Виталий Амутных - Русалия
— Разумеется, ехать в прекрасные города Самкуш, Баланджар, Итиль или какое малое поселение Великого Хазарского каганата никто уговаривать вас не будет. Уговаривать ехать в настоящий земной рай или, как у вас говорят, вырий, — смешно. Но во имя надежной нашей дружбы мы говорим, что великая Хазария может принять некоторых из вас. Если вы молоды, сильны и умеете работать, вы запросто в течение года или двух сможете обзавестись и такими лошадьми, каких вы видите у нас, и такими одеждами, потому что у нас не ходят в таких одеждах только те, кто не хочет работать; вы сможете обеспечить себя деньгами и самой лучшей пищей… И вам не придется изменять своим привычкам, принимать других Богов, ведь у нас абсолютно равноправны все религии. А дальше — ваше дело, оставаться жить в Хазарии или с толстым кошельком вернуться сюда, на вашу родину. Ну и еще, конечно…
Давид Шуллам говорил все быстрее и быстрее, так, что русская речь в его устах, отягченная бесконечными восклицаниями чуждого акцента, сделалась подобной кудахтанью. И вот, утратив уж всякую различимость, слова его замерли; прикованный темненькими шустрыми глазками к приближающемуся волхву Шуллам выкрикнул еще:
— А теперь вас вновь будут потешать самые смешные дураки, которым приходилось смешить даже царедворцев великого мэлэха!
И сел, как бы укрывшись за бочкой.
Тотчас перед повозкой выскочили три карла — и ну выкамаривать коротенькими кривыми ножками всякие штуки, один при том дудя в дудку, другой — свистя в свистульку, а третий — боя в бубен, украшенный рясами разноцветных бусин.
Богомил и Словиша подошли к толпе с тыльной ее стороны, но, несмотря на то, что внимание собравшихся здесь людей было прельщено выходками мелкорослых потешников, появление досточтимого волхва-облакопрогонителя не могло остаться незамеченным, — и при его приближении толпа расступилась, образовав как бы коридор, ведший к повозке с бочками и хазарами, перед которой все принужденнее отплясывали заподозрившие некую перемену обстоятельств скоморохи. Однако Богомил не воспользовался предложенной ему дорогой, но остановился в самом начале ее, бесстрастно взирая на происходящее перед ним.
Потешники-карлы все грустнели в своем веселье, то и дело оглядываясь на увязших в растерянности хозяев. Наконец скоморохам дали знак остановиться (те исчезли в одно мгновение), и на ноги поднялся Нааман Хапуш. Он какое-то время щурился, как бы присматриваясь к новоприбывшим, да вдруг раскинул широко руки и воскликнул радостно напрочь криводушным голосом:
— Ого! Чьей чести удостоено наше маленькое гулянье! Сам несравненный солнцеподобный облакопрогонитель Богомил почтил нас своим высочайшим вниманием! Добро пожаловать…
— Это ты в моем дому говоришь мне «добро пожаловать»? — не торопясь отвечал волхв, но никакого чувства не выразилось на его точно вырубленном из камня лице.
Толпа, движимая неким потаенным объединяющим порывом, свойственным всякому здоровому сплоченному товариществу, единовременно повернулась к Богомилу. А из-за несколько отдаленных кущ черемухи выдвинулось два, а то и три десятка хорошо вооруженных конников — сопроводителей пришельцев из Хазарии. Одни вели коней под уздцы, другие, как видно, на всякий случай не оставляли седел. Они остановились в стороне, саженях в пятидесяти от толпы, но все равно их появление не добавило обстановке непосредственности.
— Зачем вы пришли сюда? — спокойно и вроде бы негромко сказал волхв, но его услышали все.
— Мы это…
— Так ведь… позвали…
— …князевы люди приехали…
— …плясуны — потеха…
— …можно в Хазарии богатство добыть…
— …княгиня послала… Ольга…
Понеслись в ответ Богомилу молодые, старые, женские, детские, мужские голоса.
Волхв дал время отзвучать тем голосам и, когда наплыв их стих, продолжал:
— Говорила лиса: дай только на твой воз лапку положить, а вся-то я и сама влезу. Для того, чтобы не попадать впросак, у вас есть свой отецкий обычай. Разве в нашем обыкновении бражничать между праздниками?
— Нет… Не наше это дело… — слабо отзывались отдельные голоса.
Серое небо слегка осветила голубоватая зарница. Где-то далече затаенно прорычал гром. Внезапный порыв ветра тряхнул обширную крону старой березы, бросил в сосредоточенные лица высохшие в жарынь сорванные листья и даже поскидывал колпаки с коротко обстриженных голов двух поселян.
— Ого-го! — восхищенно покачал головой один из двух совершенно одинаковых босоногих малышей в коротеньких рубашонках с лиловыми от ягодного сока животами, сосредоточенно глодавший бледно-зеленый черешок сныти, вероятно, девочка, судя по небольшим пукам волос на висках бритой головы.
— Разве наши деды учили нас, — говорил Богомил, — предаваться праздности в неурочный час?
— Не-ет…
— Вы говорите, что Ольга позволила инородцам явиться сюда, чтобы обольщать вас маревом лживых обещаний. Но с каких пор Русь стала жить бабьим умом?
На расписной повозке что-то крякнул Хапуш, но Богомил даже не взглянул в его сторону.
— Они зовут вас в Хазарию и сулят невесть какие блага. Простодушие, с которым вы отдаете этим речам свое внимание, извиняет только ваше плохое знакомство с этим народом. Ваши кровники северяне и вятичи, живущие на пограничье с Хазарией и потому имеющие более полное понятие об управителях этой страны, не столь наивны. Ведь с ними так не цацкаются, пивом не поят и дешевых платков бабам не раздаривают, а просто пригонят отряд наемных своих магометан, руки скрутят, в телегу побросают — и на невольничий рынок. В Итиль, в Самкерц. А еще в Царьград, в Шираз, Багдад, Исфахан, Трапезунд. В Болгарию, в Армению, в Сирию и Калаврию. Где они действительно зарабатывают деньги; может быть, и большие, но, правда, не для себя.
Сверкнула молния. Другая. Ветер нарастал. Потемневшее небо, по которому стремительно неслись косматые облака цвета пережженной стали, швырнуло в толпу несколько пригоршней воды, и следом усиливающееся протяжное раскатистое громыхание угрожающими переливами тяжко проскакало в вышине. На хазарской повозке кто-то испуганно взвизгнул.
— И что же вас привлекло в их словах? Наши мудрецы говорили: душа состоит из желания. Но каково бывает желание, такова бывает воля. Какова бывает воля, такой поступок она и производит. Какой поступок допускает человек, такого удела он и достигает. Какое же, скажите, желание привело вас сюда? Вас поманили богатством? Но каждому из вас известно, что не ради богатства дорого богатство, но ради души дорого оно. Вам сказали, что где-то там вы-де найдете себе прекрасных жен? Но не ради жены дорога жена, но ради души дорога жена. Вас ждет сильное потомство, шептали вам, так? Только не ради потомства дорого потомство, но ради души. Что еще? Вы будете иметь много скота? Не ради скота дорог скот, но ради души дорог скот. Не ради всего дорого все, но ради души дорого все! Потому только Рода, только его, свою, нашу общую душу следует видеть, слышать, только о ней и нужно заботиться. Ведь в мыслях о ней открывается все, и вас уже никто не сможет оплести самыми сладкими речами. А о том, о чем говорили вам эти люди не стоит и размышлять, — оно подобно бесплодной женщине, доставляющей лишь мимолетное наслаждение.
Сочный удар грома вновь вышиб задушенный вскрик у одного из хазар, но теперь по суетливым попыткам немолодого Меира выбраться из повозки (ему не давали это сделать сподвижники) было видно, кого так пугал голос Перуна.
— Только Род! Он — Бог, пусть же наделит он нас ясностью ума! Он — огонь. Он — солнце. Он — ветер. Он — луна. Он — чистое. Он — душа. Он — вода. Он — отец созданий.
И упругие потоки воды, все уплотняясь, хлынули на землю. Ветер погнал их серые льняные полотнища по сливающимся в сумятицу начала времен холмам, гаям и вызревающим нивам. Дети с радостным писком бросились врассыпную. С поспешностью выбирались из своей красавицы-повозки в одночасье промокшие хазарские хитрецы. Но Богомил на полшага не сошел со своего места, — и все его слушатели оставались слушателями, не смотря на сокрушительный ливень.
— Не оставляй нас, чистый, светлый, успокоенный, невоплощенный, бесконечный, негибнущий, стойкий, нерожденный, вечный. Ты — мужчина. Ты — женщина. Ты — юноша. Ты — девушка. Ты — старик, и ты — крохотный младенец. Ты — сокол. Ты — жаворонок. Ты — облако с молнией в своем чреве. Ты — времена года…
Блеск молнии. Близкий удар грома. Визг Меира. Хазарская компания поспешила было под тесовый навес храма Макоши, но напуганный грозой седовласый Меир, безумно тараща и без того выпуклые глаза, кинулся в прямо противоположном направлении, к березе, находившейся много ближе стоящего в стороне святилища Серебряной Матери русских Богов. Давид, Серах и Нааман побежали назад, чтобы увлечь за собой вовсе уж обезумевшего от перепуга сотоварища, но тот с такой силой впился маленькими жилистыми своими ручонками в потемневший от воды ствол, что, какое-то время поплясав вокруг него, они вынуждены были оставить трусишку.
