Дорога в 1000 ли - Федотов Станислав Петрович
Такой же наказ дал и сыну – насчёт Ильки.
А командиром на этот раз назначил своего помощника Трофимова. Ему никакого наказа не давал – Прохор и сам хорошо понимал, что к чему.
Выехали в сумерках: впереди Прохор, Иван с Илькой – за ним. Кони шли лёгкой рысью; пыльный просёлок заглатывал перестук копыт, и казалось, что всадники, покачиваясь, плывут над дорогой – то ли в тумане, то ли в остывающем свете.
К станции подступал перелесок – смешанный с соснами березняк, поддержанный снизу кустами жимолости, рябинника и лещины. Очень удачно, можно оставить коней, только успел подумать Прохор, как вдруг послышался шум в зарослях в стороне станции. Казаки спешились, привязали коней к берёзе, там же оставили шашки, чтоб не мешали, и осторожно начали красться сквозь кусты.
Уже через несколько саженей общий шум распался на гортанные крики и смех китайцев, возмущённые вопли нескольких женщин – не меньше двух – вперемешку с их же крутыми матюжинами.
– Сильничать тащат, – забывшись, тонким от волнения голосом воскликнул Илька и получил от Прохора крепкую затрещину.
– Спасать надо! – шепнул Иван подхорунжему.
– Поглядим, – отмахнулся тот.
– Да как же… – возмутился было молодой казак. – Русских же девок волокут!
– А то я не понимаю! – разозлился Прохор. – Однако не зная броду, не суйся в воду. Наше дело – разведка.
– Наше дело – русских защищать! Где бы то ни было!
– Цыц, щенок! – прошипел Трофимов, не переставая красться вперёд, в сторону шума. – Всё дело спортишь!
Ивану ничего не оставалось, кроме как следовать за командиром, стараясь не наступить на сухую ветку или не дай бог споткнуться. Илька шёл в стороне и так тихо, что можно было подумать, будто он остался далеко позади.
Ещё через десяток шагов они вышли к опушке, и тут под мертвенным светом луны их глазам открылась картина настолько безобразная, что Ивана чуть не стошнило, а Трофимов шёпотом выругался.
Солдаты и боксёры – казаки насчитали девять бандитов – приволокли на опушку трёх русских девушек (одна совсем девчонка), начали срывать с них одежду и валить на землю. Девушки отбивались руками и ногами, кричали и ругались, а китайцы хохотали и переталкивали пленниц из рук в руки.
– Чё ж мы ждём?! – надрывным шёпотом спросил Иван. – Вона, их уже валяют!
– Господин подхорунжий, дядька Прохор, – умоляюще добавил Илька, – давай приказ!
– Погодьте, вот штаны спустют, мы их и возьмём в ножи. Сраму не допустим!
Парни притихли, а бандиты уже распределились по трое. Двое держали бьющуюся на земле девушку, а третий готовился к задуманному действию.
– Пошли! – скомандовал Трофимов. – Живых не оставлять!
Казаки вырвались из кустов, как разъярённые быки. Только вместо рогов у них были длинные обоюдоострые кинжалы. С детства приученные к большой охоте – на лосей, кабанов, изюбрей, кому-то доводилось и с медведем схватиться, и с волками, – они ни одного удара не произвели впустую. Били в бока, спины, шеи – из каждой раны хлестала кровь, ни одна жертва крикнуть не успела… Не прошло и минуты, как с насильниками было покончено. Тем, кто еще двигался, царапая землю скрюченными пальцами, перерезали горло.
Девушки вскочили сами, принялись яростно пинать поверженных бандитов. Трофимов остановил их:
– Хватит, девки, хватит! Давайте за руки, за ноги и в кусты их, чтоб не на виду были.
Повторять не пришлось. Трупы утащили поглубже в перелесок, казаки шашками нарубили веток и укрыли захоронку. И только когда вышли к коням, девушки вдруг обратили внимание на свой вид и смутились чуть не до слёз.
– Как же мы, такие срамные, явимся в ваш лагерь? Со стыда сгорим! – сказала старшая.
– Ничё, девки, одежонка найдётся. Главное – живы и не бесчещены, – успокоил Трофимов. – Лучше скажите, много ли китайцев на станции, цела ль железная дорога на Сунгари, есть ли паровозы и вагоны на рельсах? Вы там кем были? Работали аль пришлые? Где остатние русские?
– Ой, скоко сразу вопросов! – замахала руками старшая. – Ну, сначала кто мы такие. Меня зовут Клавдия Кутепова, я работала поварихой в столовой, Василиса Долгих, – Клавдия показала на вторую девушку, – посудомойка. Наши мужья работали на стройке. Их отправили раньше, потому что мастера хорошие. А вот родителей Насти Пичуевой китайцы убили. Она у нас совсем малёхая, всего-то пятнадцать годков. Папаша еёшный был охранником, матушка домохозяйничала…
На словах Клавдии про родителей юная девчушка, на которой из одежды остались всего-то клочья юбки и кофты, закрыла лицо ладонями и зарыдала. Иван обнял её за плечи, она обхватила его руками, прижалась головой к груди и даже застонала. У Ивана дрожь пробежала по всему телу. То ли от сочувствия, то ли ещё от чего-то непонятного. Вспомнились кусты на горе, где они с Цзинь миловались. Он даже головой тряхнул, чтобы выбросить ненужные сейчас воспоминания.
– Их убили-то из-за неё, – продолжила бывшая повариха. – Китайцы на красоту позарились, а отец с матерью заступились. – Она вздохнула. – Много их на станции – и солдат, и боксёров этих страхолюдных. Дорога-то исправная… и паровоз есть, и вагоны… но уж больно много бандитов!
– Лады! – сказал подхорунжий. – На-конь! Остальное доскажете в лагере.
Казаки вскочили в сёдла. Женщин Трофимов и Паршин посадили за спину, а Иван девочку – впереди себя. Она снова обняла его, прижалась, положив голову ему на грудь, и затихла.
Коней опять пустили рысью. Иван правой рукой держал поводья, а левой прижимал Настю к себе, чтобы её меньше трясло, и ему казалось, что он слышит, как бьётся девичье сердечко. Ему было невыносимо жаль это маленькое хрупкое существо, так доверчиво прильнувшее к его груди, перекрещенной ремнями портупеи; он боялся, что пряжки ремней поцарапают нежную кожу её лица, и старался шевелиться как можно реже. И ещё он думал, куда же теперь, после смерти родителей, подастся эта несчастная девочка, и жалел, что им надо идти к неведомому Сунгари, а не к родному Благовещенску, где их семья обязательно приютила бы сироту, где Цзинь и Еленка стали бы её подругами, а одинокая бабушка Татьяна назвала бы Настю своей внучкой…
Утром следующего дня Саяпин и Вагранов собрали на совет представителей всех групп, слившихся в единый караван-отряд. Надо было решить, что делать: брать станцию с боем, чтобы потом двигаться к Сунгари по железной дороге, или обойти, как и прежде, стороной и выйти к мосту уже на последнем разъезде.
Девушки подробно рассказали совету всё, что знали и видели. Паровоз на станции был в рабочем состоянии, вагоны – тоже. Повстанцы разгромили всё оборудование, но транспорт не тронули: по всей видимости, он нужен для каких-то важных целей.
– На Сунгари пойдут, – уверенно заявил Василий Вагранов, и никто не возразил: ясно было, что он прав.
Клавдия Кутепова повторила, что солдат и боксёров на станции очень много, наверное, больше тысячи. Вооружены разными ружьями, копьями, топорами на длинных ручках, мечами и саблями. Ведут себя как бандиты: грабят всё, что попадётся на глаза. Растащили столовскую утварь и запасы продуктов, а когда они с Василисой попытались грабителей урезонить, те схватили их и хотели сразу убить, но кто-то, похоже, офицер, остановил расправу.
– Я немного понимаю по-китайски, – сказала Клавдия. – Он сказал что-то вроде «Дураки! Вечером их можно разыграть». Они давай хохотать. Поржали и заперли нас в сарае. А потом привели и Настю. Она, бедная, чуть ума не лишилась, когда у неё на глазах отца и мать забили палками до смерти.
На несколько минут повисло молчание: после таких слов трудно было возвращаться к деловому разговору. Однако за спиной у каждого представителя были жизни доверившихся им людей, поэтому долго скорбеть было просто непозволительно.
– А какие у нас возможности для нападения на станцию? – спросил инженер, приведший группу русских со станции Аньда. Там так быстро прошла эвакуация, что несколько семей не успели на уходящий поезд.
– Наши возможности невелики, – ответил Фёдор Саяпин. – Мои сорок семь казаков и сто двадцать восемь стражников. Трофейного оружия хватит ещё на полсотни человек. Итого двести двадцать пять бойцов. А вот патронов мало, примерно десяток на ствол. Но у нас есть пулемёт, гранаты и желание поскорей попасть в Сунгари, причём без потерь. Неожиданной атакой можем прогнать весь бандитский сброд…
