Джеймс Клавелл - Сёгун
– А с чего бы им потеть? – ударился в рассуждения грубый самурай. – Они только и делают, что спят весь день и развлекаются всю ночь: с монашками, детьми, собаками, сами с собой – со всем, что подвернется, и все время набивают брюхо, хотя и не работают. Монахи – паразиты, все равно что блохи.
– Эй, оставьте его!
– Сними-ка шляпу, монах!
Урага окаменел:
– Почему? И чем вам плох человек, который служит Будде? Будда не сделал вам ничего дурного.
Самурай воинственно вышел вперед:
– Я сказал: сними шляпу!
Урага повиновался. Его голова была свежевыбрита, как и положено духовному лицу, и он благословил ками, или духа, или озарение Будды, которые побудили его принять дополнительные меры предосторожности на случай, если его остановят за нарушение комендантского часа. Всем самураям Андзин-сана начальством пристани было приказано оставаться на судне – по распоряжению свыше.
– У вас нет никакой причины вести себя так грубо, – заявил он, невольно принимая властный тон иезуитов. – Служение Будде почетно, и становиться монахом – обязанность каждого самурая в конце жизни. Или вы не знакомы с бусидо? Где ваше воспитание?
– Что? Вы самурай?
– Конечно, я самурай. Как бы иначе я осмелился говорить с самураем о плохих манерах? – Урага надел шляпу. – Лучше бы следили за порядком, чем приставать к мирным монахам! – И он с высокомерным видом удалился, хотя у него и дрожали колени.
Самураи некоторое время смотрели ему вслед, потом один сплюнул:
– Святоши! Тоже мне – самураи!
– Он прав, – угрюмо произнес старший. – Где ваши манеры?
– Я виноват. Прошу извинить.
Урага шел, очень довольный собой. Ближе к галере он опять стал осторожничать и даже прятался в тени здания. Потом, решившись, выступил на освещенную площадку.
– Добрый вечер, – вежливо приветствовал он серых, которые слонялись у сходен, потом добавил благословение: – Наму Амида Буцу! (Славься Будда Амида!)
– Спасибо. Наму Амида Буцу! – Серые пропустили его беспрепятственно. Им было приказано не выпускать на берег никого из чужеземцев и самураев, кроме Ябу и его телохранителей. Насчет буддийского священника, который плыл на корабле, указаний не было.
Сразу ощутив сильную усталость, Урага поднялся на главную палубу.
– Урага-сан! – тихонько окликнул его с юта Блэкторн. – Иди сюда.
Урага прищурился, привыкая к темноте. Он увидел Блэкторна и, почувствовав вонь немытого тела, догадался, что вторая тень принадлежит другому чужеземцу, с непроизносимой фамилией, который также знал португальский язык. Он почти забыл этот чужеземный запах, который был частью его жизни. Андзин-сан – единственный из встреченных им чужеземцев – не вонял, и это сыграло свою роль в решении служить ему.
– Ах, Андзин-сан! – прошептал он и пробрался к нему, коротко поздоровавшись с десятью самураями, охранявшими палубу.
Он подождал у подножия трапа, пока Блэкторн не сделал знак, приглашая его подняться на ют.
– Все прошло очень…
– Погоди, – тихонько прервал его Блэкторн и показал на берег. – Смотри туда. Дальше, около склада. Видишь его? Нет, немного севернее, вон там, теперь видишь? – Тень слегка сдвинулась, потом опять исчезла во тьме.
– Кто это был?
– Я следил за тобой с того момента, как ты появился на дороге. Он крался следом. Ты его не заметил?
– Нет, господин. – К Ураге вернулись его опасения. – Я никого не видел и не слышал.
– У него не было мечей, так что это не самурай. Иезуит?
– Не знаю. Не думаю, что он чем-нибудь поживился. Я был очень осторожен. Прошу простить, но я его не заметил.
– Ничего. – Блэкторн взглянул на Винка. – Ступай вниз, Йохан. Я достою эту вахту и разбужу тебя на рассвете. Спасибо, что посидел со мной.
Винк, отдавая честь, дотронулся до волос на лбу и ушел вниз. С ним исчез и тяжелый запах.
– Я начал уже беспокоиться о тебе. Что случилось?
– Ябу-сама не скоро передал мне письмо. Вот мой отчет: я пошел с Ябу-сама и ждал около замка с полдня, пока не стемнело, тогда…
– Что ты делал все это время? Точно?
– Точно, господин? Я выбрал тихое местечко на рыночной площади, у Первого моста, и погрузился в медитацию – иезуитская школа, Андзин-сан, – но думал не о Боге, а только о Ябу-сама и вашем будущем, господин. – Урага улыбнулся. – Многие прохожие клали мне в миску монеты. Я дал отдохнуть своему телу и позволил сознанию странствовать, хотя все время следил за Первым мостом. Посланник от Ябу-сама пришел, когда уже стемнело, и сделал вид, что молится вместе со мной, пока мы не остались одни. Посланец прошептал следующее: «Ябу-сама говорит, что он проведет в замке ночь и вернется завтра утром». И еще: завтра вечером в замке праздник, приглашены и вы, устраивает прием господин Исидо. И наконец, вам следует иметь в виду «семьдесят». – Урага взглянул на Блэкторна. – Самурай повторил это дважды. Какой-то ваш шифр, господин?
Блэкторн кивнул, но не сказал, что это один из многих заранее оговоренных между ним и Ябу сигналов. «Семьдесят» означает, что ему следует подготовить галеру к немедленному выходу в море. Но корабль уже готов к отплытию: все самураи, моряки и гребцы собраны на борту. Каждый понимал, что они находятся во вражеских водах, все были очень этим встревожены, и Блэкторн знал, что вывести корабль в море не составит особого труда.
– Продолжай, Урага-сан!
– Это все, кроме еще одного, что я хотел сказать вам: сегодня приехала госпожа Тода Марико-сан.
– А! А не слишком ли быстро она добралась сюда из Эдо сушей?
– Да, господин. Пока я ждал, видел, как они проехали по мосту, это было после обеда, в середине часа козы. Лошади взмыленные, очень грязные, носильщики такие усталые… Их вел Ёсинака-сан.
– Они вас видели?
– Нет, господин. Думаю, что нет.
– Сколько их было?
– Около двухсот самураев, с носильщиками и вьючными лошадьми. Еще вдвое больше серых в качестве эскорта. На одной из вьючных лошадей – клетки с почтовыми голубями.
– Хорошо. Что еще?
– Я ушел как можно быстрее. Там у миссии есть лавка, где продают лапшу, туда ходят купцы, торговцы рисом, шелком, те, кто работает в миссии. Я зашел в лавку, поел и послушал, о чем говорят: отец-инспектор опять в резиденции; в Осаке много новообращенных христиан; получено разрешение провести через двадцать дней большую мессу в честь господ Киямы и Оноси.
– Это важное событие?
– Да, и удивительно, что такая служба разрешена открыто. Празднуется день святого Бернарда. Двадцатый день – следующий после церемонии поклонения перед Возвышенным.
Ябу через Урагу рассказывал Блэкторну об императоре. Новости распространялись по всему кораблю, усиливая общее ощущение беды.
– Что еще?
– На рынке ходит много разных слухов, в основном – плохие предсказания. Ёдоко-сама, вдова тайко, очень больна. Это скверно, Андзин-сан, потому что к ее советам всегда прислушивались – они очень разумны. Одни говорят, что господин Торанага около Нагои, другие – что он не добрался еще и до Одавары. Непонятно, кому верить. Все согласны, что урожай здесь будет очень плохой, а это значит, что Канто станет еще важнее. Большинство считает, что война начнется сразу после смерти господина Торанаги, когда крупные даймё сцепятся друг с другом. Цена золота очень высока, и ссудные ставки поднялись до семидесяти процентов.
– Это невероятно высоко, ты, наверное, ошибся. – Блэкторн встал, чтобы дать отдохнуть спине, потом устало облокотился на планшир.
Самураи и Урага из вежливости тоже встали. Считалось плохим тоном сидеть, если господин стоит.
– Прошу простить меня, Андзин-сан, – заявил Урага, – но никак не меньше пятьдесяти процентов, а обычно – шестьдесят пять и даже до восьмидесяти. Почти двадцать лет назад отец-инспектор просил его свят… просил папу разрешить нам – разрешить Обществу – ссужать под десять процентов. Он был прав в своем предположении – оно подтвердилось, Андзин-сан, – что это приведет в лоно Церкви много новых верующих. Ведь только христиане могли получать займы под умеренные проценты. Вы, в вашей стране, не платите таких высоких процентов?
– Редко. Это ростовщичество! Ты понимаешь, что значит «ростовщичество»?
– Понимаю. Но у нас ссуда не считается ростовщичеством, если процент меньше ста. Сейчас рис дорог, и это плохой признак – цена его удвоилась, с тех пор как я был здесь несколько недель назад. Земля дешевая, самый подходящий момент покупать землю. Или дом. Во время тайфуна пожары уничтожили десять тысяч домов, погибли две или три тысячи человек. Вот и все, что я хотел вам сообщить, Андзин-сан.
– Очень хорошо. Ты прекрасно справился. Ты упустил свое настоящее призвание!
– Господин?
– Нет, ничего. – Блэкторн еще не знал, можно ли шутить с Урагой. – Ты все сделал очень хорошо.
– Благодарю вас, господин.
Блэкторн некоторое время размышлял, потом осведомился о завтрашнем приеме, и Урага посоветовал ему что мог. Затем рассказал, как спасся от патруля.
