Алексей Пишенин - Сага о Хельги
Видно, кормщик драккара смог быстро сосчитать воинов на своем корабле и на двух, идущих ему навстречу, и решил, что полмили — слишком долгий путь, чтобы из его воинов многие потом смогли похвастаться этим боем. Он повернул свой корабль к берегу. Вслед за ним отвернули и два других корабля, преграждавших путь в открытое море.
И викинги вышли в открытое море. И Рагнар велел ставить парус, потому как ветер задул сильнее. Так же поступили и на остальных тринадцати кораблях. Их не преследовали.
Рагнар сказал:
— Мой топор сказал правду. Долго же он мучается жаждой.
Гудбранд ответил:
— Чтобы утолить такую жажду, надо отправиться к вендам. В Йомсборге, видать, нынче обретают славу не в битвах.
И Кетиль сказал Хельги:
— Вижу я, битва при Хьёрунгаваге не добавила доблести йомсвикингам. Будь здесь Вагн сын Аке, не знаю, кто бы победил, но многие не увидели бы следующего рассвета.
А Хельги сказал Кетилю:
Дважды из Йомсборга люди с нами не приняли боя,
Достоин ли славы вождь, что был лишь хитростью воин?
Сага о том, как Хельги сын Торбранда лучше узнал вендов
Выйдя в море, повернули они сначала на восток. Затем кормщик конунга Олафа увидел какой-то знак на берегу и дал знак повернуть на север. Ветер дул с юго-запада, потому под парусами шли они ходко. И еще не начало темнеть, когда они увидели берег Боргундархольма[30]. Там они вытащили корабли на песчаный берег, и конунг Олаф объявил, что этим вечером они с ярлом Эйриком поделят между воинами добычу.
Гудбранд велел своим людям сделать из паруса навес и отправляться в дюны собирать топливо для костра. В это время Олаф поставил свой шатер, и с каждого корабля к нему начали сносить захваченное добро и приводить пленников.
Кетиль показал Хельги на нескольких женщин в длинных рубахах, закрывающих лица широкими рукавами:
— Хотел бы я знать, помнит ли ярл свое обещание, которое дал он нам перед тем, как отправить с телегой к воротам. Сейчас я был бы не прочь им воспользоваться.
Асгрим Сакс на это ответил:
— Перед воротами вас стояло двое, а здесь нас — восемь сотен. А женщин не больше трех дюжин. Тебе придется постараться, чтобы освежить ярлу память.
А Рагнар добавил:
— Пожалуй, из всего, что мы взяли в этом походе, женщин поделить будет труднее всего, потому как вендские женщины многим по нраву. Но я бы предпочел серебро, его цена не изменится после того, как оно месяц побудет среди воинов. А цена женщины упадет раза в два или три, смотря по тому, как с ней будут обращаться.
На это ответил Аслак Финн:
— Было бы мне столько лет, сколько тебе, Рагнар, думаю, и я больше интересовался бы серебром, нежели женщинами. Однако мне женщина может пригодиться для большего, нежели гладить меня по лысой голове, поэтому я предпочту ее, а серебра я добыть успею.
Все рассмеялись, а Рагнар почесал затылок. Затем Аслак спросил Хельги:
— А ты, Хельги, что предпочел бы: женщину или серебро?
— Меня дома ждет невеста, потому я взял бы серебро, — ответил Хельги.
— Невеста хороша, когда знаешь, как ее ублажить, — ответил Аслак. — А где же еще научиться обращаться с женщинами, как не в походах. Но ты, наверное, Хельги, еще слишком молод для этого. Потерпи пару лет, и мы приведем к тебе какую-нибудь не очень уродливую толстуху, чтобы ты наловчился…
Хельги не стал дальше слушать и ушел, а все остальные рассмеялись. А особенно громко смеялся Рагнар.
Уже стемнело, когда конунг и ярл начали делить серебро. Кто-то было сказал, что серебро лучше делить днем, когда лучше видишь, что берешь, но ему ответили, что он может подождать до утра и посмотреть, что ему останется.
Сначала взвесили все серебро в утвари и в монетах. Потом стали взвешивать браслеты и другие украшения. Когда работа мастера казалась достойной, чтобы кольцо или браслет стали бы носить на Севере, вещь подносили Олафу, и тот называл ее вес в серебре и спрашивал, не готов ли кто дать больше за узор или за камень. Кое-кто из воинов, у кого в поясе было серебро, подходил и рассматривал. Потом, если вещь была стоящей, называл цену, и если охотников поспорить с ценой не находилось, то забирал вещь себе, докладывая на ее место серебро. Два раза торговались: из-за больших серег дутого серебра из страны франков и из-за тонкого узорного браслета миклагардской работы.
Затем вперед вышел Хромой Арн — один из советников Олафа — и назвал общий вес добытого у вендов серебра. Тут же вперед вышли вожди каждого корабля и назвали число своих людей. Арн прибавлял к каждому числу еще трех человек, ведь вождь на корабле заслуживал тройной доли, а кормщик двойной. Итог он чертил рунами на земле. В самом конце он прибавил еще две дюжины человек — по дюжине на ярла Эйрика и конунга Олафа.
Всего получилось семьдесят пять с половиной дюжин людей и шестьдесят с четвертью марок серебра. Арн подозвал к себе Гудбранда и Торира Упландца — мужей, известных своим умением считать серебро. Вместе они сели на песок и начали что-то чертить ножами и тихо обсуждать.
Воины стояли вокруг и молчали, чтобы не помешать подсчетам. Вокруг горели костры, на которых варилась похлебка из вендских овец. Кетиль прошептал Хельги:
— Нелегко разделить шестьдесят марок на семьдесят пять дюжин, но это легче, чем разделить дюжину женщин на десять дюжин воинов. Настоящий дележ случится после…
В это время Арн начал громко говорить:
— Для простоты мы увеличили количество воинов до восьмидесяти дюжин и оставили на время в покое четверть марки серебра. И у нас получилось, что на дюжину воинов приходится по три четверти марки серебра или одна шестнадцатая марки на воина. Четыре с половиной дюжины воинов, которых мы добавили, вместе равняются трем маркам и трем четвертям. А с оставшейся четвертью — четырем маркам.
Все слушали Арна, затаив дыхание, а кто-то пытался проверить его расчеты, перебирая бусины на шелковой нитке.
— Теперь у нас получилось четыре марки на семьдесят пять с половиной дюжин воинов или меньше одной двадцатой марки на дюжину человек, — продолжал Арн. — Ежели бы наш поход на этом закончился, я бы предложил разделить и эти четыре марки, как бы мало на человека ни вышло. Но у нас есть еще рабы, которых мы продадим, и наш поход еще не закончен. Поэтому я спрашиваю вас: есть ли кто-то, кто хочет получить все свою долю прямо сейчас?
Кетиль снова шепнул Хельги:
— Желающих не найдется. Во-первых, в походе наше число может уменьшиться, и тогда делить станет легче. Во-вторых, даже не очень хороший раб один стоит пару марок и, значит, доля каждого увеличится еще в два или три раза, так что не стоит торговаться ради одной двенадцатой одной десятой марки. Ну и главное — у нас есть женщины, которых пока не делили. И это то, чего все ждут.
— А как будут делить женщин? — спросил Хельги.
— Кто даст самую большую цену, тот и получит, — ответил Кетиль. — А ты уже кого-нибудь приглядел себе? Могу одолжить серебра, но помни, что на корабле ее можно будет держать только до той поры, пока мы не встретим каких-нибудь торговцев. Потом все равно придется продать, и готов побиться об заклад, дадут они тебе меньше, чем та цена, которую сейчас, торгуясь, назначат охочие до женщин воины.
На это Хельги ответил:
— Нет, из женщин мне нужна только Ингрид. А сам ты будешь торговаться? Я там видел нескольких, которых можно назвать чистыми.
— Я тоже не буду. Я не привык платить за женщин.
Поэтому они сели у костра и стали хлебать похлебку, которую Харальд Заяц сварил из вендской овцы.
Торг начался рядом с палаткой, которую поставили для вождей. Сначала, как сказал Торкиль, выбирали самых некрасивых женщин, чтобы самые нетерпеливые воины дали за них хорошую цену. Потом дошла очередь до более молодых и пригожих. Аслак Финн яростно торговался из-за нескольких из них и вскоре смог увести с собой в дюны какую-то девушку с разбитым лицом. Рагнар сказал, что Аслаку придется сходить в три похода, таких как этот, чтобы вернуть себе то серебро, которое он за нее отдал.
Торг уже походил к концу, когда к палатке вождей подвели женщину с лицом, закутанным в платок. Хромой Арн развернул ткань, как ни сопротивлялась женщина, и Хельги поперхнулся куском бараньего жира. Перед вождями стояла девушка из крепости. На ней не было ни золоченого пояса, ни браслетов, но все же видно было, что она из благородной семьи. Все воины уставились на нее, а Олаф и ярл Эйрик переглянулись.
Арн сказал:
— Все видят, что эта женщина молода и пригожа. — Он сжал ей щеки, чтобы она приоткрыла рот. — И у нее есть еще все зубы. Кто даст за нее пять марок серебра?
Девушка оттолкнула его руку и сказала по-датски:
— Я Эдла, дочь верховного жреца Святовита[31], и сама выбираю себе мужчин! — и посмотрела прямо в глаза конунгу Олафу.
