Александр Шеллер-Михайлов - Дворец и монастырь
— Не медлить бы, не ждать бы, — говорили, оживленно Колычевы. — В деле главное — времени не упускать!
— Он-то вот думать будет, а на Москве все сразу решат, — предсказали зловеще другие.
Один из присутствующих заметил:
— А что не к добру дело идет — это верно. Недаром государыня великая княгиня приказала князю Андрею нашего князя Юрия Оболенского в Коломну с боярскими детьми отправить, силу у нас ослабить. Так спроста не сделала бы того. Теперь вот оно и сказывается.
Начался ропот на происки Москвы, на явное желание великой княгини погубить князя Андрея…
Князь Андрей Иванович между тем то храбрился, то падал духом и толковал жене:
— В Литву бы уехать. Тут головы не сносишь… Княгиня сдвигала брови и шипящим голосом говорила:
— Литвянка поганая, всех изведет. Дядю родного и того не пожалела. Пусто бы ей было с ее полюбовником! Еще сломит себе шею.
— Ох, сломит-то сломит, да прежде нас погубит, — стонал князь Андрей.
Прошло в этом смутном настроении несколько дней, и из Москвы прибыл лекарь Феофил. Князь Андрей Иванович принял его, лежа в постели, и со стонами начал пояснять, что у него на бедре болячка.
— Брат мой, государь великий князь Василий Иванович и душу Господу Богу отдал из-за этой самой болезни, — пояснил поспешно князь, как бы предупреждая всякие соображения Феофила.
Феофил осмотрел больное место и серьезно сказал:
— Не всякая болезнь к смерти, и не всякая болезнь на одном и том же месте одинакова.
Он подозрительно взглянул на князя, предупрежденный уже в Москве, что никакой болезни тут нет, и спросил:
— Ты, государь, не пробовал встать?
— Да что ты, в уме ли! От вставанья-то при таком недуге мой брат государь умер, — сказал князь, охая.
— Ну, а ты не умрешь, — решил лекарь. — Недуг пустяшный.
— Вот так же вы все и государю моему брату говорили, а потом не знали, как и помочь, — попрекнул лекаря князь.
— Другая болезнь была, — сказал лекарь, — от простого вереда не умирают.
Он уехал в Москву и доложил с усмешкой великой княгине:
— На стегне болячка, а лежит в постели!
— Я так и знала, — сказала Елена. — Прикинулся больным, чтобы в Москву не ехать. Что ж, болезь пустая — скоро пройдет, значит. Пошлем еще справиться. Авось полегчает.
К князю Андрею Ивановичу прибыли новые посланцы из Москвы и снова застали его в постели. Но им нужно было узнать не о его здоровье, а о том, нет ли у него чужих людей и почему собственно он в Москву не захотел ехать. Подозрительным показалось им то обстоятельство, что княжеские хоромы были теперь полны посторонним народом, понаехавшим к князю с разных концов.
— Вот узнали, что князь нездоров, справиться приехали, — коротко пояснили приезжие на все расспросы, почему они собрались сюда.
Объяснение было просто и ясно, но не трудно было заметить, что все эти люди таинственно переглядываются и шепчутся между собою.
— Толкуем вот о недуге князя. С такой болезни государь великий князь Василий Иванович и в гроб сошел, — снова уклончиво пояснили приезжие московским посланцам на вопрос о том, о чем все совещаются в хоромах княжеских.
Опять ответ был и прост, и ясен, а в палатах княжеских по углам уже составлялся целый заговор. Только князь еще не участвовал в нем и малодушно думал отлежаться от беды и опалы.
Посланцы выведали и высмотрели все, что могли, но от слуг и от приближенных князя Андрея многого узнать было нельзя. Все держались стойко и не вызывали ничего ни словом, ни намеком. Они были заняты обсуждением своего заветного дела и умели хранить тайну. Великой княгине ее шпионы могли только донести, что у князя Андрея есть лишние люди, которых обыкновенно у него не бывает. Говорить же эти люди ничего не захотели, видно, не смели.
— А все же в Москву он приедет, — решила великая княгиня и приказала снова послать к нему и звать его в Москву.
Получился тот же ответ: нездоров и приехать не может.
Послали за ним в третий раз и приказали сказать, чтобы ехал непременно, несмотря на недуг. Тревога князя и его близких возросла до последней степени. Собрал князь всех на- совет, что делать. Шумно говорили все в страшном возбуждении, споря и доказывая друг другу, что и как сделать. Одни предлагали самые смелые планы, другие советовали мягко списаться с великим князем. Княгиня была на стороне первых, пылая ненавистью к правительнице; князь Андрей склонился на сторону последних и послал свой ответ к племяннику-государю с князем Федором Пронским. Глубоким страхом и унижением дышал этот ответ перепуганного государева дяди.
«Ты, государь, — говорил князь Андрей, — приказал нам с великим запрещением, чтоб нам непременно у тебя быть, как ни есть; нам, государь, скорбь и кручина большая, что ты не веришь болезни нашей и за нами посылаешь неотложно; а прежде, государь, того не бывало, чтоб нас к вам, государям, на носилках волочили. И я от болезни и от беды, с кручины отбыл ума и мысли. Так ты бы, государь, пожаловал показать милость, согрел сердце и живот холопу своему своим жалованьем, чтобы холопу твоему вперед было можно и надежно твоим жалованьем быть бесскорбно и без кручины, как тебе Бог положил на сердце».
Князь Пронский с небольшой свитой дворян и челядинцев, не особенно спеша, ехал в Москву с этим униженным ответом, где дядя великого князя называл себя его холопом, а из той же Старицы уже скакал во весь дух другой гонец, но скакал не от князя Андрея, а по своей воле с доносом к князю Ивану Федоровичу Овчине-Телепневу-Оболенскому. Донос был от одного из Андреевых детей боярских, от князя Голубого-Ростовского.
Князь Иван Овчина получил этот донос перед ночью и тотчас же отправился сообщить великой княгине его содержание.
— Что случилось, Ванюша? — тревожно встретила брата боярыня Челяднина. — Государыня-то, я чаю, започивала.
— Все равно, — резко ответил князь Иван, не отвечая на вопрос сестры. — Дело спешное. Часу нельзя упустить.
— Ах ты, Господи! — воскликнула всполошившаяся боярыня. — Да что же стряслось? Уж не Шуйские ли…
— Иди! Иди! — поторопил ее князь Иван, грубовато повертывая ее за плечи. — Ох, уж эти бабьи расспросы…
Она вошла доложить великой княгине, а князь Иван тревожно заходил из угла в угол. Он искусывал свои усы, соображая уже весь план действий. Он не боялся неуспеха, но понимал, что медлить нельзя. Наконец вернулась его сестра, и через несколько минут князь Овчина был уже в знакомой ему опочивальне. Елена была, видимо, взволнована и заторопила князя, забросав его вопросами о том, что случилось.
— Дело спешное, — пояснил наскоро князь. — Князь Андрей Иванович бежать из своего удела завтра же собирается. Сейчас весть получил.
— Ну, а я думала и Бог весть, что случилось, — сказала она, вздохнув свободнее.
— Да и это не пустяк.
— Что ж, уж не силой ли он помериться с Москвой вздумал? — с усмешкой проговорила Елена Васильевна и покачала головой. — Надо вразумить его. Послать кого-нибудь, чтоб усовестили да образумили.
Она задумалась.
— Из духовных особ кого-нибудь выбрать. Пусть внушат ему.
Перебирая в уме, кого бы послать, она решила, что надо об этом тотчас же владыке митрополиту сказать, пусть он выберет надежных людей. Это его дело.
— Увещанья-то увещаньями, а надо и о военной силе подумать, — серьезно заметил князь Иван. — Пока попы увещевать будут, он силу соберет да нас врасплох застанет. Это не дело.
Он усмехнулся.
— Слово пастырское хорошо, а сила военная надежнее.
— Да где ж ему против нас идти! — презрительно сказала Елена. — Старица против Москвы! Выдумал ты тоже чего бояться!
— Врагов тоже у Москвы немало, — серьезно заметил князь Иван. — На сильного все зубы точут, а с князем Андреем всем легко будет ладить. Новгородцы пристанут к нему…
Распоряжения были сделаны быстро. Молодые правители были расторопны и горячо брались за дело. Митрополит Даниил выбрал для увещаний крупницкого владыку, симоновского архимандрита и спасского протопопа. Владыка Досифей и его спутники отправились уговаривать князя Андрея, получив от митрополита наказ, где говорилось:
«Слух до нас дошел, что хочешь ты оставить благословение отца своего, гробы родительские, святое отечество, жалованье и береженье государя своего, великого князя Василия, и сына его: я благословляю тебя и молю жить вместе с государем своим и соблюдать присягу без всякой хитрости, да поехал бы еси к государю и к государыне безо всякого сумнения, а мы тебя благословляем и емлем тебя на свои руки».
Если бы князь Андрей не послушал, то посланцы митрополичьи должны были объявить ему суровую меру — отлучение от церкви. Верил или не верил в душе митрополит, что князю ничего не сделают в Москве в случае его повиновения — неизвестно. Но вечный угодник власти в конце своего наказа выражался очень резко. Он сослался на слова Спасителя, обращенные к ученикам: «приемляй вас, меня приемлеть, и отметаяйся вас, мене отметается», и еще: «его же аще разрешите на земли, будет разрешено на небесах, и его же аще свяжете на земли, будет связано на небесах», а затем угрожал князю:
