Элизабет Чедвик - Величайший рыцарь
Вильгельм сделал глоток вина, которое оказалось терпким, но не кислым. Иоанн последовал его примеру, а затем посмотрел на него поверх кубка.
– Тебе следует знать, что Алаис беременна, – сообщил Иоанн и поморщился.
Вильгельм долго смотрел на брата.
– Ты не смог удержаться? Не мог не прикасаться к ней? – тихо спросил он. В голосе звучало отвращение.
Иоанн покраснел.
– Все было не так.
Он достал из корзинки буханку хлеба и принялся ее крошить, яростно работая ногтем большого пальца.
– Так как все случилось? Я думаю, что ты просто ждал подходящего момента.
– Я приехал сюда не для того, чтобы ты меня судил. Господь знает, ты и сам не без греха.
– Я что-то не помню, чтобы совращал кого-то из женщин, прислуживающих матери, как и молодых девственниц, – ответил Вильгельм, взял пирожок с курицей и решил, что лучше поесть. И пусть все идет к чертям!
– Боже! – Иоанн разломил буханку на две части. – Я знал, что ты отреагируешь как сладкоречивый священник, который боится высказаться прямо и откровенно. С чего я взял, что ты можешь меня понять?
– Я понимаю, – язвительно ответил Вильгельм. – Я все увидел по твоим глазам, когда вернулся от де Танкарвиля, а потом в Лондоне, куда вы все приехали на коронацию принца Генриха. Ты сломал ей жизнь – конечно, если только ты не предложишь ей стать госпожой Маршал; и тогда, вместо ее жизни, ты испортишь свою.
– Я ее не совращал. Она сама пришла ко мне, по доброй воле. Это было взаимное желание.
– Это правда, – вставил Ансель, прервав работу челюстей. – Она сама.
Парень добавил вина себе в кубок. Иоанн еще помрачнел.
– Она хотела научиться заманивать сокола – чтобы он летел обратно, – пояснил он. – Я предложил ее научить. Что бы ты там обо мне ни думал, все началось с этого, и ничего более. Я сдерживался… Я…
– Но она беременна, – Вильгельм приподнял брови. – Это не значит «сдерживался».
– Я не сделан из камня! – разозлился Иоанн. – Она взрослая женщина и сама соображает, что делает. Что бы ты ни думал, я не затаскивал ее в лес и не насиловал. – Он запустил обе руки в волосы. – A-а, что сделано, то сделано, и время назад не обратить. Она ни в чем не будет нуждаться, как и наш ребенок. Боже, такое происходит постоянно. Старый король Генрих зачал двух сыновей, до того как женился. А у его деда их было два десятка. Если с тобой такого не случилось, значит, тебе просто повезло. Не говори мне, что ведешь жизнь монаха.
Вильгельм посмотрел на второй пирожок, с изюмом.
– Нет, но я осторожен, – заявил он, работая челюстями. – Я ведь не в том положении, чтобы содержать жену или любовницу и растить детей.
– Да, но отказ от участия в этом не всегда срабатывает.
Вильгельм проглотил кусок.
– Как я предполагаю, мама вас обоих поджарила на медленном огне? – спросил он после недолгого молчания.
Ансель улыбнулся.
– Ад покажется холодным в сравнении с тем, что устроила она, – сообщил он, но Иоанн тут же сильно врезал ему локтем в бок.
– Она показала, как недовольна сложившейся ситуацией, – сказал Иоанн натянутым тоном. – Но мы пришли к пониманию. При условии, что мы с Алаис не будем выставлять напоказ наши отношения, она готова с ними примириться.
– А что будет, когда ты женишься?
Иоанн втянул воздух сквозь зубы.
– Я буду решать эту проблему, когда она встанет. Я просто хотел сообщить тебе, что ты станешь дядей. Надеюсь, ты желаешь нам добра и проявишь интерес к нашему ребенку.
Не стоило дальше указывать на трудности, с которыми предстоит столкнуться Иоанну и Алаис. Это было бы безжалостно. Иоанн и так их хорошо понимает. Да и, как он сказал, кто такой Вильгельм, чтобы его судить? На все воля Божья… Вильгельм расслабился, наполнил кубок и поднял тост.
– Я буду рад и тому, и другому, – заявил он. – Я с удовольствием стану дядей и буду проявлять интерес к ребенку. Если ты доволен, то и я доволен. И рад за тебя.
Иоанн кисло улыбнулся, словно надкусил дикую сливу, и чокнулся с Вильгельмом.
– Ты должен радоваться, – сказал Иоанн. Ведь это же означает, что по закону ты все равно остаешься моим наследником.
Глава 9
Весна поздно пришла в долину Луары. Ледяной ветер бушевал за толстыми стенами дома в Шиноне, угрожая сорвать недавно появившиеся бледные цветы с вишневых деревьев. Он злобно налетал на нарциссы и чистотел, которые робко цвели в укромных уголках двора. То и дело начинался дождь.
Вильгельм подумал, что зима в этом году оказалась очень суровой и никак не желает уступать задерживающейся весне. Он вместе с Болдвином де Бетюном выехал размять боевых коней. Они пользовались любой возможностью потренироваться в боевых искусствах. Эти навыки им вскоре вполне могут потребоваться. Копыта коней выбивали из земли комья грязи, когда рыцари неслись к столбу с перекладиной, чтобы пронзить копьем цель. Как и обычно, собралась толпа зрителей, здесь был и Вигайн. Он стоял рядом с Уиллом Блундом, церемониймейстером молодого короля, и Ричардом Барром, хранителем печати. Вильгельм подозревал, что их присутствие здесь, на тренировочном поле, холодным мартовским утром – это попытка на время забыть о буре, зреющей внутри стен за их спинами. Вильгельм проткнул щит на столбе копьем, и перекладина быстро завертелась. Вильгельм пригнул голову, чтобы не врезаться в мешок с песком на другом ее конце, поскакал кентером дальше, потом остановил коня и стал смотреть, как Болдвин выполняет упражнение. В обычный день принц Генрих составил бы им компанию, чтобы потренироваться под руководством Вильгельма. Но это был необычный день, и, если не случится чуда, обычным он не станет. Вильгельм шлепнул Бланкарта по шее и направил жеребца назад, к началу разбега.
К нему присоединился Болдвин.
– Кони не должны устать, – заметил он. Безразличный тон был красноречивее слов.
– Еще один разок, – сказал Вильгельм. – Нам нужно быть в хорошей форме.
Когда они в последний раз скакали к столбу, на тренировочном поле появились другие рыцари, тоже приехавшие потренироваться. Но это были люди короля Генриха, и внезапно в воздухе повисло напряжение. Вильгельм теперь сжимал копье не так сильно, но держал его таким образом, чтобы мгновенно воспользоваться им в случае необходимости. Наконечник был тупой, поскольку во время тренировок не пользовались боевым оружием, однако Вильгельм знал, как его применить, если потребуется. Рыцари осторожно кружили друг вокруг друга, но никому не хотелось делать первый шаг. Болдвин с Вильгельмом смогли покинуть поле раньше, чем им бросили вызов. Тем не менее напряжение напоминало натянутую нить, которая вибрирует оттого, что слишком туго натянута.
– Это их последний шанс разрешить спор, – заметил Болдвин, когда они рысью подъехали к конюшне и спешились.
Он говорил очевидное, но Вильгельм не перебивал, потому что думал о том же самом.
– Я молюсь, чтобы это наконец случилось. – сказал он. – Я не хочу видеть, как отец с сыном бросаются друг на друга. И я не хочу сражаться не на жизнь, а на смерть с людьми, которых знаю и уважаю.
Вильгельм вспомнил поле, с которого они только что уехали, взгляды, которыми обменивались рыцари, их настороженность. Он не хотел воевать с этими людьми, но будет, потому что дал клятву. Он отмахнулся от Риса, когда маленький валлиец подошел к нему и взял Бланкарта под уздцы.
– Я сам им займусь, – сказал Вильгельм и повел жеребца к стойлу.
Болдвин мгновение колебался. Он не горел желанием вести коня в стойло, как Вильгельм, если для этой цели существуют слуги, однако, пожав плечами, последовал его примеру. Он подозревал, что Вильгельм преднамеренно оттягивает встречу с молодым королем. При нынешнем положении дел боевой конь был гораздо более предсказуемым.
– Пока король отказывается дать нашему господину свободу принятия решений и позволить ему управлять собственными землями, будут неприятности, – заметил Болдвин. – Его отец, пока жив, никогда не откажется от этих земель и будет делать с ними все, что пожелает, может даже еще раз их поделить и отдать часть младшему сыну.
Вильгельм только хмыкнул, отстегивая подпругу, и повесил седло на специально предназначенную для этого стойку. Боллвин сказал правду, но она была неприятной, и смириться с ней было сложно. После того как Генрих с Маргаритой в ноябре переправились через малые проливы, отделяющие Англию от Европы, пара жила с отцом жены, королем Франции Людовиком. Людовик был только рад раздуть тлеющие угли недовольства зятя. К тому времени, как Генрих покинул французский двор, чтобы присутствовать на рождественском пиру у отца в Шиноне, огонь уже горел вовсю. Его могло бы потушить выделение дополнительных средств для удовлетворения желаний молодого короля. Ему можно было бы разрешить принять несколько хартий, чтобы он почувствовал, будто участвует в управлении государством. Но вместо этого его довел до белого каления вопрос наследства Иоанна. Отец Генриха не только отказывался предоставить старшему сыну какую-то самостоятельность, а еще и собирался отхватить куски его наследства и передать их принцу Иоанну.
