Златослава Каменкович - Ночь без права сна
— Ха-ха-ха! Рабочие? Эти грязные свиньи! Эти… Эти неграмотные хлопы! Я не боюсь, как граф, что они подожгут промысел! Ведь они сами же и подохнут с голоду. Слава богу, в Бориславе есть полицейские стражники. Они не дадут поджечь промыслы.
Управляющий слушал спор хозяев и думал о своем. В душе он соглашался с Калиновским. В самом деле, до Любаша дошли слухи, будто Андрей Большак (тот бунтарь, которого он недавно уволил с работы) грозится поджечь промысел. Управляющий нервно передернул плечами.
Еще одна личность беспокоила Любаша: непокорный, острый на язык Степан Стахур. «Мутит воду. Надо убрать. Приеду в Борислав — возьмусь за него, — решил. — А заодно и за этих — Ясеня, Лучевского, Кинаша и еще кое-кого…»
Любаш старался не смотреть на папа Калиновского, боясь даже взглядом выдать свои симпатии к нему, потому что барон хотел, чтобы его считали главным хозяином.
— Что вы предлагаете, герр Калиновский? — спросил барон. — Лично я считаю; надо всех уволить и набрать новых рабочих. Виноват, не так. Я хотел сказать наоборот: сначала набрать новых рабочих, а потом уволить старых. Согласны?
— Нет, барон. Мне кажется, пока никого увольнять не следует. Вначале нужно попробовать сговориться с их главарями. Пообещать разные льготы, увеличение заработка. Семейных из бараков перевести в отдельные комнаты. Хорошо бы предоставить им кредит для строительства собственных домов. Строиться разрешим на наших земельных участках, а кредит оформим долговым обязательством. Долг будут платить в рассрочку.
— Да вы с ума сошли! — бесцеремонно перебил Калиновского барон, серьезно обеспокоенный его предложением. — Не стали ли вы в самом деле социалистом?
— Дорогой барон, разве вы отказались бы стать социалистом, если бы от этого ваши прибыли возросли вдвое, втрое?
Барон растерянно посмотрел на управляющего, потом на Калиновского.
— За кого вы меня принимаете? Да я скорее пулю себе в лоб пущу, чем стану социалистом! — воскликнул барон. И Людвиг вспомнил рассказ отца о том, что барон «пускал себе пулю в лоб», когда ему советовали стать промышленником.
— Если вы разрешите, я продолжу…
— Да, да, прошу, прошу! Любопытно, как далеко идут паши реформы, — въедливо сказал барон.
— Итак, смысл моей реформы сводится к следующему: никто из тех, кому мы предложим кредит, не откажется принять его, а когда рабочие подпишут долговые обязательства, они попадут в наши руки.
— Насколько я понял, придется не менее полумиллиона выбросить? Однако продолжайте, пожалуйста, я постараюсь понять вас до конца. — И барон поудобнее уселся в кресле.
— Выброшенные, как вы выразились, на ветер деньги возвратятся к нам с процентами, — развивал свою мысль Калиновский. — В кредитных обязательствах мы укажем, что в случае ухода с промысла должник обязуется немедленно погасить кредит. Если же он этого не сделает, дом, построенный на полученную ссуду, переходит в собственность кредитора и, учтите, сделанные взносы должнику не возвращаются. Таким образом, мы убиваем двух зайцев: завоюем среди рабочих репутацию добрых, справедливых хозяев, заботящихся о нуждах рабочих. А они утратят возможность оставить промысел или забастовать. Кто захочет потерять взносы, сделанные в счет погашения долга? Если же найдутся сорвиголовы, которые будут угрожать, бунтовать, мы их выгоним с промысла, ничего не потеряв. Ведь ни один рабочий не сможет погасить свой долг раньше чем через десять-пятнадцать лет. И даже когда он выплатит нам всю ссуду, все равно он от нас не уйдет, потому что дом его стоит на нашей земле. Ушел — скатертью дорожка, а дом мы купим за бесценок.
— Чудесно! Потом этот дом мы сможем снова продать в кредит другому рабочему?
— Вы прекрасно меня поняли, дорогой барон.
— О мой друг, вы так умно придумали! Как вы считаете, пан Любаш, рабочие согласятся взять у нас такой кредит? — спросил возбужденный барон.
— Разумеется, герр барон! Они с радостью набросятся на такой кредит, только нужно, чтобы еженедельные взносы были небольшие. Чем меньше взносы, тем быстрее пойдет в ход кредит.
— Например, полтора-два гульдена в неделю?
— Вполне, — подтвердил управляющий.
— Господа! — обратился к Калиновскому и Любашу хозяин дома. — Прошу ужинать, а затем — в путь! Нас ожидает прекрасное развлечение. Зорьку мы встретим выстрелами.
Охотники, образовав полукруг, притаились в засаде. Раух засел посредине, а Калиновский и Любаш — по бокам, на расстоянии ста шагов от барона. Рыжеволосый слуга барона Страсак с двумя гончими ушел далеко в обход, чтобы, как только начнет рассветать, с другого конца леса погнать зверя на охотников.
Калиновский укутался в мягкий соболий воротник своей зеленой кожаной куртки и улыбнулся собственным мыслям. Судьба благоволила к нему. В кармане у Калиновского лежала телеграмма: какой-то доктор Ванек из Праги уведомлял Анну, что ее мать скончалась от тифа, и просил немедленно приехать.
«Теперь Анна совершенно одинока. Неужели она не поймет, что мое предложение — единственное спасение для нее? Да другая женщина…»
Людвиг вспомнил, как после ужина, когда охотники направились к карете, баронесса Амалия незаметно вложила ему в руку записку. И, несмотря на всю осторожность баронессы, муж, кажется, успел заметить это.
«Иначе чем можно объяснить внезапную холодность борона? — думал Калиновский. — На все мои шутки, остроты он реагировал сдержанно».
Калиновский сунул руку во внутренний карман куртки — записка баронессы лежала там. Но у него не было никакого желания прочесть ее. Мысли Людвига приковывала Анна. Он не мог постичь, как случилось, что он, Людвиг Калиновский, привыкший только властвовать унижается перед той, которая бросила ему в лицо свое презрение, ненависть. В каком-то неистовом азарте Калиновский поклялся во что бы то ни стало сломить упорство Анны.
Погруженный в размышления, Людвиг вздрогнул от неожиданного крика филина, нарушившего дремотную тишь леса.
— Фу! Жутко, — съежился и Раух при крике птицы.
Он вспомнил ужин, подчеркнутое равнодушие Амалии к Калиновскому. «О ехидна! Как умело притворяется! А я, безумец, осел, развесил уши и думаю: наконец-то она остыла к этому мальчишке! И если б я не заметил, как она сунула ему в руки записку, поверил бы, что между ними все кончено…»
Медленно гасли в синеве неба звезды, заалел восток. Вдруг он услышал лай собак и в тот же миг увидел, как из молодого ельника показалась голова дикого кабана. Сбивая с веток шапки снега, огромный зверь выскочил на прогалину. Бурая густая щетина торчала на его спине. На какое-то мгновение он замер, нервно втянул носом воздух и рванулся в ту сторону, где сидел в засаде Калиновский.
Раздался выстрел. Кабан упал. Людвиг вышел из засады. Но внезапно зверь вскочил и яростно бросился на него. В первое мгновение Раух хотел выстрелить, но ревность на миг сковала его, и этого было достаточно, чтобы рассвирепевший кабан сбил Калиновского с ног.
На прогалину выскочили собаки и погнались за кабаном.
Раух подбежал к Калиновскому, лежавшему без чувств в луже крови. Барону показалось, что соперник мертв. Он наклонился, запустил руку в нагрудный карман меховой куртки Людвига и достал оттуда записку своей жены. Калиновский тихо застонал, приоткрыл глаза, но сказать ничего не смог.
Раух считал секунды предсмертной агонии своего компаньона и соперника. Когда подбежал Любаш, Калиновский уже не дышал.
Через два дня известного адвоката Людвига Калиновского похоронили в Вене. По закону единственным наследником погибшего считался его сын Ярослав Калиновский.
Трудно было представить изумление судебных и нотариальных чиновников, когда Анна Калиновская заявила, что она отказывается от наследства. Неслыханное, загадочное заявление дало обильную пищу самым разнообразным газетам, которые на протяжении недели смаковали сенсационную новость.
Слухи дошли и до Зоммердорфа. И хотя о покойнике принято говорить только хорошее или молчать, Дарина, которую с детьми приютила у себя мать Марты, пока Василь хлопотал об отъезде семьи в Галицию, не стерпела и отвела душу: она проклинала Калиновского на чем свет стоит.
Истинную причину отказа пани Анны от богатства Дарина хорошо знала, но раскрыть доверенную ей тайну она не имела права. И сердце ее обливалось кровью, когда приходилось выслушивать различные кривотолки о поступке пани Анны.
Вскоре «Брачная газета» — эта нимфа, купающаяся в тине сплетен и анекдотов, падкая на всякие невероятные, авантюристические сюжеты, «разгадала» таинственную загадку. Она поместила сообщение под сенсационным заголовком:
«Мать младенца-миллионера сошла с ума!!!»
Под заголовком был помещен портрет молодой женщины, а ниже жирным шрифтом пояснялось:
