Виктор Карпенко - «Вставайте, братья русские!» Быть или не быть
— Один хан Бату знает, — хитро усмехнулся чиновник, — и беглярибек[7]. Дай подарков ему, потом старшей жене Бату-хана, потом любимой жене Бату-хана и еще кое-кому. Я потом скажу… а то долго ждать придется. Бывало, что от весны до весны ждали…
— Чего же ты раньше не сказал? — возмутился Александр.
— Ты не спрашивал. Теперь ты спросил. Я ответил, — рассмеялся чиновник, довольный собой.
Так же как и в Сарае, в ставке жило много народов, огромный базар, только вместо домов здесь повсюду были круглые кибитки из войлока, поставленные на колеса из плетеных прутьев. Размер кибиток тоже определялся по достатку. Этот кибиточный лагерь простирался на десятки верст и двигался вслед за ордой — центром поселения, где стоял ханский двор.
Александр поступил так, как его научил прикрепленный к посольству ханский чиновник: завалил подарками смотрителя ханского двора. Подарки сделали свое дело: не прошло и двух недель, как беглярибек пригласил князя на ханский двор. Его поставили перед дорожкой очищения. Справа и слева от нее горели костры, ближе к входу в шатер стояли какие-то тряпичные куклы. Александр, склонив голову, в глубокой задумчивости замер у ее начала.
Неоднократно к нему подходили ханские сановники, наставляли его, как идти и где кланяться, но князь не тронулся с места. Когда хану доложили о непокорстве новгородского князя, Батый рассмеялся:
— Хитрый урус! Князь и не идет по пути назначенному, и не отказывается по нему следовать. Не ждать же мне его вечно. Ведите князя Невского через западный вход.
В шатер вошел высокий широкоплечий русоволосый молодец в темно-синей парчи кафтане. Увидев сидящего на троне хана Батыя, он четырежды, как это делали монголы, пал на колени. Не поднимая головы, Александр пророкотал:
— Тебе кланяюсь, царь Батый, ибо Бог почтил тебя царством. Твоим же идолам кланяться не могу. Поклоняюсь одному Богу. Ему служу и его чту.
Хан развеселился, глядя, как нескладно падает ниц этот громадный русский князь, как он неспешно поднимается, без суеты, степенно, словно делает тяжелую, но необходимую работу. А голос Александра его потряс. Хан благосклонно разрешил подняться князю с колен. Когда же внесли в шатер подарки, а это три бочки золота, двенадцать мешков серебра, гора украшений для двадцати шести ханских жен, Батый проникся уважением к русскому князю.
— Говорили мне, что князь Невский всем хорош и нет его лучше на Руси. А теперь сам вижу: правду гласит народная молва. Иди ко мне на службу, князь. У меня много темников из подвластного мне народа. Будешь богато жить, сладко пить, есть, у тебя будет много жен, красивых наложниц.
Князь уже по-русски отдал поясной поклон и спокойно ответил:
— Благодарю тебя, великий хан, что не обошел меня своей милостью. Но я — князь новгородский, и быть темником не пристало мне. Я водил войско и поболее. А служить тебе не могу: у тебя свой Бог, у меня свой. Ему и служу.
Подивившись мудрости молодого новгородского князя, хан спросил:
— Чего просишь, князь Александр?
— Великий хан. Я — старший в роду. И по старшинству должен править землей владимирской.
— Тебе мало земли новгородской? Земля богата, — кивнул хан на груду разложенных подарков.
— Ты прозорлив и умен, великий хан, но дело не в богатстве и славе, а в установившемся веками порядке на Руси: от брата к брату, от отца к сыну по старшинству передается власть, — пояснил Александр.
Хан призадумался.
— Ярлыка не дам. Многие домогаются великокняжеского владимирского стола. У меня уже был князь Святослав. Просит защиты. Да и братья твои хотят власти над всей землей русской. Потому езжай в Каракорум. Пусть там рассудят, кому Русью владеть.
На прощание хан Батый снял с пальца массивный перстень с большим изумрудом и подарил его князю Александру.
В этот же день хан принял и князя Андрея. Только тому пришлось пройти дорожку очищения от начала и до конца. Суздальский князь просил того же, что и старший брат, и получил такой же ответ.
Братья-князья выехали в дальний путь вместе. Хан дал провожатых, и потому путь был несколько короче: через кипчакскую степь к городу Сычнак, мимо Аральского моря к Хорезму и в страну карлуков. Далее через горные перевалы в Кара-Китай, где живут уйгуры, и через пустыню Гоби на северо-восток к устью Амура.
Каракорум к тому времени разросся до пятидесяти верст в диаметре. Братьям-князьям подобного видеть не доводилось. Поражало все: и размеры города, и дома, и жители. Казалось, что можно потратить всю свою жизнь и не осмотреть в Каракоруме всего.
Огромный город был обнесен высоким валом с четырьмя въездными воротами.
Так как посольство русских князей сопровождали чиновники хана Бату, то досмотр прошли быстро. Через южные ворота проехали в город и оказались на Сарацинской улице, прорезавшей Каракорум до Северных въездных ворот. На этой улице стояли ханский дворец, дворцы вельмож, посольские дворы, дома чиновников, купцов, здесь же располагались огромные базары, храмы, соборы, напротив дворца вознеслась в синь-небо золоченым крестом православная церковь. Параллельно Сарацинской идет Китайская улица, на которой также огромные базары, но на ней стоят дома попроще, победнее, и живут в них ремесленники, слуги, воины, обеспечивающие порядок в городе, мелкие чиновники…
Хан любил хорошо поесть, выпить, но не в одиночестве, конечно. Поэтому пиры в Каракоруме были частым явлением. На один из пиров, устроенный великим судьей и высшим воеводой ханского войска Мангусаром, были приглашены русские князья.
Трудно описать дворец, состоящий из множества залов, отделанных различного цвета мрамором, сияющих позолотой, устланных приковывающими взгляды коврами, заставленных статуями диковинных зверей и птиц.
Князей провели по недавно построенной балюстраде, завешанной картинами и заставленной мраморными скульптурами из Европы. Князь Александр впервые увидел греческих и римских богов и богинь, прекрасных нимф и причудливых сатиров, изготовленных из белого и розового мрамора. Его до глубины души поразило мастерство рук человеческих. Некоторые скульптуры привели его в трепет и вогнали в краску — князь никогда не видел столь совершенное и прекрасное обнаженное женское тело. Разве что тела половецких баб-идолов. Но более всего князя поразило серебряное дерево, стоящее корнями на четырех серебряных львах. Это чудо-дерево сделал для хана золотых дел мастер из Парижа Гильом. Скульптуры серебряных львов служили во время пиров чанами. К ним были подведены трубы, идущие с вершины дерева, по которым в чаны лились напитки: вино, хмельной мед, кумыс, пиво. Причем трубки заканчивались вызолоченными драконами, из распахнутых пастей которых и лилось вино. На дереве стоял серебряный ангел и гудел в трубу. Звук трубы служил сигналом гостям, что надо наполнить кубки и выпить. Отовсюду звучала музыка, раздавалось пение, хотя ни певцов, ни музыкантов видно не было.
Уже позже, когда Александр возвращался на Русь, он неожиданно для себя с сожалением отметил: как бедна ты, Русь!
Чтобы обратиться с просьбой к хану, надо было пройти целую цепочку ханских чиновников и каждого из них, изложив цель приезда и просьбу, одарить подарками. И чем выше чиновник, тем богаче должен быть дар.
Как-то после посещения очередного чиновника Александр с возмущением пожаловался брату:
— Если мы еще месяц проживем в Каракоруме, то дарить хану будет нечего.
— А ему ничего дарить и не надо, — рассмеялся Андрей. — Хана-то нет. Помер Гуюк. А другие ханы обойдутся. Вот кому надо дарить подарки, так это его вдове Огуль-Гамиш. Говорят, что она красавица.
— Говорят, — согласился князь Александр. — Только по мне, краше моей Александры во всем свете нет. А ты женись на ханше. Жить будешь во дворце и мед изо льва серебряного пить вволю, — рассмеялся Александр, глядя на насупленного брата. — А если серьезно, то с Огуль-Гамиш повидаться надо. Потому подарки этим ненасытным дворцовым служителям и ношу. А без этого не видать нам ханши.
— Брат, скажи, что деется в Каракоруме? — спросил Андрей. — Вчера на площади казнили семьдесят приверженцев мурзы Ширанона. И все знатные, богатые…
— Это так, брат. У них тут свара еще та, — подтвердил Александр. — Монголы готовятся избрать великого хана, вот супротив друг друга козни и строят. Судя по вчерашнему, внук Чингисхана Мункэ посильнее будет Ширанона, вот головы людей мурзы и летят. Как бы нам в их замятню не угодить. Видел я хана Мункэ — нелюдим, угрюм, но большой друг хана Бату…
— А как же Огуль-Гамиш?
— До выборов ханша правит, и она принимает решения.
Подарки и ходьба по ханским чиновникам Александром принесли плоды: первым к ханше был приглашен князь Андрей. О чем говорил с ханшей, он не рассказывал, но от нее был в восторге:
