Ирина Звонок-Сантандер - Ночи Калигулы. Падение в бездну
— Ты думаешь, что я хочу отравить тебя? — тяжело дыша, спросил Гай.
Гемелл испуганно повалился к его ногам. Судорожно обнимал тощие колени Калигулы. Ползал среди осколков, не замечая, как они впиваются в плоть.
— Это было лекарство! — повторял он, глядя на императора расширенными от страха глазами. — Я болен! Кашель изнуряет меня! Сжалься! — Гемелл старательно кашлял, уже не прикрывая, а наоборот — широко открыв рот. Пусть Гай Цезарь увидит болезненную красноту! Пусть поверит в болезнь Тиберия Гемелла!
Калигула медленно покачал головой, отказывая в милосердии.
— Ты не доверяешь мне, а значит — ты предатель! — с деланной тоской произнёс он.
Изображая скорбь, император уткнулся печальным лицом в руку, согнутую в локте, и громко вздохнул. Затем выпрямился и вызывающе пригубил злополучную чашу с вином. Гости затаили дыхание, следя, как двигается кадык на длинной худой шее. Допив до конца, Калигула отшвырнул в сторону чашу и посмотрел на Гемелла.
— Вино не было отравлено, — криво улыбнулся он. И повысив голос, велел преторианцам: — Арестуйте его! За оскорбление императорского величия!
Стоя посреди пиршественного зала, Калигула смотрел, как преторианцы тащат прочь сопротивляющегося Гемелла.
— Брат, я не виноват! — отчаянно кричал он.
— Продолжает упорствовать в неправде! — шепнул Гай, прикрыв глаза, словно испытывал душевную боль.
Гости внимательно разглядывали полные тарелки. Делали вид, что поглощены едою и не слышат воплей Гемелла. Гай вернулся к невесте. Тишина была столь велика, что шаги императора звучали, словно удары молота по наковальне.
Калигула прилёг около Лоллии Павлины. Она заискивающе улыбнулась и погладила его руку.
— Трудно быть императором! — заметила она. — Зависть родных преследует тебя! Ты можешь доверять только любящей супруге, поклявшейся разделить с тобой тяготы жизни!
Гай устало оглядел Лоллию: «Чужая женщина! Я верю лишь Друзилле! Но как она красива и желанна!»
Он обнял её за плечи. Поцеловал в щеку, предвкушая близость брачной ночи. И шепнул ей, злобно прищурившись:
— Когда-то дед Гемелла устроил подобную хитрость моей матери! Теперь она отомщена!
XXVI
Тиберия Гемелла отвели в дворцовое подземелье. Юноша жалобно плакал, молил преторианцев о пощаде. Трибун Кассий Херея пренебрежительно толкнул его в спину:
— Не скули! Будь мужчиной! — равнодушно посоветовал он.
Гемелл послушно вытер слезы краем тоги. Он старательно крепился, чтобы не заплакать вновь перед безжалостными мужчинами. Но, когда дверь темницы со скрежетом захлопнулась за его спиной, зарыдал ещё сильнее.
Оставшись один, Гемелл брезгливо огляделся и обхватил руками худые плечи. Серые стены пахли гнилью, на изломах трещин копошились мерзкие клопы. Гемелл, всхлипывая, прислонился спиною к стене. И тут же отскочил: ему померещилось, что клоп заполз ему под тунику.
Два часа подряд он кругами бродил по узкой камере. Бормотал отрешённо:
— Я не виноват… Это было лекарство от кашля…
Гемелл наивно надеялся, что преторианцы, стерегущие за дверью, услышат его и донесут императору. Устав ходить и бормотать, он прилёг на грязный соломенный тюфяк, брошенный в углу, и заснул.
Резь в мочевом пузыре разбудила его. Гемелл открыл глаза, бессмысленно озираясь вокруг. Спросонья он не сразу понял, где находится. Вспомнив, снова прослезился. С трудом поднявшись с тюфяка, Гемелл дотащился до двери. Попытался просунуть голову сквозь частые железные прутья.
— Мне нужно помочиться, — крикнул преторианцам, дежурящим снаружи.
— Помочись в углу! — раздался насмешливый совет.
Громкий оглушительный хохот ударил Тиберия Гемелла, словно пощёчина. На дедовой вилле он рос посреди угодничества и лести. Почему теперь должен выслушивать грубые оскорбления солдат?
— Я сейчас помочусь на вас! — крикнул он тонким голосом, срывающимся от бессильной злости.
Гемелл лихорадочно приподнял впереди тунику и подошёл поближе к решётке. Благо, она начиналась на уровне колен. Шутник-преторианец со знанием дела оглядел мужское достоинство Гемелла и присвистнул:
— Ну, этим ты вряд ли достанешь помочиться на меня!
Юноша пристыженно опустил тунику и отвернулся. Худая спина, позвонки которой просвечивали сквозь ткань туники, нервно вздрагивала.
— Ты, мерзавец! Как смеешь издеваться над двоюродным братом императора?! — раздался громкий голос.
Гемелл обернулся: в подземелье спускался Невий Серторий Макрон. В пламени факелов его крепкая высокая фигура казалась огненно-оранжевой. Макрон подошёл к преторианцу, оскорбившему Гемелла.
— Сейчас же принеси Тиберию Цезарю отхожий горшок и помоги ему при отправлении нужды! — строго велел он солдату.
— Но я… — начал оправдываться молодой преторианец и тут же осёкся под непреклонным, пронзительным взглядом префекта претория.
Шутник поспешил на поиски горшка. Гемелл с надеждой смотрел на Макрона. Префект долго теребил в руках связку ключей. Найдя нужный, возился с замком от камеры несколько секунд, показавшихся для узника вечностью.
— Макрон, император велел выпустить меня на свободу?! — нетерпеливо прыгая около решётки, спрашивал Гемелл.
Макрон грузно вступил в камеру. За ним — дюжина преторианцев, закрывшая вход.
— Тиберий Цезарь, сначала помочись, — ответил префект, сочувственно глядя на юношу.
Гемелл послушался. Как раз подоспел преторианец с медным погнутым горшком.
— Теперь скажи! — одёргивая тунику, попросил Гемелл.
Макрон тяжело вздохнул.
— Гай Цезарь осудил тебя на смерть! — глядя мимо лица Гемелла, сухо произнёс он.
Гемелл побледнел. Капли пота выступили на гладком лбу. Губы искривились в гримасе ужаса.
— Сенат приговорил меня? —дрожащим голоском пролепетал он.
— Сенат?! — печально усмехнулся Макрон. — Император не советовался с Сенатом. Он сам вынес решение и подписал приговор!
Гемелл отчаянно повалился на грязный тюфяк. Колотил ладонями и плакал в голос. Преторианцы столпились вокруг, глядя на него сверху вниз.
— Убейте меня! — рыдал Гемелл и дёргался в испуге, ожидая смертельного удара.
— Мы не можем, — ответил Макрон.
Гемелл перестал рыдать. Приподнялся на коленях и обернул к Макрону красное, опухшее, искажённое страхом лицо.
— Зачем же вы пришли? — хрипло спросил он.
Макрон опустился рядом с Гемеллом на одно колено. Прижал к груди его растрёпанную голову.
— Никому из нас не позволено пролить кровь Цезарей, — шепнул он в ухо юноше. — Ты должен сделать это сам!
— Сам?! — выкрикнул Тиберий Гемелл и дико рассмеялся. — Никогда!
В сердце, истерзанном страхом смерти, мелькнула надежда. «Никто не смеет убить меня! Значит, я буду жить! В тюрьме, среди клопов и вшей, на соломенном тюфяке! Но — жить!»
Макрон устало прикрыл глаза. Он часто убивал. Не дрогнув, он пытал Сеяна и его сообщников. Без угрызений совести он душил императора Тиберия, пока тот не перестал хрипеть и дёргаться. Но истязать этого глупого, наивного, безвинного сероглазого юношу!
— Тебе придётся умереть! — вздохнул Макрон. — Император уже велел приготовить погребальный костёр. В саду, на перекрёстке двух посыпанных гравием дорожек. Преторианцы не могут пролить кровь Цезарей — это верно. Но им велено бросить тебя в костёр живьём, если ты откажешься умереть!
Тиберий Гемелл закрыл ладонями уши, чтобы страшные слова не достигали его. Забился в угол и сжался, затравленно глядя поверх костлявых колен. Макрон вытащил из ножен короткий меч и, держа за лезвие, повернул его рукоятью к Тиберию.
— Выбирай! — сказал он. — Смерть позорная или достойная!
Давясь слезами, Гемелл потянулся к мечу. Оружие оказалось слишком тяжёлым для его слабой, почти девичьей руки. Оно выскользнуло и упало каменный пол, выбивая искры.
— Я не смогу! — жалобно скривился Гемелл. — Я никогда не держал в руках меча…
— Я научу тебя, — вздохнул Макрон. Он поднял оружие и установил его рукоятью между каменными плитами. Лезвие огненно блестело в свете факелов.
— Смотри! — учил префект претория. — Держишь меч вот так, склоняешься над ним и прижимаешься грудью к острию. И с силой падаешь на землю. Лезвие проходит между рёбрами и достигает сердца. Смерть приходит мгновенно. Куда мучительнее убить себя стоя, с размаха ударяя мечом. Рука может дрогнуть и промахнуться.
Гемелл, всхлипывая, склонился над мечом. Медля сделать рывок, он испуганно оглядывал преторианцев.
— Позволь телу упасть на меч, — уговаривал Макрон. — Боль промелькнёт, как вспышка молнии, и ты обретёшь покой. Станешь тенью на тихом призрачном лугу, где изредка воет трехглавый пёс Цербер.
Преторианцы угрюмо смотрели, как Тиберий Гемелл резким движением накололся на лезвие. Брызнула кровь, тело спазматически дёрнулось и застыло. Он был мерв, но на тёмных загнутых ресницах все ещё дрожали слезы.
