Наталья Павлищева - Юрий Долгорукий. Мифический князь
Вот и получилось, что первые два сына, Всеволод и Глеб, родились от гречанки, а вторые, Святослав и Игорь, от половчанки, хотя Тмутаракани уже и не знали. Отец взялся отвоевывать Черниговское княжество, где сидел Владимир Мономах. Получилось, вернул, вернее, Мономах, чувствуя его силу и не желая воевать, уступил. Но Черниговский удел для четверых сыновей не слишком просторен, к тому же Олег Святославич не забывал, что его отец старше отца Мономаха, и после Святополка должен бы править он, Олег. Но все же князь чувствовал, насколько нелюбим киевлянами, и воевать с Мономахом за киевский стол не решился. Укатали Сивку крутые горки, притих буйный Олег Святославич с годами, отвоевал Черниговский удел и успокоился.
Зато не успокоились его старший и младший сыновья – Всеволод и Игорь. Всеволод считал за Мономахом себя Великим князем, но его опередил Мономахов старший сын Мстислав. И снова здесь роль сыграли пристрастия киевлян, Мстислава захотели видеть Великим князем. Он и правил разумно семь лет, так что Великим прозвали. Всеволод Ольгович даже женился на его дочери и явно метил на место тестя, да не удалось. Великим князем стал брат Мстислава, Ярополк, а остальные Мономашичи, Вячеслав, Андрей и, главное, Юрий, поддержали.
Святослав на Киевский стол не метил, прекрасно понимая, что тот не по зубам, а потому был рад поехать в Новгород, оставив своих воинственных беспокойных братьев Всеволода и Игоря Ольговичей следить за Киевом. Следили черниговские князья не зря, после смерти Ярополка на престоле сел следующий Мономашич – Вячеслав, но Всеволоду быстро удалось с ним «договориться».
Но пока братья пристально наблюдали за Киевом, Святослав пытался прижиться в Новгороде. Зря он думал, что если сами позвали, то все сойдет с рук.
У Святослава Ольговича своего удела не было, а потому и княжьего дворца, полного барахла, тоже. Его обоз не отличался особыми размерами. Но княжий терем в Ракоме со времен князя Ярослава всем обеспечен, бедствовать не пришлось. Да и княгиня Святославова непривередлива, что есть, того и достаточно. Кроме того, Екатерина была на сносях, сразу по прибытии родила еще одну дочку – Анастасию.
В город въехал честь по чести, на вече показался, обещал хранить Новгород и судить по «Правде» и справедливости. Горожанам понравилось. Правда, не все желали ухода Всеволода, даже посадник был против и вместе со многими знатными горожанами вдруг подался в Псков. Святославу бы насторожиться, но он пока упивался своим новым положением – князя с уделом, да еще каким богатым, что легкомысленно махнул на все рукой.
Освобожденный из-под стражи новым князем Всеволод Мстиславич оставил в заложниках в Новгороде своего сына Владимира и уехал в Киев, где Великий князь выделил ему Вышгород, почетный, но очень небогатый. И тогда Всеволод решил попытать счастья во Пскове, тем более оттуда уже звали бывший посадник и другие его сторонники.
Святослав ходил по терему гоголем, поглядывая на дружину с усмешкой: вот, мол, я каков! Он готов был решать все споры в пользу новгородцев в благодарность за избрание, но быстро оказалось, что спорят они меж собой и еще с… его дружиной! Новый посадник Якун не мог найти себе места, нутром чуя крупные неприятности именно из-за вольности княжьих дружинников, больно задиристы и вели себя, словно варяги. Но у Новгорода и на варягов управа находилась. Пробовал говорить Святославу Ольговичу, но князь только отмахивался:
– Я без дружины – никто. Небось не обидят твоих новгородцев.
Ошибся, обидели, да еще как! И отличился сам князь.
К Святославу пришел с просьбой разобраться брат бывшего новгородского тысяцкого – Петрилы Микульчича. Дело вроде странное, такое, в какие и соваться не следует, но князь вмешался на свое счастье (или несчастье?). Причиной вмешательства оказалась виновница заварившейся бучи дочь погибшего тысяцкого – Мария Петриловна.
Дочери Петрилы Микульчича ставили в вину гибель мужа – новгородского сотника Громилы Силыча, которого, по совести говоря, угробили Святославовы дружинники. Но сородичи сотника обвинили в соучастии женку, мол, неверна была, и изгнали ее со двора. Чего хотел дядя красавицы, он, пожалуй, не знал и сам, защиты, и все тут. А какой? Заставить вернуть вдову в дом? Так ведь ей житья там не будет. Открыто наказать своих дружинников, да еще чтоб сказали, что Мария не виновна? Никогда князь на такое не пойдет. Куда ни кинь, всюду клин.
Но Святослав, глядя на крепкую, аппетитную вдовушку, которую, кажется, мало печалила мужнина смерть, думал совсем не о суде над дружинниками или созыве веча. Мария Петриловна пришлась ему по сердцу, да так, что объявил, мол, оставляет ее у себя в тереме, пока во всем не разберется. Сначала у брата тысяцкого взыграло: что ж это за защита, ежели бабу вот так при себе оставляют?! Такого позора в их роду не бывало, у князя больно масляно глаза на вдову блестели, для чего оставлял, и объяснять не надо. Но тут свое слово сказала строптивая Мария Петриловна, видно, решила, что с князем и наложницей лучше, чем на дворе у родни опостылевшего мужа. Вдова глазами на дядю сверкнула:
– Сказано, князь разберется!
Боярин хотел было пригрозить, что потом и на свой двор тоже не пустит, но чуть подумал и махнул рукой:
– А… с вами, бабами, тут!..
Глядя вслед уходившему дяде, Мария Петриловна поинтересовалась у Святослава:
– Пересказать ли, князь, каково с нелюбым мужем было?
И голос вдовы звучал так ласково да заманчиво…
Княгини она не боялась совсем, Екатерина все же с молоком матери впитала уверенность, что жен может быть много и мешать супругу любить их всех не следует. Но Святослав не на ту напал, Мария не собиралась становиться просто наложницей, у нее были совсем другие планы… Только перехватив масленый взгляд князя, шустрая вдова уже знала чего хочет и как будет этого добиваться.
– Расскажи, расскажи…
– Да тут ли при людях? – вроде даже смутилась вдова.
У Святослава еще были дела, потому пришлось назначить другое время и другое место для беседы, сгорая при этом от нетерпения.
– А до той поры что же на крыльце сидеть да горевать?
– Нет, что ты, что ты!
Распорядился, чтобы и горницу выделили, и слуг дали. Успел шепнуть:
– Сам приду. Вечером.
До вечера он едва дотянул, князю уж шестой десяток, но в горницу к новой любушке скользнул, точно парень на первое свидание. Боялся, что встретит неласково, но Мария знала, что делать. У Святослава женка только родила, потому он истосковался по горячей ласке, разве что девки развлекали, но то девки, а она желала стать княгиней… На шею бросилась, точно прося защиты:
– Князь, спаси от пересудов людских! Недоброе уже и на твоем дворе обо мне говорят!
Почувствовав на своей шее крепкие руки, а вплотную молодое горячее тело, Святослав уже не мог противиться зову плоти.
– Кто смеет?
– Да кто я такая? Как тебя увидела, так и голову потеряла… муж нелюб стал, и свет не мил…
Если до сих пор он еще мог сопротивляться хоть мысленно, то теперь и эта преграда пала.
– Так ты из-за меня… мужа-то?
Мария подняла на князя большие, блестящие от слез глаза:
– А то?
– Ну… ты это…
Она оказалась горяча, ох как горяча! Стонала и губы закусывала так, что Святослав почувствовал себя снова молодым и сильным.
Ушел князь от вдовушки только под утро, шальной и готовый ради нее на все. А Мария Петриловна, глядя ему вслед, с удовольствием потянулась:
– Добро, князюшка, больше без венчания ты у меня такого не получишь. Да и после венчания тоже, придумаем, как отвадить.
Как она собиралась венчаться со Святославом, уже имевшим жену, пока не знала, но знала, что это будет.
На следующий вечер дверь в горницу оказалась заперта, а сама Мария после того утром объяснила:
– Грешно это – невенчанным так любиться. Я раз уступила и весь день проревела, каясь. Грех.
Говорила, а сама смотрела такими глазами, что хотелось снова повалить на постель и насладиться жаром ее тела.
Но Святослав не мог придумать, как быть с Екатериной. Она сама подвинулась бы, уступая супружеское ложе, да от венчания куда денешься? Как венчаться, будучи венчанным?
Князь отправился к новгородскому епископу Нифонту. Нифонт не слишком жаловал нового князя, и его надо было сначала задобрить. Епископ, как всегда в Новгороде, вес среди горожан имел большой, его слово значило многое.
Он с удивлением встретил Святослава, хотя и знал уже о Петриловой непутевой дочери и о том, что князь пригрел вдову у себя. Хотел пожурить, мол, непотребство это, но Святослав его опередил:
– Благослови, святой отец.
Нифонт хмыкнул:
– Это смотря на что…
– Мыслю твердый налог для церкви ввести и земельку выделить, чтобы не было спора ни в размерах, ни в сборе дани.
– Хм…
Нифонт прекрасно понимал, что это просто взятка, но отказываться от нее не собирался, действительно, неопределенность в сборе дани для церкви епископа тяготила, приходилось напоминать или просто ждать.
