Сергей Зайцев - Петербуржский ковчег
Все присутствующие поудобнее расселись на диванах и креслах, разговоры стихли; Милодора положила на крышку рояля стопку листков и, опершись на инструмент рукой, стала читать.
Начало романа показалось Аполлону примечательным и многообещающим. Аполлон сразу и высоко (что было особенно приятно) оценил слог: «Среди ночи меня Господь осенил светом. Я проснулась от яркого света в глазах, но, когда огляделась, вокруг было темно... Нет моего достоинства в том, что написан этот роман, ибо не я его написала, но Господь рукою моею. Ибо никоим иным образом не могу я объяснить, что родился сей роман сразу и целиком — даже, пожалуй, не родился, а прояснился, проступил светом во тьме. И началом ему было озарение. Да пусть бы и остался этот роман светом...»
Рукопись была озаглавлена «Золотая подкова». Так назывался и полусказочный город, расположенный на одном из небольших греческих островов у подножия вулкана. Остров был удален от морских путей и, может быть, благодаря этому коварные завоеватели упускали его из виду, когда ходили покорять другие острова... Это были давние, еще догомеровские времена...
Аполлон по достоинству оценил труд Милодоры; ее «Золотая подкова» не показалась Аполлону писаниями досужей скучающей дамы, каких — со скуки марающих бумагу — немало появилось в обеих российских столицах. Милодора отлично понимала скрытые возможности каждого слова, знала, где слову место, и распоряжалась словами, как хороший живописец красками. И Милодора ясно представляла цель своего труда.
Публика слушала не перебивая и с очевидным интересом — и интерес этот вовсе не был данью благодарности хозяйке за приют.
Роман был о том самом городе, о его мудром управлении, о прекрасных процветающих, законопослушных гражданах, о разумном устройстве общества и немного о любви; герой и героиня — чистые бескорыстные сердца, они мечтают о благополучии своего города в веках, но, мечтая, вынуждены постоянно оглядываться на вулкан, который грозит сжечь дотла и засыпать пеплом их город. Герой и героиня обращаются за помощью к богам. Боги слышат их мольбы и требуют жертву — их любовь. Герой и героиня в растерянности; они готовы расстаться с жизнью, но не знают, смогут ли отдать любовь на алтарь богов. А вулкан курится все сильнее, вот-вот начнется извержение... Отчаявшись, не в силах не любить друг друга, герой и героиня приходят ко жрецу и просят принести их в жертву богам на одном камне. Проливается кровь, бездыханные бледные тела влюбленных сползают с камня. Но не жизнь их нужна была богам, и боги не принимают жертву. Огнедышащая лава сжигает прекрасный город...
Милодора читала не весь роман, а только выборочно главы — но чтобы понятен был сюжет. Она читала далеко за полночь...
Когда закончила, господин Кукин первый вызвался сказать свое мнение: Милодора очень разумно поступила, что за трепетной любовью героев спрятала главки об общественном устройстве этого идеального полиса. Цензура, хоть и злобствует в последние годы, а тут может недосмотреть, и цель Милодоры будет достигнута — вдумчивый читатель сообразит, что в этом романе главное полускрыто вуалью. А что до этих главок, то они просто великолепны:
— И то верно: мы должны иметь свой «Христианополис» и свой «Город Солнца»... Мы должны показать свое видение прекрасного будущего, должны показать сами гармоничное устройство общества и пример разумных и взаимовыгодных общественных отношений наподобие того, как это показано у Руссо в книге «Новая Элоиза»... И вот у нас готовый роман. Мы могли бы извлечь несомненную пользу, кабы каждый государственный деятель в России прочитал «Золотую подкову». Ужели он не взял бы невольно на вооружение хоть один принцип?..
Фон Остероде очень хвалил слог и соглашался с предыдущим оратором, что Россия должна иметь свои «Христианополис» и «Город Солнца», однако Россия вовсе не обязана оглядываться и тем более равняться на западные образцы, иначе никогда не поднимется выше состояния подражательства... Ни для кого давно не тайна, что у России свой особенный путь, и ей более чумы или холеры вредны галломания, англомания и прочие мании, поскольку сбивают Россию с ее пути...
Аполлон не мог не согласиться с последним доводом фон Остероде. И вообще обсуждение глав романа все более увлекало его...
Фон Остероде с мягкой обаятельной улыбкой отметил прекрасный романтизм Милодоры. Но выразил удивление: для чего Милодора обратилась к античности? Российскому мещанину не близки идеалы античности:
Не лучше ли посадить действие романа на российскую почву — куда-нибудь в Новгород или на один из островов Белого моря? Там, говорят, тьма неизведанных мест... Нам, русским людям, это будет ближе и понятней...
Аполлону показалось, что граф Н. слегка поморщил нос, когда фон Остероде сказал «нам, русским людям». В устах потомка остзейских немцев слова эти, действительно, прозвучали несколько вызывающе — при всей правильности речей, любезности и внешней приятности сего молодого офицера.
Фон Остероде закончил:
Это очень важно — иметь свой, русский, образец. Великая держава, утвердившаяся на стыке культур, впитывающая соки с Востока и с Запада, должна принести свои плоды — во всем превосходящие плоды культур материнских...
Было высказано много мнений по поводу романа Милодоры: каждый из присутствующих считал необходимым поделиться впечатлением. Спросили и Аполлона, какова «Золотая подкова» на его взгляд как человека, понимающего толк в античности. Аполлон заметил, что явление такого романа для него слишком неожиданно, чтобы сейчас же приступать к его оценке, — надо выждать дня три; к тому же, заявил Аполлон, есть великая опасность — попасть в плен обаяния автора.
Тут от внимания Аполлона не укрылось, как на тонких губах графа Н. промелькнула едва заметная улыбка...
Аполлон продолжил:
— Но уже сейчас можно говорить о гармонии... о созвучии хорошо выдержанных форм и содержания, представляющего для публики несомненные интерес и пользу-
Обсуждение продолжалось еще часа два — за чаем. Милодора сама ухаживала за гостями, наливала чай у дышащего жаром самовара. Гости были единодушны в одном: пускай действие в романе Милодоры происходит на одном из греческих островов, роман все-таки о России и, быть может, прав барон, советующий перенести роман на русскую почву; это будет совсем нетрудно, поскольку на русской почве роман взращен.
Так потихоньку разговор переключился на Россию, на ее врагов и ее предателей, на тех же франкофилов, которые опять пытались засеять российскую почву чужими изяществами, убивающими все русское.
Господин Остронегин, разгоряченный этими речами, помянул о великом значении России в истории народов. Гунн дошел до Апеннин потому только, что не было в те века матушки-России и некому было его остановить. А вот монгольские орды не прошли... А шведский король Карл!.. А турки, турки!.. Рвались к мировому господству, захватили святой константинопольский престол и возомнили себя господами. Рано возомнили... А вот и последний пример: «большая армия» Бонапарта! Кабы не русский солдат, кто остановил бы ее? И сел бы француз над миром, и понукал бы всякого, стяжал богатства. Видно, такая уж у России судьба — сдерживать мирового тирана... Это всегда было в прошлом; верно, всегда будет и в будущем...
Глава 16
Когда за окнами забрезжил рассвет, благородное собрание решило, что пора и честь знать. Первым засобирался домой граф Н. Он так и не сказал по поводу романа Милодоры свое слово. Но Аполлон подумал, что граф имел возможность высказать мнение Милодоре тет-а-тет, когда она провожала его до фойе в первом этаже.
Милодора отсутствовала минут пять. По ее возвращении стал откланиваться и Аполлон, но Милодора просила его пока остаться — чтобы вместе проводить остальных гостей.
Гости уходили все сразу. Поэтому в первом этаже возникла маленькая заминка; экипажи подкатывали к подъезду один за другим... Барон фон Остероде должен был ехать в экипаже господина Алексеева, и экипаж уже ждал на улице. Но Остероде задержался после всех: склонившись в красивом полупоклоне, он целовал Милодоре руку. Потом Остероде приятельски кивнул Аполлону и наконец удалился. Аполлон заметил, что барон не сумел справиться с глазами — в глазах Остероде не укрылась мгновенная холодность; самолюбие красавчика-барона в чем-то было задето...
Дворник Антип спал под лестницей, и его не стали будить. Аполлон сам запер дверь. Милодора предложила ему еще чаю, он не отказался, хотя время было уже совсем позднее, или раннее — вовсю развиднелось.
Они поднялись в гостиную, но и не думали пить чай; присели на диван в углу. Говорили минут пять про Остероде; Милодора тоже заметила некую обиду в глазах барона. И выразила удивление: с чего бы это? А потом без всякого перехода спросила:
