Валерий Мухачев - Сын предателя
-Да, вроде, полегчало. Поесть бы что-нибудь перед смертью, - криво улыбнулся Фёдор.
-Ну, со смертью мы решили повременить. Но и доверять тебе, думаем, опасно. И рядом с полицаем тоже как-то вредно для дела. Если ты, действительно, младший лейтенант, зачем фокусами занялся?
-Так была встреча до вас с группой во главе с капитаном, тот без документа мог и пристрелить сразу. Вот и пошло. А документ украл староста деревни, в которой мне лекарь руку сломанную лечил.
-А рука действует?
-Да чудно как-то срослась, стрелять - что пули за-зря переводить.
Фёдор оголил руку. Командир вздохнул неопределённо, сказал:
-Нет у нас врача да ещё хирурга. Здесь же профессор какой-нибудь требуется. А кто склеивал-то?
-Деревенский лекарь.
-Ладно, живи! На что-нибудь сгодишься. А поесть, это можно.
В этот момент раздался выстрел. Фёдор вздрогнул, партизаны бросились к выходу из землянки. Командир остановил их окриком:
-Куда? Полицая я приказал расстрелять. У нас тюремных камер здесь нет и самим того, что есть, не хватает.
Только сейчас Фёдор осознал, какую опасность избежал. Жестокость войны продолжалась уже четыре месяца, а привыкнуть к ней не было сил. И мужик-то этот Чернявый незлобный был, при других обстоятельствах и в полицаи бы не пошёл. Да и не похож он был на душегуба, а вот и в героя превратиться не случилось. Даже права на другой вид наказания не получил. Просто пуля в грудь и конец.
Одна из женщин, назначенная поваром, покосилась на него, помня, что Фёдор был рядом с полицаем в яме и небрежно положила на лоскут старой газеты кусок хлеба и стакан воды.
-Завтра жрать будешь, супостат! Я бы тебя тоже пристрелила! И чего это начальник возится с такими, не пойму?
Фёдор промолчал, аккуратно пережёвывал хлеб, запивая водой.
-Товарищ лейтенант, идите сюда! - позвал его голос, явно, Андрея. У Фёдора на душе стало теплее. Он пристроился рядом с солдатом, и тот зашептал ему доверительно на ухо:
-Представляете, спросил меня командир ихний, что вы за человек. Я только рассказал про наши похождения, а он сразу приказал вас из ямы-то к нему в землянку привести. Я уж и сам струхнул за стрельбу свою из автомата.
-Выходит, ты - мой спаситель, - сказал Фёдор, не сильно пожав плохо сросшейся рукой руку Андрея.
Следующий день много изменений не принёс. Продолжали строить землянку, пилили деревья, рубили сруб, собирали мох и ломали лапник. Простые партизанские будни продолжались, пока не обустроились полностью. Боевая часть партизан занималась разведкой, добывала провиант. Скоро и случай добыть оружие представился. Партизаны подкараулили одиночный грузовик, в котором были и автоматы и патроны. С большой радостью было встречено немалое количество консервов, вина и прочей снеди. Немецкие надписи никого не смущали.
Конец октября принёс новые заботы. Стал выпадать снег, и следы партизанских вылазок стали выдавать местонахождение базы. И хотя немцы боялись углубляться в лес, они стали выставлять кордоны на ожидаемых выходах партизан из леса. Требовалось увеличить количество бойцов в отряде. Это можно было достичь только соединением малых отрядов в одно целое. Наладили по рации связь с другим партизанским отрядом. Расстояние по карте вычислили - разделяли два отряда двести километров. Были, наверно, отряды или группы небольшие и ближе, но связи не было.
Командир отряда для связи решил послать трёх партизан, один из которых знал немецкий язык. Пробираться сквозь район, напичканный немцами, командир придумал сложным способом. С одной стороны это выглядело немного наивно, но едва ли был другой вариант более безопасный. Рассчитав по карте маршрут, в котором никак нельзя было обойти два населённых пункта, решили нарядить трёх партизан в форму полицаев. Фёдора и Андрея решили выставить в виде арестованных партизан и так пройти оба населённых пункта. Если были там немцы, вариант менялся по ходу. Если их не было, три полицая вели под конвоем двух партизан.
Это должно было не насторожить местных полицаев, если они там были. Командир подозвал Фёдора и Андрея, которые всё время держались вместе.
-Пойдёте с группой. План у меня простой. Не везде удастся пройти незаметно, может быть и открыто, через деревню или село. Будете изображать пленных партизан.
Командир пытливо заглядывал им в глаза, скорее даже сверлил и продолжал:
-Ребята вас будут сопровождать надёжные, охранять будут добросовестно. Желаю благополучного возвращения!
Фёдору показалось, что он по-прежнему не нравился командиру. Удивляло только, что и Андрей не мог похвалиться доверием. Личный документ у Фёдора командир забрал, обещая вернуть по возвращении.
Отправились на заре, решив идти по три часа до рассвета по тропам, а днём через лесные массивы. Скорость продвижения группы обещала понизиться до предела, и двести километров могли стать недостижимой мечтой. Три бойца держались обособленно, немецкие автоматы держали постоянно на боевом взводе и шагали позади Фёдора и Андрея.
Сам факт, что командир им обоим не позволил иметь какое-нибудь оружие, вызывало у Фёдора неприятное предчувствие. Было постоянное ощущение, что пуля из немецкого автомата могла попасть в грудь со стороны врага и в спину от идущей позади троицы. Сам по себе план командира должен был помочь в случае встречи с фашистами. Но сам факт, что Фёдор и Андрей исполняли роль партизан, захваченных в плен, мало их радовал. Прошли они, таким образом, один населённый пункт, легко снабдившись продуктами, но дальше нервы обоих безоружных дали сбой.
Андрей первым стал шёпотом договариваться о побеге. Оба не забыли, как легко заработали у командира отряда смерть два полицая. Они ведь тоже в отряд попали неизвестно откуда. А когда в отряде так легко решается вопрос о жизни и смерти, не лучше ли поискать другой отряд с другим командованием!
У Фёдора созрел план исчезновения, когда они приблизились к селу, в котором была пристроена в дом деда Надя. Это был вариант рискованный, так как деда могли за это время убить, а Надю отправить работать в Германию. Ночью, когда бодрствующий партизан стал клевать носом, они отползли в сторону и растворились во мраке.
глава 25
-Ты меня поцеловал? - изумилась Марина, - Чудно как-то!
-Почему? - спросил Николай, синея от голубизны глаз намалёванной школьницы.
-Так меня ж никто не целует, сразу на кровать валят!
-Как это - на кровать? - не понял Николай. - А если кровати нет?
-Так на траву! Один раз попался такой энергичный, прямо в крапиву нырнули! - Марина так заливисто рассмеялась, что у Николая даже отголосков ревности не проявилось. Он понимал, конечно, что девица эта весьма лёгкого поведения, но в двадцать один год ему, не знавшему женщин, едва ли необходима была целомудренная подруга.
Хотелось вот так, легко и просто завоевать красавицу. О траве и крапиве в голову ему не приходило, потому что звериного азарта он не испытывал, но в гости в свой дом он Марину пригласил. Она охотно согласилась. Мать его, Прасковья, улетела на курорт в Кисловодск, дядя Лёша отбыл на время к старшему сыну, у которого жена не была мегерой и охотно ухаживала за стариком.
В доме особого уюта не было, но суп, приготовленный Николаем, Марине понравился. После чая она потянулась на шатающемся стуле и спросила:
-А я могу остаться ночевать?
Её глаза во время улыбки стали такими голубыми, что Николая затрясло сверху донизу каким-то незнакомым возбуждением, и он дрожащим голосом промямлил:
-Конечно!
Он бесхитростно постелил ей на одной кровати, себе на другой, закрыл шторки на окнах, за которыми стало темнеть, и они полезли каждый в свою кровать. Николай лежал, боясь громко дышать. Ощущение, что он делает что-то не так, не покидало его. Марина вывела его из состояния оцепенения, сказав короткую фразу:
-Ну иди же сюда!
О. как запела его душа! Он слетел со своей кровати коршуном, вонзил ноги под согретое одеяло и снова замер, ощущая рядом шелковистую кожу руки, потом ноги, потом груди и,наконец, губы Марины.
-Ты не снял трусы! - засмеялась она. - И мои тоже!
Ему это было так незнакомо, но её помощь пришла во-время, и всё получилось как нельзя лучше. Спустя минуту Марина попросила таз с водой и пока занималась гигиеной, смотрела на его тощее тело, ставшее в сумраке комнаты ещё более убогим.
-Какой ты худой! - чуть не плача проговорила она. Ему стало не по себе. Чувство, готовое перерасти в любовь, стало гаснуть даже не от того, что она сказала, а при мысли, что такого, каким он был в этот момент, может Марина не любить, а только жалеть. А это было для него не одно и то же.
Утром Марина сказала, что ей негде жить, и она была бы согласна остаться жить с ним. Для Николая такой вариант грозил осложнением, в отношениях с матерью. Ведь Марина видела в эту ночь пустую комнату. А в ней жили мать, дядя Лёша, он...О, нет! Он проклинал своё тело, свою внешность, с которой трудно рассчитывать на любовь той же Зины. Зина вдруг явственно нарисовалась в его воображении, встала рядом с Мариной. И ни голубизна глаз, ни шелковистость кожи Марины не смогли преодолеть шедевр - зелёные глаза Зины.
