Франц Энгел - Мера Любви
Джованни смутился:
— Простите, граф, я, верно, бываю несносен.
— Нет, не бываете, — покачал головой де Бельвар, — мне нравится ваш темперамент. Я только боюсь, что вы так сгорите изнутри. Вы все время бежите своею мыслью, как заяц.
Джованни засмеялся:
— Как мне нравится ваше сравнение. Напомните мне его в следующий раз, когда я начну бежать.
Так, с легкостью разобравшись в причине их несхожести и признав собственные недостатки, они только еще больше прикипели друг к другу. Джованни был буквально зачарован глубокой мудростью и рассудительностью своего любимого де Бельвара. Граф же не уставал с умилением наблюдать за всеми жизненными проявлениями Джованни, все казалось ему прекрасным: открытая душа, добрый нрав, манера говорить, словно плести сложный узор, даже его повадка сидеть, ходить, спать, съехав головой с подушки.
Они оба не могли смириться с тем, что скоро им предстоит разлука, и томились по мере приближения к границам честерского палатината. Наконец, проделав еще едва половину пути, граф предложил Джованни по прибытии погостить в Стокепорте пару дней, посмотреть соколов, кроличьи садки, книги Арнуля, документы епархии, до которых до сих пор так и не дошли руки. Де Бельвар был готов предложить что угодно, лишь бы заманить Джованни к себе в гости. Джованни обрадовался как ребенок.
Приехали в Стокепорт поздним вечером, после перехода через Холмы, как всегда утомительного. Джованни даже есть не хотел, у него было только одно желание — поскорее лечь спать. Большинство сопровождавших графа людей разделяли это стремление оказаться в горизонтальном положении, вытянуть ноги и, как говорят поэты, оказаться в объятиях Морфея. Джованни отвели маленькую комнатку, в которую можно было попасть лишь через спальню графа. В темноте Джованни ничего как следует не смог разглядеть. Многочисленные перегородки, ковры и портьеры, пестревшие в неровном свете догоравших свечей, оставили у него впечатление сумбура. Он лишь смутно понимал, что находится где-то с западной стороны замка, над главной залой донжона. Когда Джованни наконец лег, он безотчетно вытянул руку в сторону и ощутил одиночество — графа не было рядом. Но за перегородкой послышались приглушенные тяжелыми коврами голоса, граф оставался все же довольно близко, в нескольких шагах. Что будет, если их начнет разделять не пара ковров, а, скажем, несколько миль, Джованни даже думать не хотел. Голоса стихли. «Доброй ночи, любовь моя», — прошептал Джованни и уснул.
На следующее утро Джованни разбудили довольно поздно. Пришел Арнуль и, помогая Джованни одеваться, рассказал, что граф уже давно на ногах.
— Хозяйство осматривает. Везде ведь нос сунет! Всё хочет знать, как мы тут без него жили. Никому спуску не будет, если что, очень уж у нас сеньор дельный, — разглагольствовал довольный Арнуль.
— Повезло, — засмеялся в ответ Джованни.
Арнуль проводил его в гардеробную, где Джованни приветствовали несколько женщин, престарелая дама и пять девушек разного возраста. Старшие уже вошли в пору, когда время справлять свадьбы, младшие же еще играли в куклы. Джованни смущенно представился и, выслушав заверения Арнуля, что сейчас сюда придет граф, уселся в уголок, ждать де Бельвара. Младшие девочки хихикали, старшие переглядывались, пожилая дама решила развлечь гостя светской беседой и стала расспрашивать о поездке, но разговор не клеился до тех пор, пока не явился наконец граф. Де Бельвар представил Джованни всех дам: старшая леди звалась Матильда Фиц-Роберт де Глостер, она оказалась бабушкой покойной жены де Бельвара, вдовствующей графиней Честерской. Причем говорливая дама тут же ни с того ни с сего заметила, что ее супруг, Ранульф де Мишинье, был хороший человек во всех отношениях, даром, что умер под отлучением.
— Это вот Мод, рукодельница, — де Бельвар подвел к Джованни старшую девушку, — это наша тихоня Мабель, вот Агнесс — сказочница, — девочки опять захихикали.
— По правде говоря, наша Агнесс любит приврать, — заявила вдовствующая графиня.
— Амиция смешливей всех, — продолжал де Бельвар, — а Эвис, младшая, у нас певунья.
И если их всех соединить в одну, получится идеальная женушка, — заключила бабушка Матильда.
Девушки звонко засмеялись. Рассмеялись и другие присутствующие здесь женщины: жена Арнуля, горничные и швеи, рассмеялись и граф с Джованни.
Граф сказал, что на улице очень морозно, и они все утро провели в жарко натопленной гардеробной. Сюда же принесли закуску. Де Бельвар рассказал о съезде в Нортгемптоне и упомянул как бы между прочим о том, что он и Джованни взяли крест, но, кажется, не только сам де Бельвар, но и никто другой не придавал этому обстоятельству ни малейшего значения, настолько все были уверены, что король Генрих не поедет в Палестину, а следовательно, не след ехать туда и графу.
В главную залу спустились только к обеду. За общим столом собрались все рыцари, служившие маркграфу Честера в его замке Стокепорт. Де Бельвар усадил Джованни по правую руку от себя, вдовствующая графиня уселась по левую руку от внучатого зятя.
Обед уже подходил к концу, когда в залу вдруг ввалился совершенно растрепанный рыцарь. Прошлепав грязными сапогами прямо к столу, он схватил первый попавшийся кубок, осушил его и пробормотал осипшим от волнения голосом:
— Меня преследуют! И тут же взялся за еду.
— Я тоже рад тебя видеть, Стив, — с мрачной иронией проговорил граф. — Во что ты опять вляпался?
— За мной гонится шериф Стаффорда, от самого моего дома. Я от него удрал, со вчерашнего дня у меня крошки во рту не было, — принялся объяснять Стив, но из-за того, что говорил он с набитым ртом, почти ничего невозможно было разобрать как следует.
— Сколько их? — спросил граф.
— Человек двести, — ответил Стив. — Ух, и гнал же я. Я в деревне уже предупредил.
На дальнейшие расспросы времени не было, граф поднялся из-за стола.
— Легкие доспехи, — приказал он оруженосцам, — и трубите тревогу.
— Девочки, за мной, — скомандовала вдовствующая графиня.
Итак, граф ушел вооружаться, дамы поспешили скрыться в верхних покоях, рыцари бросились каждый по своим делам, а Стив побежал распоряжаться прибытием крестьян. Джованни остался один, выглянул в одно окно, в другое — нигде никого не было видно. Тем временем весь замок пришел в движение, вернулся граф в легкой кожаной кольчуге, со шлемом под мышкой. Джованни не знал, что ему делать, поэтому пошел следом за графом и его оруженосцами на двор. Здесь уже толпились несчастные поселяне Стокепорта. С башни вторично протрубили тревогу, но до сих пор неприятель не был замечен. Де Бельвар приказал подать ему коня и поехал за ворота, самолично убедиться, что все поселяне благополучно успели укрыться под защитой надежных замковых стен. Так оно и случилось. Почти весь Стокепорт, от мала до велика, хныкал и жался на графском подворье, де Бельвар уже вернулся было назад, когда с башни закричали о приближении неприятеля.
Граф приказал поднимать мост, как вдруг в створе ворот показалась колченогая старушка, из последних сил погоняющая тощую коровенку. Де Бельвар, движимый желанием продемонстрировать Джованни свою рыцарственность, свое великодушное попечение о самом последнем крестьянине, приказал опускать ворота обратно. Он погнал коня вскачь навстречу злополучной корове, схватил животное за рога и потащил на мост. Вооруженный отряд показался как раз с той стороны, с какой находился де Бельвар. Всадники, верно, очень удивились, что замковый мост еще не поднят, и, надеясь вызвать суматоху в воротах, принялись стрелять. Надо же было такому случиться, что одна из пущенных почти наугад стрел, с такого большого расстояния, угодила прямо графу в левый бок. Однако де Бельвар продолжал держаться в седле, старуха со своей коровой были благополучно препровождены внутрь, мост успели поднять. Въехав во внутренний двор замка, де Бельвар покачнулся, к нему тут же подбежали несколько рыцарей, помочь сойти с коня, но графа пришлось не поддерживать, а буквально стаскивать на землю. Встав на ноги, де Бельвар попытался идти сам, но не смог сделать и шага без посторонней помощи. Его подхватили под руки с обеих сторон и отвели наверх, в спальню.
ГЛАВА XXI
Об осаде замка Стокепорт
Джованни поплелся следом, бледный как полотно, стискивая руки и бормоча бессвязные молитвы. Возможно, его прогнали бы из графской спальни, но здесь распоряжался Арнуль, который, едва заметив Джованни, подозвал его к себе.
— Ох, графу плохо, — доверительно прошептал капеллан.
Джованни опустился на колени у изголовья кровати, Арнуль сунул ему в руки влажное полотенце, Джованни отер де Бельвару взмокший лоб. Граф крепился, старался не терять сознание. Арнуль приказал держать его и принялся резать твердокожую кольчугу. Граф принялся ругаться на чем свет стоит. Ругался и Арнуль.
