KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Историческая проза » Джузеппе Томази ди Лампедуза - Гепард

Джузеппе Томази ди Лампедуза - Гепард

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Джузеппе Томази ди Лампедуза, "Гепард" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Дон Чиччо отвел душу, раскрыв перед князем два свойства своей натуры: сначала — редко встречающееся врожденное благородство, потом — не менее естественный, но куда более распространенный снобизм. Дело в том, что Тумео принадлежал к «зоологическому» виду «пассивных снобов» — виду, подвергающемуся ныне несправедливому поношению. Разумеется, в Сицилии тысяча восемьсот шестидесятого года слова «сноб» еще не знали, но подобно тому, как чахоткой болели до Коха, так и в те далекие времена были люди, для которых подчинение, подражание и особенно боязнь доставить огорчение тем, кто в их представлении стоит на социальной лестнице выше, чем они, являлись главным законом жизни. Сноб — прямая противоположность завистнику. Тогда снобы именовались no-разному их называли «преданными», «любящими», «верными», и они жили счастливой жизнью, потому что даже мимолетной улыбки аристократа было достаточно, чтобы наполнить их день солнцем, а если она сопровождалась еще и столь лестными эпитетами, то понятно, почему снобов, поощряемых этими живительными милостями, прежде было больше, чем теперь. По причине все того же природного снобизма дон Чиччо испугался, не обидел ли он, чего доброго, дона Фабрицио, и спешно стал искать способ прогнать сумрак, омрачивший по его, как ему казалось, вине олимпийское чело князя. Самым подходящим и естественным он посчитал продолжить охоту, что и предложил князю.

Несколько несчастных бекасов и еще один кролик, застигнутые охотниками врасплох во время полуденного отдыха, пали под выстрелами, особенно беспощадными в тот день: как Салина, так и Тумео с удовольствием представляли на месте невинных животных дона Калоджеро Седару Однако ни пальба, ни клочья шерсти, ни перья, которые, сверкая на солнце, разлетались во все стороны, не могли сегодня умиротворить князя: по мере того как приближался час возвращения в Доннафугату, его все более угнетало чувство тревоги, досады и унижения от предстоящего разговора с мэром-плебеем. Что толку, что он мысленно называл убитых бекасов и кролика «доном Калоджеро»? Это нисколько ему не помогло. Но даже приготовившись прглотить пилюлю, он испытывал потребность получить о противнике более полные сведения, иначе говоря, узнать, как отнесутся люди к тому шагу, на который он уже решился. Поэтому дон Чиччо второй раз за этот день был озадачен прямым вопросом:

— Дон Чиччо, а что на самом деле думают в Доннафугате о доне Калоджеро? Вы тут всех знаете, вот и ответьте мне.

По правде говоря, Тумео казалось, что он уже достаточно ясно высказал свое мнение о мэре; но едва он собрался его подтвердить как вспомнил доходившие до него толки про нежные взгляды дона Танкреди, обращенные в Анджелике, и пожалел, что дал волю красноречию, которое могло прийтись не по вкусу князю, тем более что все сказанное соответствовало действительности. Одновременно он в глубине души порадовался, что вовремя укусил себя за палец, не успев сказать ничего плохого об Анджелике, и хотя палец еще побаливал, эта легкая боль действовала сейчас на дона Чиччо как целительный бальзам.

— В конце концов, ваше сиятельство, дон Калоджеро Седара не хуже многих других, кто пошел в гору за последние месяцы.

Скромность похвалы позволила дону Фабрицио проявить настойчивость:

— Видите ли, дон Чиччо, для меня весьма важно знатъ правду о доне Калоджеро и его семье.

— Правда, ваше сиятельство, заключается в том, что дон Калоджеро не только очень богат, но и очень влиятелен и к тому же скуп. Когда дочка была в пансионе, он ел с женой яичницу из одного яйца на двоих, но если надо, он за ценой не постоит. Поскольку каждый истраченный на свете грош попадает в чей-то карман, вышло так, что многие люди зависят теперь от дона Калоджеро. Скупость не мешает ему быть хорошим другом, и хотя за аренду земли он дерет с крестьян втридорога и тем приходится из кожи вон лезть, чтобы с ним расплатиться, месяц назад он одолжил пятьдесят унций Паскуале Трипи, который помог ему во время высадки, причем деньги ссудил без процентов, а это самое великое чудо с той поры, когда святая Розалия спасла Палермо от чумы. Впрочем, он умен как черт. Видели бы вы его весной, ваше сиятельство, когда он, без оглядки на погоду, пешком, верхом, на дрожках всю округу избороздил. И где он бывал, сразу возникали тайные кружки, готовилась почва для тех, кто должен был прийти за ним. Прямо наказание Господне! А ведь это, ваше сиятельство, только начало его карьеры! Через несколько месяцев он будет сидеть в парламенте в Турине, а через несколько лет, когда начнется распродажа церковной собственности, купит за гроши землю в Машиддаро и Марке и станет самым крупным землевладельцем в наших краях. Вот что такое дон Калоджеро, ваше сиятельство. Новые люди — они все такие, к великому сожалению.

Дон Фабрицио вспомнил разговор с падре Пирроне несколько месяцев назад в залитой солнцем обсерватории. Если предсказание иезуита сбывается, почему бы не примкнуть к новому движению, чтобы обратить его на пользу своего класса — хоть в чем-то, хоть для кого-то? Кто сказал, что это ошибочная тактика? Мысль о предстоящем разговоре с доном Калоджеро уже не так пугала.

— А другие члены его семьи? Что они собой представляют?

— Жену дона Калоджеро, ваше сиятельство, вот уже много лет никто, кроме меня, не видел. Она никуда не ходит, разве что в церковь, к первой мессе, в пять утра, когда там никого нет. В такую рань служба без органа идет, но я один раз специально поднялся ни свет ни заря, чтоб на нее посмотреть. Она пришла со служанкой. Я спрятался за исповедальней, оттуда плохо было видно, и если я разглядел донну Бастиану, то лишь потому, что под конец службы в церкви стало душно и она сбросила черный платок Клянусь, ваше сиятельство, она прекрасна, как солнце, и можно понять этого собственника, дона Калоджеро, который старается держать ее подальше от чужих глаз. Но как ни сторожи дом, вести из него рано или поздно просачиваются. Служанки, ясное дело, болтливы, и, судя по всему, донна Бастиана недалеко ушла от животного: читать не умеет, писать не умеет, время на часах определять не научилась, двух слов и то связать не может. Самка похотливая, красавица дремучая, больше ничего, для постели только и годится. Она даже дочку свою не любит.

Дон Чиччо, королевский подопечный и товарищ князя по охоте, весьма гордившийся своими нехитрыми и, по его мнению, безупречными манерами, улыбался, довольный, что нашел способ хоть немного отомстить тому, кто объявил его несуществующим.

— Правда, иначе и быть не могло, — продолжал он. — Знаете, ваше сиятельство, чья дочь донна Бастиана? — Повернувшись, он встал на цыпочки и показал пальцем на далекую горстку домов, которые, казалось, сползли бы с крутого холма, если бы не были пригвождены к нему убогой колокольней, — распятое поселение. — Она дочка вашего арендатора из Рунчи, его звали Пеппе Джунта, но это был до того грязный и мерзкий тип, что никто его иначе как Пеппе Дерьмом не называл. Простите за грубое слово, ваше сиятельство. — Довольный собой, дон Чиччо накручивал на палец ухо Терезины. — Через два года после того, как дон Калоджеро похитил Бастиану, ее папашу нашли мертвым на дороге к Рампинцери с двенадцатью дробинами в спине. Дону Калоджеро и тут повезло: отец Бастианы к тому времени совсем обнаглел, просто покоя от него не было.

Многое из этого дону Фабрицио было известно раньше и бралось им в расчет, но прозвище деда Анджелики он слышал впервые, за ним открывались такие исторические глубины, такие пропасти, в сравнении с которыми дон Калоджеро благоухал, как цветочная клумба. Князь почувствовал, что почва уходит у него из-под ног: сможет ли Танкреди такое проглотить? А он сам? Дон Фабрицио пытался мысленно связать родственными узами себя, князя Салину, дядю жениха, с дедушкой невесты Пеппе Дерьмом, но у него ничего не выходило: таких уз не было и быть не могло. Анджелика была сама по себе — вешний цветок, роза, которой прозвище деда послужило лишь удобрением. «Non olet, — мысленно повторял он, — non olet, впрочем, optime feminam ас contubernium olet»[47].

— Я внимательно выслушал все, что вы рассказали. Но поймите, дон Чиччо, меня не матери плохие интересуют, не деды вонючие, а синьорина Анджелика.

Тайна матримониальных намерений Танкреди, хотя они до недавнего времени и пребывали в зачаточном состоянии, несомненно, открылась бы, если бы ей, к счастью, не удалось замаскироваться. Частые посещения дома мэра и сладострастные улыбки молодого человека не могли остаться незамеченными; тысячи маленьких знаков внимания, которым в большом городе не придали бы значения, выросли до симптомов буйной страсти в глазах доннафугатских пуритан. Особенно взбудоражил всех первый визит Танкреди в дом дона Калоджеро: старички, жарившиеся на солнце, и дравшиеся на мечах мальчишки все видели, все поняли и все рассказали другим; чтобы проверить приворотные возможности дюжины персиков, обратились к опытнейшим колдуньям и книгам толкователей всяких тайн, в первую очередь к Рутилио Бенинказе[48] — Аристотелю для бедных. К счастью, произошло довольно частое у нас явление: истину скрыли сплетни. У всех возник образ распутного Танкреди: дескать, избрал Анджелику очередным предметом вожделения и норовит соблазнить ее, только и всего. Простая, казалось бы, мысль о намерении князя Фальконери жениться на внучке Пеппе Дерьма даже не пришла в головы этим людям, которые тем самым оказали представителям феодальной знати ту же честь, что богохульник оказывает Богу. Отъезд Танкреди положил конец домыслам, и все разговоры прекратились. Мнение Тумео на сей счет совпадало с мнением других жителей Доннафугаты, и потому вопрос князя вызвал у него веселую улыбку, с какой пожилые люди говорят о шалостях молодежи.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*