Юлиан Семенов - Непримиримость
— А кого в охранке знали из эсеровских лидеров?
— Всех. Думаю, всех наиболее заметных…
— По памяти можете перечислить?
— Попробую Чернов, Гоц, Авксентьев, Зензинов, Савинков, Дора Бриллиант.
— А еще?
— Стеблов, Аргунов, Мякотин.
— А еще?
— Больше не помню.
— Попробуйте вспомнить
— Нет, положительно в ум другие имена никак не идут…
— А Евгений Филиппович Азеф? — спросил Рыдз, отхлебывая кофе из тяжелой чашки — Эта фамилия проходила в документах?
— Азеф? Которого Бакай и Бурцев обвиняли в провокации?
— Не знаю. Видимо.
— Нет, Азеф в материалах не проходил. Я достаточно много работал по эсерам, переработал много бумаг о ЦК, но эта фамилия в документах охраны не проходила.
Рыдз мягко улыбнулся.
— Анджей, пожалуйста, не употребляйте в разговоре со мной слово «охрана». В этом застенке изнасиловали мою сестру… И она сошла с ума. А когда ее вылечили, повесилась… Будучи беременной… Для меня нет понятия «охрана». Только «охранка». И никак иначе. Ладно!?
— Конечно, конечно, — ответил Турчанинов, ощутив тягостное неудобство.
— Не сердитесь, если я был резок, хорошо?
— Да разве это можно назвать резкостью? — Турчанинов пожал плечами. — Вы сказали вполне по-европейски. Я исповедую именно такую манеру разговора: с самого начала определить все своими именами, тогда легко иметь дело с собеседником, ничего недосказанного.
— Спасибо, Анджей… Теперь мне бы хотелось передать вам еще одну просьбу Юзефа… Не сочли бы вы возможным посетить Бурцева?
— Это нужно для вашей партии? Или для Юзефа лично?
Рыдз закурил.
— Неразделимые понятия.
— Конечно, готов… Хотя в отличие от Меньшикова и Бакая я оказывал такую помощь Юзефу… вашей партии, которая по законам империи подлежит суду… Скорее всего военному. Я ведь преступил присягу, так что охран… охранка, включив меня в розыскные листы, вполне может потребовать моей выдачи и у французской полиции, если узнает о моих контактах с Бурцевым.
— Я встречусь с Бурцевым и объясню ему вашу ситуацию. Думаю, он отнесется к вашему особому положению с пониманием.
— Да, такой визит был бы весьма уместен.
— Хотя, — Рыдз снова улыбнулся своей мягкой, женственной улыбкой, — я тоже в розыскных листах, ушел из-под виселицы…
— Тогда не надо! Ни в коем случае, — воспротивился Турчанинов. — Я все устрою сам, спишусь с ним, договорюсь о встрече на нейтральной почве, вам рисковать нельзя.
— Спасибо, Анджей, это так трогательно. Тем не менее сейчас я отвечаю за вашу безопасность, а не наоборот… Давайте увидимся здесь же, завтра, в девять. Вас это время устроит?
— В десять. Я сдаю свой пост в девять… Я теперь служу ночным портье, смена кончается не ранее девяти пятнадцати… Пока все передашь сменщикам, то да се…
— Денег на жизнь хватает?
— Вполне, благодарю.
— А на ветчину? — Рыдз снова улыбнулся. — Юзеф уполномочил меня передать вам некоторую сумму… Лицо Турчанинова замерло.
— Видите ли, я какой-никакой, но русский дворянин… Я не умею принимать вспомоществование от кого бы то ни было. Так что просил бы вас более к сему предмету не возвращаться. Завтра в десять здесь же, честь имею.
— Минуту, — остановил его Рыдз. — Вы напрасно сердитесь, Анджей. В нашем обществе взаимная выручка не считается обидной. Мы живем несколько иными, скажем так, нравственными категориями. Они основаны на абсолютном доверии друг к другу… Вам, возможно, понадобятся деньги для работы… Для нашей работы. Вот в чем дело. И это не есть какая-то подачка… Или тем более оплата услуги… Рациональная оценка сложившейся ситуации, всего лишь. Ваше бывшее звание в охранке ротмистр?
— Точно так.
— Никаких документов, удостоверяющих вашу личность, не сохранилось?
— Все сохранилось, как же иначе… Иначе на острове Сен Луи* не дадут продления вида на жительство.
— Но вы здесь обосновались не под своим именем?
— Конечно. У меня вполне надежный паспорт, — Турчанинов усмехнулся, — выкраден из охран охранки.
— До завтра, ладно?
Турчанинов не удержался, шутливо передразнил Рыдза.
— «Вадно». Поляка сразу можно определить по вполне французским буквам — "в" и "л".
Рыдз рассмеялся.
— До встречи, Анджей.
2
Квартира Владимира Львовича Бурцева, которую он снимал на Ваграме, являла собою Румянцевскую библиотеку в миниатюре стены трех комнат, широкого коридора, даже кухни были заставлены самодельными стеллажами, набитыми книгами, журналами, большими папками с газетными вырезками, бюллетенями заседаний Государственной думы, выпусками правительственных вестников; запах кофе был постоянным; Бурцев варил его по-студенчески, на спиртовке; пил из крохотной чашки, всего на два глотка, длинные зубы от постоянного курения и крепчайшего кофе были желты, подшучивал над собою «Вроде старого коня — не заметил, как жизнь просквозила».
Рыдза признал сразу же, но, однако, настоящим именем называть не стал, осведомился, как следует обращаться; выслушав ответ— «Мацей», удовлетворенно кивнул и, пригласив устраиваться в кабинете где свободного пространства почти не было, оттого что кипы новых не проработанных еще газет валялись на полу, между скрипучими разностильными стульями, отправился готовить кофе.
Вернувшись со своей крохотной чашечкой и стаканом для Рыдза осведомился:
— Чем могу служить?
— Владимир Львович мы получили данные, которые бы хотелось перепроверить. Один наш товарищ видел как глава боевки социалистов-революционеров садился в экипаж некоего полицейского чина носящего цивильную форму.
— Это вы про Азефа?
— Да.
— Ну и что?
Рыдз опешил.
— То есть как?
— А так, — хохотнул Бурцев. — Для меня совершенно ясно что Азеф — провокатор. И я про это как вам, по-видимому известно, неоднократно заявлял. Но ведь ЦК постоянно берет его под защиту.
— Чем вы это можете объяснить?
Бурцев разбросал руки, словно драчливый петух крылья.
— А вы?
— Партия переживает кризис, — ответил Рыдз убежденно. — Мы об этом писали неоднократно.
— Я, как бывший эсер слушаю это с болью, но увы Ленин тут прав, — вздохнул Бурцев, — именно кризис.
— Мне тоже это больно слышать Владимир Львович. Я имею множество друзей эсеров, честнейшие люди огромного личного мужества и чести.
— Да уж этого не занимать.
— Однако. Владимир Львович, товарищ, получившии информацию об Азефе крайне щепетилен в вопросе обвинения кого бы тот ни было, да тем более в провокации. Этот товарищ просит вас встретиться с человеком который бежал из охранки после того, как оказал нам реальную помощь. Вполне серьезную. Он в розыскных листах ему грозит военно-полевой суд. Если французы выдадут его Петербургу надо ждать еще одного обвинительного приговора. Мы можем надеяться, что использование вами этого человека не нанесет ему ущерба?
— Хотите чтобы я встретился с анонимом?
— Да.
— Как правило я работаю с теми, кто принимает на себя ответственность товарищ Рыдз.
— Этот человек возможно еще пригодится нам для борьбы. Мы стараемся оберечь его от провала.
— Проверяли его? Надежен?
Рыдз ответил вопросом.
— А вы Меньшикова с Бакаем проверяли? Надежны?
— Да.
— Двойной игры с их стороны быть не может?
— Нет. Ведь именно они помогли мне разоблачить провокатора Зинаиду Жуженко.
— Адъютанта «Казбека»?
— Да.
— «Казбек» — это Сладкопевцев?
— Он же в борьбе. Я не вправе открывать псевдонимы тех, кто продолжает бой с самодержавием.
— Простите.
Бурцев начал ловко лавировать между кипами газет по-петушиному забросив руки за голову чудом сидевшую на тоненькой шее остановился перед Рыдзом нагнулся к нему спросил:
— Ну хорошо допустим я встретился с вашим человеком анонимно. Он дал мне новую информацию, которая понудит ЦК социалистов-революционеров хоть как-то откликнуться на новые улики. Но ведь тогда Чернов с Савинковым неминуемо потребуют встречи с моим с вашим свидетелем. Как быть?
— Давайте начнем а? За это время я снесусь с моими товарищами.
— Что ж попробуем.
— У меня кстати есть внешний портрет того полицейского чина который встречался с Азефом. Это была не случайная встреча он его в извозчике ждал в экипаже.
— Послушаем, — откликнулся Бурцев. — Давайте-ка портрет.
— Глаза стальные с прищуром веки припухлые усы чуть правленные вниз, нос прямой лоб высокий выражение лица сосредоточенное особых примет нет крепкого телосложения, довольно широкоплеч рост высокий по здешним меркам под метр восемьдесят пять, с аршинами я путаюсь.
— Хм. После девятьсот пятого года новые начальники департамента и охраны не очень-то позволяют печатать свои фотографические портреты. На Виссарионова не похож на Комиссарова тоже.
