Эдуард Беляев - Тайна президентского дворца
29 декабря в МВД, отдохнув после недружественного посещения дворца Амина, приведя в порядок нервы, прибыл и приступил к работе новый министр Сайд Мухаммед Гулябзой, прихватив с собой и нового командующего Царандоя подполковника Асгара, содержавшегося до этого в тюрьме Пули-Чархи. По этой причине в его кабинете еще некоторое время держался стойкий запах нар и спертого воздуха тюремной камеры. Во всяком случае, так сказала Наташа Ростарчук, когда мы с ее мужем после интервью с Асгаром завернули по дороге пообедать в ее обществе. Наталья женским обонянием уловила нетленный дух тюрьмы, учуяла то страшное, что припрятывалось совсем неподалеку за красивыми шторами окон ее особняка. Вызволил подполковника Асгара из тюрьмы, чего мог и не знать новый командующий Царандоя, Федор Коробейников, «зенитовец». От КГБ он был представлен один, но для захвата ему придали взвод десантников лейтенанта Моргульцева на БМД и одну самоходную артиллерийскую установку «СУ-85», из которой для острастки раз пальнули в небо, поддержав штурмующих тюрьму одиночным «авроровским» выстрелом, да что-то там еще взломали, тараня стальной грудью хлипкую преграду.
Рядом стояли подразделения танкистов — две бригады. Десантники двумя своими ротами при активной поддержке самоходных установок спокойненько блокировали личный состав в казармах, отрезав их от боксов с машинами. Во время переговорного процесса переводчика со старшим разок пригрозили длинной очередью, подкрепляя серьезность своих намерений. С афганской стороны попыток прорваться и повоевать не было. Было, правда, стремление отдельных несознательных бойцов-афганцев, настроенных весьма пацифистски, вонзить штык в землю и податься по домам. Но командир второй парашютно-десантной роты с очень располагающей фамилией во второй ее части, гвардии старший лейтенант Анатолий Чернорай вежливо попросил потенциальных дезертиров вернуться в строй и не валять дурака, делая теперь уже никому не нужный вид, что все они очень даже сильно любят товарища Амина и готовы отдать за него свои неокрепшие мозги и саму молодую жизнь. При этом Чернорай попросил переводчика точно перевести его командирские слова: «Ни шагу назад, товарищи сарбозы, будем родину защищать. А мы вам поможем в этом святом деле». Солдаты отделения старшего сержанта Александра Хайтена, утомленные ночным двадцатикилометровым маршем и нудными увещаниями вражьей стороны, по команде своего товарища Саши Немеца ахнули из стрелкового оружия по поднебесной выси, бестолково круша кровли крыш, водружая, как над рейхстагом, полотнище полного согласия и трепетной тишины.
А вообще все выглядело так, словно их заждались — двери, ворота пооткрывали и впустили без стука и пальбы по стенам и зарешеченным окнам. По-видимому, это особенность всех тюрем мира — охотно принимают кого ни попадя. Туда — ворота широко открыты, а назад — или хода вообще нет, или узенькая щелочка — едва ль протиснешься к свободе. Хотя силы батальона охраны были немалые: 360 солдат и офицеров плюс четыре танка. Но Асгару повезло: от камерной «параши» — и в кресло высокого престижа, из зэков — да в полицейские главкомы. К слову сказать, среди освобожденных в этот вечер узников был и герой апрельской революции Абдул Кадыр — завтрашний министр обороны. Превратности судьбы или извороты лиха кровопролитных переворотов?
Репрессивный конвейер, как водится, заработал в обратном направлении. Надзирателей заменять не стали, решив не отрывать их от привычной, полюбившейся им работы, но контингент обновляли быстро и пачками — в тюрьму немедленно начали привозить сторонников Амина. Среди них оказались и уцелевшие во время штурма члены семьи Хафизуллы. Двое его несовершеннолетних сыновей были пристрелены на виду у своего отца. Или, наоборот, — отца убивали на глазах детей. Двенадцатилетней дочери перебили ноги автоматной очередью. По-другому и быть не могло, ибо, оказывается, по воспоминаниям «поэта-зенитовца» Ревского, она «тоже стреляла из пистолета». Смелая девчонка — не умереть она хотела, а умирать, постреливая из советского «ПМ». Но более смелым оказался в домыслах своих поэт-воитель. Ведь угораздило его такое свое видение явить свету и воздать разменною деньгою своей души…
Ревскому вторят другие. Дочь Мохаммада Салеха в 2009 году рассказывала, что после того, как гости поели суп, им «ужасно захотелось спать». Девушка вскоре «уснула». Как вспоминает, вышла она из небытия уже от грохота и взрывов. И этот вползающий в сознание ребенка кошмар, страх и плач мамы и других зашедшихся в крике тетей, инстинктивно прикрывающих детей своими телами, спустя тридцать лет отойдет на задворки памяти. А ярким событием запомнится вот эта бредятина, кем-то ей подсказаная: «Я помню, как они собирали оружие, как жена Амина тащила пулемет».
Ну и семейка, правда? Одна дочь, которая старшая и на седьмом месяце беременности, строчит из автомата, девчоночка помладше постреливает из пистолета, мать же подает пример — за пулемет залегла и пуляет себе, распарывая пространство и плоть наступающего советского солдата и бойца. Абдулл Рахман, старший сын, не дал матери повода устыдиться за свое бездействие и проявленную трусость, а, передав голопузого кроху, малолетнего ребенка, жене, решительно и смело пошел метать гранаты и мстить за двух младших братишек, убитых только что при нем, на глазах женщин дома Аминов…
Хочу надеяться, что вы солидарны со мной: нескладица все это, абсурд и хреномуть. Однако же описывали мемуаристы «народную молву и чекистский слушок», которым было предписано вспоминать именно о таком поведении «семейки Хафизуллы». Кого задались скомпрометировать и опорочить при этом? Боюсь, что в первую голову себя, но не Аминов.
Да, чуть не забыл. Девочка, что ошалела от страха взрывов и спряталась под мышкою у мамы, оттуда углядев жену дяди Амина с пулеметом в руках, — потом училась в университете Москвы и прожила в столице СССР без малого десять лет. Знать, не только глубокие знания приобрела, но и избирательную память — тоже.
А Абдулл Рахман, старший сын Амина, ненадолго переживет отца и братьев младших — будет расстрелян днями позже. И убьют его, конечно же, не потому, что «гранаты он швырял навстречу штурмующим освободителям своего народа от гнета деспота — отца своего», а убьют Абдуллу так, на всякий случай, как… А Бог его знает — как кого. Убьют играючи, вот и вся недолга. А кому надобно, тот чушь нагородит, и оправдает любое преступное действо, и извинит любого преступника. Даже если для этого придется заставить стрелять грудного младенца, которому должно будет в ответ дать достойный ответ-отповедь.
Теперь о чувстве гордости за офицера КГБ. Прямая речь. Евгений Чудеснов, группа «Гром»: «При штурме Царандоя, прикрывая собой Нура, я получил контузию. Из носа и ушей пошла кровь, на некоторое время потерял ориентацию. Разбираться в своем состоянии времени не было. Определили Нура в один из кабинетов, дали ему охрану и бросились помогать нашим ребятам. Помню, услышал крик, страшный такой, душераздирающий. Бегом туда. Оказывается, ранен в ноги совсем молодой афганец, защитник министерства. Перевязал его, а только что я бинтовал плечо нашему десантнику, такому же мальчишке. Он все рвался в бой, пришлось даже прикрикнуть, назвать свое воинское звание, чтобы слегка охладить пыл».
Вот, собственно, и все. Неправда, что все они запрограммированы сокрушать, захватывать и только убивать. Тот бой в Царандое показал: им есть дело до смертного нашего тела. Любого, и мальчишки-афганца тоже.
Не на миру, где даже смерть красна, пришел на помощь офицер. Не показушно спасал ребенка с оружием в руках, навязанного в образе врага, — от доброго сердца исходил благой порыв. И озаряет осмысление, какого рода-племени Евгений. Племя его — русич. Род его — из фамилии Чудеснов. Эдакий парень, душой приветный…
Ведь, правда, хорошо!.. И чудесно: в ястребиную ночь явилась лебединая душа…
Глава 9
ЛИЦЕДЕИ ЛЮБОВНОЙ НОЧИ
У нас, переживших уходы вождей, преклонных старцев, последних из могикан святой ипостаси Политбюро, нелепых дядь из ГКЧП, звуки музыки Чайковского из «Лебединого озера» вызывают мышечный спазм — беда пришла. Многие из афганского населения, пережившие ту ночь, при появлении на экране телевизора Раджа Капура теперь отойдут в сторону подальше. Память обновит забытую печаль.
1
Главный режиссер программы новостей уже давно перестал тешиться надеждой на интервью с Амином. Группа телевизионщиков из резиденции не возвратилась, связь с ними прервалась часов пять назад. Экбалю Баруни донесли — там, в Тадж-Беке, произошло что-то очень серьезное. Пока выясняли обстоятельства, эфир забили «Бродягой», старым индийским фильмом с Капуром и Наргиз в главных ролях. Баруни созвонился с председателем, тот посоветовал не фильмы гонять, лицедействуя в запутанной любви индусов, а разобраться в ситуации, выяснить, куда подевались репортеры и где наконец это злополучное интервью. Баруни вышел во двор к танкистам. Военные могли что-то знать и пролить свет на происходящее. Накатывался железный рокот. Экбаль не дошел. Полыхнуло и разорвало нешумную суетню телецентра. Назад возвращался бегом, боковым зрением увидел, как под напором несущейся на скорости машины разлетелись ворота. Прозвучали частые выстрелы, гася мелодию легкомысленной песенки бродяги: «Абарагу… Абарагу…»