Бернард Корнуэлл - Столетняя война
— Что ты делаешь в моей кухне? Убирайся!
Тут она увидела лицо Томаса и осеклась. Если бы раньше кто-то сказал ей, что она пожалеет страшно избитого английского лучника, она бы плюнула этому человеку в глаза. Но теперь...
— Что случилось? — спросила Жанетта дрогнувшим голосом.
— Это сэр Саймон Джекилл, — попытался объяснить Томас.
— Сэр Саймон?
Услышав это имя, из помещения для мытья посуды вышел отец Хобб с большой чашей воды.
— Порочная тварь, полная зла и греха, — проговорил он по-английски и обратился к Жанетте: — У вас есть какая-нибудь тряпка?
— Она не говорит по-английски, — сказал Томас. Его лицо заливала кровь.
— На тебя напал сэр Саймон? — спросила Жанетта. — Почему?
— Потому что я посоветовал рыцарю ошпарить задницу, — ответил Томас и был награжден улыбкой.
— Неплохо, — сказала графиня.
Она не пригласила Томаса остаться на кухне, но и не прогнала его. Жанетта стояла и смотрела, как священник обмывал ему лицо. Потом отец Хобб снял с Томаса рубашку и перевязал грудную клетку.
— Скажи ей, чтоб помогла мне, — сказал отец Хобб.
— Она не опустится до этого, — ответил Томас.
— Печальный и грешный мир, — заключил отец Хобб и добавил: — Теперь не шевелись, Том. Сейчас будет больно, Дьявольски больно.
Он ухватился за перебитый нос, послышался хруст хрящей, и Томас взвыл. Отец Хобб приложил к носу намоченную холодной водой тряпку.
— Держи ее здесь, Том, и все пройдет. Ну, не совсем, но ты привыкнешь. — Качая головой, он сел на пустую бочку из-под соли. — Господи Иисусе, Том, что же с тобой делать?
— Вы уже все сделали, — сказал Томас, — и я вам благодарен. Денек-два, и я буду прыгать, как весенний ягненок.
— Ты и так слишком долго прыгал, Том, — серьезно проговорил отец Хобб.
Жанетта, ни слова не понимая, смотрела на мужчин.
— Бог дал тебе хорошую голову, — продолжал священник, — но ты впустую тратишь свои мозги, Том, впустую.
— Вы хотите, чтобы я стал священником?
Отец Хобб улыбнулся.
— Сомневаюсь, что ты сильно доверяешь церкви, Том. Ты бы мог стать архиепископом, у тебя хватило бы ума и хитрости для этого. Но похоже, тебе куда больше нравится быть солдатом. Однако ты в долгу перед Господом, Том. Помни данное отцу обещание! Ты дал его в церкви, и для твоей души было бы неплохо его сдержать.
Томас рассмеялся и тут же пожалел об этом, поскольку ребра пронзило болью. Он выругался и, извинившись перед Жанеттой, снова обратился к священнику:
— И как же, во имя Господа, мне сдержать свое обещание, святой отец? Я ведь даже не знаю, что за сволочь украла копье.
— Какая сволочь? — спросила Жанетта, уловив только это слово. — Сэр Саймон?
— Он сволочь, — признал Томас, — но не единственная.
И он рассказал про копье, про тот день, когда вся его деревня была перебита, про умирающего отца и про человека, поднявшего флаг с тремя желтыми ястребами на синем фоне. Разбитые губы мешали говорить, он рассказывал медлен' но. А когда закончил, Жанетта пожала плечами.
— Значит, ты хочешь убить этого человека, так?
— Когда-нибудь.
— Он заслуживает смерти, — признала Жанетта.
Удивленный этими словами, Томас посмотрел на нее заплывшими глазами.
— Вы его знаете?
— Его зовут мессир Гийом д'Эвек.
— Что она говорит? — спросил отец Хобб.
— Я его знаю, — мрачно продолжила Жанетта. — В Кане, откуда он родом, его иногда называют рыцарем моря и суши.
— Потому что он сражается и там и там? — догадался Томас.
— Он рыцарь, — сказала Жанетта, — но также и морской грабитель. Пират. У моего отца было шестнадцать кораблей, и Гийом д'Эвек украл три из них.
— Он воевал против вас? — удивился Томас. Жанетта кивнула.
— Он считает, что любой не французский корабль — вражеский. А мы бретонцы.
Томас посмотрел на отца Хобба и беззаботно проговорил:
— Вот видите, святой отец, чтобы сдержать обещание, мне нужно всего лишь сразиться с рыцарем моря и суши.
Отец Хобб не понял, о чем они говорили по-французски, но грустно покачал головой:
— Как ты выполнишь свое обещание, Томас, — это твое дело. Но видит Бог, ты дал обет, а я смотрю, что ты не слишком-то стремишься его исполнить. — Он потрогал деревянный крест, что носил на кожаном ремешке на шее. — А что мне делать с сэром Саймоном?
— Ничего, — ответил Томас.
— Я должен, по крайней мере, сообщить Тотсгему! — убеждал священник.
— Ничего не надо, святой отец, — настаивал Томас. — Пообещайте мне.
Отец Хобб подозрительно посмотрел на него.
— Уж не думаешь ли ты отомстить сам, а?
Томас перекрестился и застонал от боли в ребре.
— Разве наша Мать Церковь не учит нас подставлять другую щеку?
— Да, — с сомнением проговорил отец Хобб, — но она не оправдывает того, что сегодня совершил сэр Саймон.
— Мы развеем его гнев своей кротостью, — смиренно сказал Томас.
Отец Хобб, впечатленный этим проявлением истинного христианства, согласно кивнул.
Жанетта, насколько могла, следила за их разговором и уловила его суть.
— Вы обсуждаете, что сделать с сэром Саймоном? — спросила она Томаса.
— Я убью гада, — по-французски ответил он.
Жанетта поморщилась.
— Хорошая мысль, англичанин. Ты станешь убийцей, и тебя повесят. И тогда, слава Господу, станет двумя англичанами меньше.
— Что она говорит? — спросил отец Хобб.
— Она согласна, что я должен прощать своих врагов, святой отец.
— Добрая женщина, — кивнул отец Хобб.
— Ты действительно хочешь убить его? — холодно спросила Жанетта.
Томас вздрогнул от боли, но все же она была не столь сильной, чтобы он не почувствовал близость Жанетты. С этой женщиной трудно, решил он, но она прелестна, как весна. Подобно остальным стрелкам Скита, Томас таил несбыточные мечты узнать ее получше. А ее интерес давал ему шанс.
— Я убью его, — заверил он графиню, — а убив, верну вам доспехи и меч вашего мужа, госпожа.
Жанетта нахмурилась.
— Ты способен сделать это?
— Если вы поможете.
Она состроила гримасу:
— Каким образом?
И Томас рассказал ей. К его удивлению, Жанетта не ужаснулась и не отвергла эту идею, а согласно кивнула.
— Это действительно может получиться, — чуть помолчав, сказала она. — Это должно сработать.
Так сэр Саймон объединил своих врагов, а Томас нашел союзника.
* * *Жанетту окружали враги. У нее был сын, но все прочие, кого она любила, умерли, а оставшихся она ненавидела. В первую очередь, конечно, англичан, захвативших ее родной город. А также Бела, стряпчего. И шкиперов, обманывавших ее. И чернь, пользовавшуюся присутствием англичан, чтобы не платить оброка. И городских купцов, требовавших уплаты долга — денег, которых у нее не было. Она была графиней, но ее титул ничего не значил. По ночам, размышляя о своем положении, она мечтала встретить великого воина, возможно, с герцогским титулом, который войдет в Ла-Рош-Дерьен и накажет одного за другим всех ее врагов. Она рисовала себе приятные картины, как ее мучители скулят от страха, молят о жалости и не получают прощения. Но приходил рассвет, и никакого герцога не было, враги не проявляли страха, и беды Жанетты оставались все теми же. Пока Томас не пообещал ей убить одного, самого ненавистного врага.
В результате ранним утром после разговора с Томасом Жанетта отправилась в штаб Ричарда Тотсгема. Она пришла пораньше в надежде, что сэр Саймон Джекилл будет еще спать. И хотя было важно, чтобы он знал о цели ее визита, ей не хотелось с ним встречаться. Пусть узнает о ее намерениях от других.
Штаб, как и ее собственный дом, выходил к реке Жоди, и во дворе на берегу, несмотря на ранний час, уже выстроилось с пару десятков просителей, ищущих милости у англичан. Жанетте велели подождать вместе с другими.
— Я графиня Арморика, — надменно заявила она секретарю.
— Вы должны ждать, как остальные, — ответил тот на ломаном французском и сделал еще одну зарубку на высокой жерди, где отсчитывал вязанки стрел, выгруженных с лихтера, который поднялся по реке из глубоководной бухты в Трегье.
Второй лихтер привез бочки с копченой селедкой, и 5Канетту передернуло от рыбного запаха. Английская еда! Селедку даже не выпотрошили перед копчением, и рыба в бочке покрылась желто-зеленой плесенью, но стрелки поедали ее с удовольствием. Жанетта постаралась оказаться подальше от вонючей рыбы и подошла к дюжине горожан, которые пилили на козлах длинные бревна. Один из плотников когда-то трудился на отца Жанетты, хотя обычно был слишком пьян, чтобы удержаться на работе больше нескольких дней. Он был бос, имел горб и заячью губу, хотя, когда был трезв, справлялся с работой не хуже других.