Ирина Даневская - Битва за Францию
Монтегю был так удивлён происходящим, что безропотно согласился.
* * *
— Я ждал вас, господин Монтегю, — заявил француз, когда они добрались до его дома. — Ждал с того момента, как покинул тюрьму. Но вы, вероятно, были так заняты спасением этого дурака Шале, что забыли о моей скромной персоне. Поэтому я попросил моего друга — графа де Бутвиля прогуляться со мной на городскую площадь, рассчитывая, что найду вас там.
— Да, Лувиньи, давненько мы с тобой не пощипывали кардинальских куриц, — расхохотался Бутвиль. — Приятно вспомнить старые добрые времена.
— Я к вашим услугам, — произнёс Уолтер, досадуя на себя за то, что он позволил французу опередить себя, пригласив на поединок первого бретёра Франции. — Но зачем, чёрт возьми, вам понадобилось убивать своих товарищей?
Французы переглянулись.
— Аккуратнее, милорд, — посоветовал Лувиньи. — Путать честных людей со шпионами Ришелье небезопасно, предупреждаю вас.
— Особенно, когда одного из них зовут Бутвиль, — добавил господин Монморанси, подкручивая ус.
Монтегю, вздохнув, взялся за шпагу. Лувиньи, заметив этот жест, быстро выступил вперёд.
— Сударь, — примирительно произнёс он. — Пока мы не наговорили друг другу лишнего, прочтите это письмо.
И протянул Уолтеру сложенный вчетверо лист бумаги, который тот машинально взял. Взглянув на печать, англичанин остолбенел от неожиданности — это было послание от английской королевы!
— Я осёл, — пробормотал молодой человек, прочитав его. — Вернее, меня сделала дураком женщина, на службе у которой я состою... Итак, вы присоединились к заговорщикам, выполняя приказ Её Величества? — спросил он у Лувиньи.
Француз улыбнулся.
— Да. Шевретта ведь говорила вам, что несколько лет назад я был солдатом гвардии Генриетты Французской?
Уолтер схватился за голову, которая раскалывалась от обилия нахлынувших мыслей.
— Но тогда выходит, — проговорил он, — что, предавая Шале в руки кардинала, вы...
— ...выполнял приказ английской королевы, — любезно объяснил Лувиньи.
— Хорошо. Но, чёрт возьми, чем же несчастный граф так помешал Генриетте?
Уолтеру показалось, что графу де Бутвилю очень хотелось ответить на этот вопрос, но товарищ дёрнул его за рукав, и Франсуа замолчал.
— Я советую вам, милорд, вернуться в Англию, — произнёс Лувиньи. — Вы превосходно подшутили над кардиналом, похитив палача, но у его преосвященства прескверное чувство юмора, и, боюсь, что его ответный ход вряд ли придётся вам по вкусу.
— Вы правы, сударь, — согласился Монтегю. — К тому же королева настойчиво призывает меня в Лондон, и я с радостью ей повинуюсь...
* * *
Следуя доброму совету господина Лувиньи, Уолтер немедленно покинул Нант, желая одного — поскорее добраться до Англии. Негостеприимная французская земля так жгла ему ноги, что он даже не попрощался с госпожой де Шеврёз, уведомив её о своём отъезде письмом. Сделал он это не столько из-за опасения снова попасть в руки Ришелье, сколько опасаясь снова попасть под влияние чар прекрасной герцогини, которая наверняка бы постаралась задержать его во Франции.
Вернувшись в Англию, Монтегю сразу же отправился к королеве. Один взгляд на его расстроенное лицо показал Генриетте, что Уолтеру всё известно.
— Как вы могли так со мной поступить? — тихо спросил молодой человек. — По вашему указанию я поехал во Францию спасать ваших друзей и родственников, а вместо этого еле унёс оттуда ноги.
— Но ведь никто не пострадал, — перебила его королева.
— Никто, — согласился Монтегю. — Если не считать одного молодого человека, окончившего свои дни на эшафоте.
— Он заслужил свою участь! — воскликнула Генриетта. — А вы... Я же приказывала вам бросать все дела и немедленно возвращаться домой? Если здесь кто-то и имеет право жаловаться, то это я. Ведь вы бросили меня на произвол судьбы, на растерзание де Молина и Бэкингему. Представляете, герцог осмелился выслать из Англии епископа Мандского? Ох, Уолтер, я здесь совсем пропадала без ваших советов...
Разумеется, после такого признания молодой человек тут же бросился к ногам Её Величества. Но, получив прощение, он всё же вернулся к неприятному разговору.
— Могу ли я узнать, чем граф де Шале так помешал Вашему Величеству? — поинтересовался он.
Генриетта закусила губу.
— Он убил д'Эгмона, — наконец сказала она.
Некоторое время Уолтер смотрел на неё, не веря своим ушам. Ему казалось невероятным, что можно было своими руками погубить всё предприятие из-за гибели одного, пускай и любимого когда-то человека.
— Вам это сказал де Молина? — резко спросил он.
— С чего вы взяли? — растерялась королева. — Мне о Шале рассказал аббат Фанкан.
— Фанкан? Фанкан! Единственный среди людей Ришелье, который склонял Францию к союзу с немецкими княжествами!
— Да, то же самое мне говорил и Бэкингем, — подтвердила королева.
— Значит, аббат сотрудничал с «Молчаливыми»! Ваше Величество, молю вас, расскажите, что произошло за то время, пока я гонялся за призраками во Франции.
Королева кратко рассказала ему историю своей встречи с Фанканом.
Слушая Генриетту, лицо молодого человека несколько раз то краснело, то бледнело.
— Я очень устал с дороги, мадам, — наконец произнёс Уолтер. — Поэтому прошу разрешения вас покинуть.
— Стойте, — приказала королева. — Скажите, вы думаете, что генерал, сговорившись с аббатом, обманул меня?
У него на языке уже вертелся утвердительный ответ, но, взглянув в сверкающие глаза Генриетты, Уолтер передумал его произносить.
«Покойся с миром, господин д'Эгмон, — подумал он. — Так будет лучше и для Англии, и для её королевы. Чёрт возьми, кто бы мог подумать, что прекрасная возможность избежать войны с Францией будет потеряна из-за тебя!»
Вместо этого Уолтер печально улыбнулся Генриетте.
— Ну что вы, Ваше Величество, — со вздохом ответил он. — Разве у нас есть основания не доверять Великому магистру? А Шале... Надеюсь, это была последняя жертва.
* * *
Монтегю ошибался. Совсем скоро в тюрьме будет отравлен маршал Орнано. Александр Вандом тоже умрёт в Венсенском замке, а его брат Сезар проведёт в темнице четыре года и семь месяцев.
Кардинал Ришелье шёл к власти кровавым путём, но не слишком переживал но этому поводу. В конце концов кровь была незаметна на его красной сутане.
ГЛАВА 16. ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ КОРОЛЕВЫ
Большим заблуждением было бы думать, что коронованные особы чем-то отличаются от простых смертных. Они одинаково и входят в жизнь, и уходят из неё, смеются и плачут, то есть ничто земное им не чуждо. Вот и английская королева радовалась как ребёнок, собираясь на парадную аудиенцию, устроенную в день её рождения. В целом это обещала быть скучная церемония приёма подданных и иностранных послов, но, как и всякая женщина, Её Величество очень любила подарки и могла ожидать, что их будет великое множество.
Сегодня она была ослепительна, заботы не сковали маской надменности её прекрасное лицо, и оно выглядело как никогда беззаботным и весёлым. Генриетта со вздохом оглядела свой парадный туалет — роскошное ярко-красное бархатное платье с золотым шитьём и каскадом золотистых кружев, драгоценное рубиновое ожерелье. Сегодня ей хотелось выглядеть отнюдь не грозной монархиней, а пленять и очаровывать всех и вся, но в такой торжественный день без помпы было никак не обойтись. А ещё и утомительная церемония одевания! Обычно Генриетта обходилась помощью двух-трёх прислужниц, но сегодня этикет предусматривал присутствие полного штата фрейлин, которые словно соревновались друг с дружкой в церемонности и медлительности.
Но в конце концов её мучения закончились, и Генриетта, наотрез отказавшись от тяжёлого головного убора, приказала уложить волосы задорными локонами, перевитыми жемчужными нитками.
Можно было идти получать поздравления. Их оказалось такое множество, что радость от множества больших и маленьких сюрпризов уступила место скрытому раздражению от бесконечного мелькания лиц, драгоценностей, нарядов, а поздравительные речи мало-помалу слились в один однообразный гул.
— Джордж Вилльерс, герцог Бэкингемский! — объявил распорядитель.
Усилием воли Генриетта стряхнула оцепенение и заставила себя приветливо улыбнуться министру.
Бэкингем был как всегда великолепен. Придворные щёголи, как обычно, принялись обсуждать модные детали его туалета, дамы — призывно улыбаться, а герцог, не обращая внимания ни на тех, ни на других, склонился в грациозном поклоне перед королевой.
