ЖАК ДЮКЛО - На штурм неба. Парижская коммуна – предвестница нового мирового порядка.
Реакционеров охватил страх. Но вскоре силы «порядка» вернулись еще в большем числе, и на другой день, 27 марта, они рассеяли толпу и заняли мэрию. Это был конец Коммуны в Крезо.
Марсель
Энтузиазм народа в связи с провозглашением Коммуны в Лионе, Сент-Этьенне и Крезо был не очень велик; коммунарам не удалось увлечь за собой широкие массы и организовать их, а поэтому их быстро разбили. В Марселе же движение за Коммуну приняло более бурный и более боевой характер.
Но для того, чтобы лучше представить себе условия, в которых возникла Коммуна в Марселе, необходимо напомнить, что произошло в этом городе после капитуляции при Седане и падения Второй империи.
В Марселе существовала сильная секция Интернационала. 4 сентября тут была провозглашена революционная Коммуна. Состоялась мощная народная манифестация, участники которой разбивали на своем пути статуи Наполеона III и эмблемы империи. Войска братались с манифестантами под звуки «Марсельезы» и «Походной песни».
В два часа дня народные массы ворвались в ратушу, где заседал муниципальный совет. Манифестанты водрузили красное знамя над мэрией. Тут же был создан Комитет общественного спасения, а также Департаментская административная комиссия. На место префекта- бонапартиста был назначен временный префект. Чиновники империи были арестованы. Генерал Орель де Паладин, командовавший вооруженными силами департамента, был смещен.
Но Комитет общественного спасения не мог оправдать ожиданий народных масс из-за своего социального состава: буржуазные элементы, вошедшие в комитет, препятствовали принятию решительных мер. То же было и в Департаментской административной комиссии.
Создание реакционного правительства во главе с Тьером вызвало возмущение марсельского населения. Известия о революции 18 марта в Париже произвели огромное впечатление на жителей города, нервы которых были напряжены до крайности.
22 марта известия о событиях, происшедших в Париже, подтвердились. Тотчас же трудящиеся и республиканцы заполнили клубы; они жаждали действий и ждали лишь указаний.
Выступая в Клубе национальной гвардии, Гастон Кремьё обрушился на версальцев, но в то же время проявил некоторую сдержанность в оценке Центрального комитета национальной гвардии, составленного, как он сказал, из людей неизвестных. Таким образом, он привел один из аргументов, использовавшихся в Париже врагами Коммуны.
Но затем, отказавшись от своей первоначальной сдержанности, Гастон Кремьё занял весьма четкую позицию, заявив:
«Версальское правительство подняло свой костыль против того, что оно называет парижским мятежом, но костыль раскололся в его руках, и из этого родилась Коммуна… Поклянемся же, что будем едины в защите парижского правительства, единственного, которое мы признаем».
Это было сказано ясно и вызвало злобу марсельских реакционеров. Префект адмирал Конье, посоветовавшись с мэром, с прокурором республики и с генералом Эспиваном де ла Вильбуане, отдал приказ мэру и полковнику, командовавшему национальной гвардией, подготовить на завтра манифестацию национальной гвардии в поддержку Версаля.
Но население Марселя было начеку. 23 марта, в 7 часов утра, народные батальоны национальной гвардии ударили сбор, и в 10 часов они уже выстроились на проспекте Шапитр; в то же время артиллерия национальной гвардии была размещена на улице Сен-Луи. В 12 часов дня национальные гвардейцы, франтиреры и солдаты различных родов войск сосредоточились на проспекте Бельзенс. «Да здравствует Париж!» – кричали солдаты прибывших батальонов Бель-де-Мэ и Андума [97]. А пресловутые батальоны «порядка», которые должны были устроить манифестацию в поддержку Тьера, отсутствовали.
Страх охватил муниципальный совет при виде этой демонстрации мощи народного движения. Он тотчас же отказался от манифестации в поддержку Версаля, которой требовал адмирал-префект, и опубликовал республиканскую прокламацию. Со своей стороны Клуб национальной гвардии присоединился к муниципальному совету и потребовал возвращения Национального собрания в Париж, а также удаления с государственной службы всех сообщников империи.
«Да здравствует Париж!» – кричали народные батальоны, в нетерпении топтавшиеся на месте. В конце концов они двинулись с барабанным боем по направлению к префектуре. Делегаты Клуба национальной гвардии продолжали еще вести переговоры, как вдруг раздался выстрел. Тогда толпа ринулась вперед, арестовала префекта, двух его секретарей и одного генерала.
На балкон префектуры выходит Гастон Кремьё. Он говорит о правах Парижа и призывает к сохранению порядка. Но по требованию масс он отправляет две колонны на металлургические заводы и на верфь Манпанти, чтобы раздобыть там ружья.
Тут же была создана комиссия из шести человек, в основном из рабочих; в нее вошел и Гастон Кремьё. Комиссия объявила, что она берет всю власть в свои руки, и, желая усилить свой представительный характер и расширить сферу своего влияния, предложила муниципальному совету и Клубу национальной гвардии выделить в ее состав по три делегата.
После того как войска покинули Марсель и отступили в Обань, великий средиземноморский город оказался в руках народа. Департаментская комиссия, к которой присоединились делегаты от муниципального совета и от радикального клуба, казалась пролетарским элементам слишком умеренной. Они требовали, чтобы Марсельская Коммуна также избрала своей эмблемой красное знамя, против чего возражал, в частности, делегат радикального клуба некий Буше. Вечером 24 марта он даже подал в отставку и отказался от этого шага лишь по настоянию Гастона Кремьё.
В городе знали об этих внутренних раздорах. И если Департаментская комиссия заявила 25 марта, что «полнейшее согласие царит между нею и муниципальным советом», то этот последний объявил себя единственно существующей властью. Это, конечно, не могло не породить политической сумятицы, выгодной для реакционеров.
Тем временем генерал Эспиван де ла Вильбуане использовал тактику отхода, которую Тьер применил в отношении Парижа. Он эвакуировал в Обань все административные учреждения и государственные кассы департаментского центра, чтобы поставить Марсельскую Коммуну в безвыходное положение.
26 марта влияние Марсельской Коммуны не возросло ни на йоту. Никто не восставал против нее, но никто и не присоединялся к ней; она оставалась совершенно изолированной в департаменте. Почти все мэры департамента Буш-дю-Рои отказывались распространять прокламации Марсельской Коммуны. Попытка организовать манифестацию с красным знаменем, предпринятая в Арле, потерпела неудачу.
Первоначальный энтузиазм народа сменился равнодушием, несмотря на прибытие делегатов из Парижа во главе с Амуру. Разрыв с радикалами завершился. Департаментская комиссия, понимая, что ее изолированность возрастает с каждым днем, не проявила, однако, должной энергии и не приняла тех мер, каких требовала оборона города.
Марсельская Коммуна вела себя так, как если бы братание солдат с народом могло считаться делом решенным. А между тем оно возможно лишь в определенных условиях и преимущественно тогда, когда народные массы действуют сплоченно и смело. К сожалению, в тот момент в Марселе не наблюдалось уже этих условий.
Муниципальный совет, боровшийся против Департаментской комиссии с помощью прокламаций, укрылся на каком-то судне и очистил таким образом поле действий для репрессий, подготавливавшихся генералом Эспиваном де ла Вильбуане в Обани.
Утром 3 апреля генерал, не перестававший поддерживать связь с командирами реакционных батальонов национальной гвардии, предупредил их, чтобы они были наготове. 4-го он начал наступление против Марселя. Департаментская комиссия смогла противопоставить ему только несколько сот человек, которые сражались геройски.
Подвергшись бомбардировке с высот Нотр-Дам-де-ла- Гард и одновременно из форта Сен-Никола, префектура пала. Начались репрессии. Было убито примерно 150 человек и около 500 арестовано. Арестован был и Гастон Кремьё, которого впоследствии расстреляли [98].
На следующий день, 5 апреля, генерал Эспиван де ла Вильбуане вступил в Марсель под приветственные возгласы реакционеров и свист людей из народа, а спустя еще день в город возвратился и муниципальный совет, первой мерой которого было разоружение национальной гвардии;
Это новое поражение еще более увеличило изолированность Парижа.
Тулуза
В Тулузе многие рабочие состояли в рядах национальной гвардии. Уже 19 марта смена ее караулов проходила при возгласах: «Да здравствует Париж!» Префект Дюпорталь, изгнанный в свое время, в 1851 году, из Франции [99], был человеком с довольно твердыми республиканскими убеждениями. Клубы, заставившие офицеров национальной гвардии дать клятву защищать республику, потребовали у Дюпорталя патронов.
