Жан-Пьер Шаброль - Гиблая слобода
Потом закрыл дверь и, пофыркивая, стал растирать руки, так и не скинув куртки.
— Эх, если бы печку затопить!
Шантелуб медленно обвел взглядом помещение. Комната была узкая, тесная, как кухня. Вокруг стола стояли три стула с продавленными соломенными сиденьями и деревянная скамья. Если сесть на них, окажешься зажатым между столом и стеной. В одном углу были навалены груды непроданных газет. В другом стояла огромная жестяная банка из‑под варенья, вскрытая с помощью долота; в ней были высохший клей и кисть. На стене висели приколотые ржавыми кнопками фотографии, пожелтевшие вырезки из газет и карта велопробега по Франции трехгодичной давности. На самом видном месте — знамя.
Великолепное красное знамя.
Оно относилось к первым дням создания Союза молодежи. Полотнище было сшито из материи, которую, очевидно, откопали в глубине какого‑нибудь бабушкиного сундука. Ткань была плотная, тяжелая и вместе с тем мягкая, победоносного красного цвета, словно театральный занавес. Девушки тоже включились в работу. Они вышили золотом крупными буквами надпись: СОЮЗ РЕСПУБЛИКАНСКОЙ МОЛОДЕЖИ ФРАНЦИИ, расположив ее полукругом. Пришили к знамени алую бахрому. Парни занялись древком и наконечником. Достали две деревянные ручки от лопат и накрепко соединили их металлическим кольцом. Получилась тяжелая, но удобная рукоятка. Затем вырезали из листа железа толщиной в четыре миллиметра кусок, похожий по очертаниям на карту Франции, и припаяли его по пиренейской границе к другому кольцу, насаженному на конец палки. После того как все это было выкрашено в красный цвет, получился наконечник древка, вполне соответствующий честолюбивым требованиям молодежи.
Знамя прикрепили к стене двумя длинными плотничными гвоздями, загнув их в виде крюков, а тщательно расправленное полотнище пришпилили тремя кнопками.
Мелкими упругими шажками Шантелуб прошелся по узкому проходу между столом и стеной, стараясь дыханием отогреть руки. Затем опустился на стул, издавший при этом Бозглас удивления. Засунул руку во внутренний карман куртки и вытащил оттуда сложенную вдвое школьную тетрадь. Еще одно путешествие — и рука выудила где‑то близ сердца шариковую авторучку с изгрызанным концом. Потом Шантелуб вынул из бокового кармана газету, развернул ее на нужной странице и сложил вчетверо. Положив газету рядом с тетрадью, он взглянул на часы и со вздохом принялся за работу.
Предвечернюю тишину долины Иветты нарушал лишь грохот редких грузовиков, подпрыгивавших на неровной мостовой, весь домик мамаши Мани содрогался. Временами из бистро доносились громкие молодые голоса, но Шантелуб только пожимал плечами, не отрывая глаз от газеты.
Дверь со скрипом отворилась, и в комнату проникла струя ледяного воздуха. Нахмурив брови, Шантелуб буркнул:
— Привет, Ритон.
— Привет, Рене…
— Закрой же дверь, черт возьми!
Шантелуб положил руку на стол. Опершись на локоть и наклонив вперед голову, он внимательно смотрел на Ритона.
— А остальные?
— Мимиль и Октав сейчас придут.
— Выпивают?
— Да.
Шантелуб взглянул на часы.
— Уже половина десятого. Собрания у нас начинаются в девять. И они же первые будут жаловаться, что собрания затягиваются допоздна!
— Ничего не поделаешь… ведь им надо рано вставать на работу.
— А мне, по — твоему, не надо?
Ритон в смущении вытащил губную гармонику, поднес ее ко рту, потом опять положил в карман.
Они помолчали, рассеянно поглядывая по сторонам. Затем Шантелуб заявил:
— Я их не понимаю.
Он несколько раз с силой потер висок.
— Нет, я их определенно не понимаю.
— Я же говорю тебе, они здесь. Сейчас придут.
Шантелуб подпер подбородок сжатым кулаком.
— Я думаю о тех, кто не придет.
Опять последовало молчание, Ритон нарушил его:
— О, это вовсе не значит, что они против нас.
Вдруг он сильно закашлялся. Вытащил платок и прижал его к лицу.
Шантелуб встал:
— Черт возьми! Здесь можно замерзнуть!
Он засунул руки в карманы своей кожаной куртки, ссутулился и стал ходить взад и вперед по комнате.
— Возьмем, к примеру, Милу, Клода Берже и Рири У дона, не говоря уже о Тьене, Жюльене, Жозефе Хана и других…
— И Жако, — добавил Ритон.
Шантелуб остановился перед знаменем. Вытащил одну из кнопок и расправил складку. Материя выгорела, поэтому внутри она оказалась гораздо ярче. Шантелуб снова заложил складку, чтобы скрыть эту разницу, воткнул кнопку на прежнее место и опять поспешно засунул руки в карманы.
— Да, Жако. Вот если бы этого удалось привлечь, за ним потянулись бы и все остальные.
— Что за парень!.. — сказал Ритон с восхищенной улыбкой., Шантелуб повернулся к нему.
— Анархист, — важно объявил он.
— Смеешься, Рене.
Шантелуб повернулся к Ритону.
— М — да… вы все от него в восторге, потому что Жако — заводила, всегда готов драться и петь.
— Зато Жако не тряпка, не трус, — тихо проговорил Ритон.
— А что это дает, спрашивается? Бунт одиночки не выход из положения. Надо, черт возьми, решать стоящие перед нами проблемы! Жако заехал в морду мастеру. Ну и что же? Его выбросили на улицу. Остался теперь на бобах.
Ритон принялся перечислять:
— Милу тоже безработный, и Морис тоже. Мимиль ничего не может найти, потому что его скоро призовут на военную службу и никто не хочет брать парня на три — чегыре месяца. Жюльен до сих пор ничего не нашел. И все это длится месяцами…
— Надо организовать безработных.
— Это нелегко.
— Нелегко? А что, по — твоему, легко? И почему это нелегко?
Помолчав немного, Ритон сказал:
— Когда у ребят нет работы, они думают лишь об одном: надо найти ее во что бы то ни стало.
— Ну и что же? Если они объединятся, я считаю, это им лишь…
— И потом, видишь ли, Рене, надо понять ребят. Если они объединятся как безработные, то выйдет так, словно безработица для них — что‑то постоянное. А они не хотят мириться с этой мыслью.
Шантелуб опять с раздражением принялся расхаживать между столом и стеной. Вдруг он поднял кулаки и потряс ими у самого своего носа.
— Но черт вас всех подери! Должны же вы в конце концов понять! Мы все находимся в одинаковом положении. Нас всех гнетет существующий строй. Парни все это прекрасно знают или по крайней мере чувствуют. Опреде ленно. Когда ты им все это объясняешь, они не возражают, не говорят, что ты не прав, а только смотрят на тебя, словно и не видят, думают о чем‑то другом. Никак не удается их увлечь. Что их интересует, спрашивается?
Он разжал кулаки, сунул руки в карманы и остановился перед Ритоном.
— Вот если бы речь шла о том, чтобы потанцевать или подраться!..
Дверь распахнулась, в комнату ворвался порыв ледяного ветра.
— Скорей закрывайте дверь! — крикнул Ритон; он вытащил из кармана платок и надолго закашлялся.
Увидев входящих Мимиля и Октава, Шантелуб умолк и выразительно посмотрел на часы. Мимиль и Октав опустили глаза.
— Привет, Шантелуб.
— Привет, Рене.
Шантелуб не ответил им и, обратившись к Ритону, заметил:
— Вот полюбуйся на эту парочку: они всегда готовы ввязаться в драку, как последняя шпана. Стоит только Жако пустить в ход кулаки, они тут как тут. Жако всеми вами командует. И знаете, куда это вас приведет? Знаете?
Мимиль осторожно заметил:
— Знаешь, Рене, в общем Жако хороший малый.
— Факт, — подтвердил Октав.
— Скажи‑ка, Рене, — спросил, улыбаясь, Ритон, — а разве ты сам не полез в драку в прошлое воскресенье?
Шантелуб удивленно посмотрел на него.
— Ну, это совсем другое дело. Меня ударили.
Ритон рассмеялся.
— И ты вместо одного удара вернул два.
Шантелуб проворчал:
— Ну и что же? Я не христианин, чтобы подставлять другую щеку.
Парни засмеялись, но Шантелуб и тут нашел объяснение:
— К тому же там было трое парашютистов. Дело принимало политический оборот.
Ребята насмешливо смотрели на него. Октав проговорил как ни в чем не бывало:
— Да, но только ты бросился в драку прежде, чем парашютисты появились в зале.
Чтобы спасти положение, Шантелуб переменил разговор:
— В следующую субботу в Париже проводится массовая демонстрация против перевооружения Германии. Необходимо тщательно к ней подготовиться. Члены Союза молодежи не только сами обязаны в ней участвовать, но и добиться того, чтобы пришли все ребята, даже самые завзятые драчуны…
Лица у парней стали серьезными.
— Дело нелегкое, — вздохнул Мимиль.
— Придется оплатить ребятам проезд в Париж и обратно, они сидят без гроша, ведь многие не имеют работы, — заметил Ритон.
Шантелуб насмешливо улыбался. Остальные сосредоточенно рассматривали стол или собственные руки. В конце концов Октав спросил:
