
– Что?
– Не суй свой нос в чужое дело – вот что.
Фронтиний вышел на плац, мрачно улыбаясь дождю и ветру, и приказал центурионам сообщить войскам о том, что им предстоит однодневный переход в Шумную лощину. Марк повернулся к хамианцам, мокнущим под моросящим дождем, и обнаружил, что в отличие от вчерашнего дня оказался единственным объектом их внимания. На него внимательно смотрели сто шестьдесят пар глаз, в которых читалась смесь гнева и страдания. Он помедлил прежде, чем заговорить.
– Доброе утро, Восьмая центурия! – Он замолчал и улыбнулся, заметив их возмущение. – Сегодня Британия предстает во всей своей красе. Думаю, вам будет приятно услышать, что такая погода стоит тут примерно пятую часть года. Надо совершить переход в Шумную лощину, и вы быстро согреетесь, но сначала я хотел бы обсудить с вами вчерашний день. Мы прошли пятнадцать миль в обычном походном ритме, и все благополучно добрались до конца пути, пусть даже некоторым понадобился воодушевляющий пинок.
Он подождал, ожидая, что на каменных лицах проступят ухмылки, но они остались неподвижны.
– На половине пути мы провели учебную атаку, которая, как и ожидалось, закончилась для вас плачевно. Вы подверглись нападению центурии закаленных в сражениях бойцов и были разбиты в пух и прах. Прискорбно. У некоторых из вас остались синяки и ссадины, и у всей центурии стоптаны ноги. Идет дождь, вы замерзли, промокли и желаете мне и моим собратьям-офицерам провалиться на этом месте. Если бы вы могли посмотреть на себя моими глазами, вы бы увидели несчастных людей: кто злится, кто просто горюет о своей участи. И должен вам сказать, что будет только хуже. Сегодня мы идем на войну.
Марк огляделся и увидел, что бо€льшая часть центурий уже направляется обратно в крепость. Кивнув Кадиру, он сделал Восьмой знак следовать за ними.
– Опцион, пусть шевелятся. Затолкни в них завтрак и проследи, чтобы сразу после этого они готовы были двинуться в путь.
Центурия начала взбираться вверх по крутому склону. Марк поравнялся с Кадиром, шедшим в последней шеренге.
– Привет, опцион.
Его помощник чуть кивнул.
– И тебе привет, центурион.
– Как самочувствие людей?
– Ты хочешь говорить начистоту?
– Иначе нет смысла.
– Если начистоту, то они устали, у них стоптаны ноги и они мечтают оказаться где-нибудь подальше от этого ада на земле.
Марк кивнул, вспоминая вчерашний совет Руфия.
– Так я и думал. Чтобы стало легче, они должны пройти через много мучений. Но у меня только два варианта, опцион: заставить их вытерпеть весь этот ад или позволить им поддаваться слабости и унынию. Так что на самом деле выбора нет. Они должны осознать извечную участь пехотинца.
– А именно?
– Что есть кое-что похуже, чем топать по дороге, когда у тебя болят ноги, когда льет дождь и надо пройти еще двадцать миль, прежде чем можно будет разбить лагерь и остановиться на ночлег. Они должны понять, что лучше идти из последних сил, чем остановиться раньше времени и навлечь на себя гораздо худшие беды.
Кадир некоторое время шел в молчании, а потом спросил:
– А известно ли тебе, что, делая из них пехотинцев, ты теряешь лучников? Мы не практиковались в стрельбе вчера, и сегодня переход займет весь день.
Марк помедлил с ответом.
– Если честно, Кадир, я бы учил их тому, чего им не хватает, и считал бы потерю навыков в стрельбе приемлемой ценой.
– Приемлемой для тебя. А для них?
– Я бы сказал, что для них это будет убийственно…
– И это правда.
Марк снова замолчал, осмысливая услышанное.
– Кадир, мои собратья офицеры полагают, что мы должны довести людей до предела, чтобы они собрались с последними силами, иначе они не смогут вовремя подготовиться к тому, что ожидает их на севере. Если все случится именно так, то лучше нам с тобой перерезать им горло прямо сейчас, чтобы не затруднять варваров. Я намерен подготовить людей к маршу на север, на территорию врага, и у нас с тобой должен быть одинаковый подход к их обучению.
Кадир смотрел в сторону. Капли дождя стекали по его шлему.
– Я не хочу опускаться до подобных низостей. Грубое обращение унижает людей. Они не ожидали того, с чем им пришлось столкнуться, и оказались неподготовленными. И тем не менее…
Марк задержал дыхание, пока хамианец молчал, подыскивая слова.
– …тем не менее я понимаю, что нам не выбраться из этого ужасного места. Поэтому я поддержу тебя в использовании подобных методов, если это необходимо для того, чтобы солдаты выжили в предстоящем походе.
Марк с облегчением вздохнул.
– Кадир…
– Я прошу тебя выполнить одно условие. Иначе для этих людей все потеряно, независимо от того, станут ли они такими солдатами, какими ты хочешь их видеть, или нет. Я настаиваю на том, чтобы каждый день ты выделял время, чтобы они могли практиковаться в стрельбе из лука.
Молодой центурион кивнул.
– Я как раз хотел об этом поговорить.
Когорта снова собралась на плацу после завтрака. Все палатки, походные котлы и запасы провизии были уложены на подводы, которые обычно на марше ехали посередине колонны. Когда Восьмая центурия спускалась с холма к плацу, Морбана не было на его обычном месте во главе колонны. Теперь в первой шеренге шагал Антенох, а знаменосец вместе со своим внуком Лупом стоял у ворот крепости, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения.
