Кристиан Жак - Госпожа Абу-Симбела
Рамзес задумался.
— Ассирия... Она готова напасть на хеттов?
— Нет еще, но со временем конфликт мне кажется неизбежным.
— Почему же Муваттали не борется с этим злом?
— Из-за внутренних разногласий, угрожающих его трону, и потому что он опасается продвижения нашей армии к Кадешу. Для него мы остаемся основными противниками.
— А для тех, кто рвется к власти?
— Его сын Урхи-Тешшуб — слепец, мечтающий только овладеть Двумя Землями, уничтожив как можно больше египтян. У Хаттусили более гибкий ум, и он должен лучше понимать опасность, которая растет у самых ворот Хеттской империи.
— Значит, ты мне не советуешь начинать широкое наступление на Кадеш.
— Мы потеряем много людей, хетты тоже; настоящим победителем может стать Ассирия.
— Разумеется, ты не удовлетворился размышлениями; каков твой план?
— Боюсь, что он тебе не совсем понравится из-за того, что противоречит политике Египта.
— Я слушаю тебя.
— Заставим хеттов поверить, что мы готовим штурм Кадеша. Ложные слухи, фальшивые секретные депеши, учения в Южной Сирии. Я этим занимаюсь.
— Пока ты не удивил меня.
— Продолжение будет более неожиданным. Как только обнаружится эффективность этих действий, я отправлюсь в Хеттскую империю.
— В каком качестве?
— С секретной миссией, вести переговоры с императором.
— Но... О чем ты хочешь вести переговоры?
— О мире, Ваше Величество.
— О мире... с хеттами!
— Это лучшее решение, чтобы помешать ассирийцам действовать.
— Хетты никогда не согласятся.
— Если я буду располагать твоей поддержкой, я ручаюсь, что смогу их убедить.
— Если бы кто-нибудь другой, а не ты, сделал мне это предложение, я бы обвинил его в государственной измене.
Аша улыбнулся.
— Я немного сомневался в этом. Но кто другой, кроме Рамзеса, может предвидеть будущее?
— Не учат ли мудрецы, что льстить другу — непростительная ошибка?
— Я обращаюсь не к другу, а к Фараону. Недальновидный политик поступил бы именно так: завоевал Кадеш, победил хеттов и прозевал опасного врага; появление Ассирии должно изменить наши действия и планы.
— Простая интуиция, основанная на фактах, Аша; ты признал это сам.
— Мне, как главе дипломатии, важно предугадать и предчувствовать предстоящие события раньше других. Именно так приходят к верному решению.
— Я не имею права позволить тебе так рисковать.
— Мое пребывание у хеттов? Оно будет не первым.
— Ты хочешь снова побывать в тюрьме?
— Существуют более приятные места, но нужно уметь подтолкнуть судьбу.
— Я не найду лучшего верховного сановника.
— Я вернусь, Рамзес. И потом, легкая светская жизнь со временем ослабляет ум. Посещать любовниц, одевать их, пресытиться ими... мне нужна жизнь, полная опасностей, чтобы ум оставался живым и деятельным. Этот опыт не пугает меня. Я хочу использовать слабости хеттов и убедить их прекратить вражду.
— Ты понимаешь, Аша, что это совершенно бессмысленно?
— Нет, мой план обладает свежестью новизны и прелестью неизведанного: не украшен ли он соблазнами?
— Все же ты не верил, что я дам тебе свое согласие.
— Я его получу, так как ты принадлежишь к правителям, способным изменить мир. Прикажи мне вести переговоры с варварами, которые хотят нас поработить, чтобы их превратить в подданных.
— Я отправляюсь в длительное путешествие на юг, а ты будешь на севере.
— Занимайся другим и оставь хеттов мне.
ГЛАВА 23
Юноши, в возрасте от пятнадцати до двадцати пяти лет за их выдающиеся способности, физическую силу и ум были выбраны Рамзесом «царскими сыновьями». Они носили серьги, широкое оплечье, браслеты, сборчатую набедренную повязку и гордо держали жезл, заканчивающийся страусовым пером.
Им Рамзес оказал особую честь, доверив командование различными воинскими отрядами. Своим присутствием на поле брани они сумеют поддержать боевой дух воинов, о позорном бегстве которых в битве при Кадеше царь еще не забыл.
«Царские сыновья» отправятся на север и займутся управлением провинциями. Они получили точные распоряжения от Аша и с честью выполнят их.
По стране уже распространялась легенда о том, что Рамзес Великий, могущественный Фараон, кроме того, и плодовитый отец, существование многочисленных детей было явным доказательством его божественной мощи.
В тени лимонного дерева старый Гомер умащивал благовониями свою белую бороду. Гектор, черно-белый кот, замурлыкал, как только его погладил Рамзес.
— Простите мне мою неделикатность, Ваше Величество, но мне кажется, что вы раздражены.
— Скажем... озабочен.
— Плохими известиями?
— Нет, предстоящее путешествие несколько беспокоит меня.
Греческий поэт набил листьями шалфея трубку, головка которой была сделана из раковины улитки.
— Рамзес Великий... Так называет вас теперь народ, вот что я сейчас написал:
«Одно нам дарует, другого лишает
Нас своенравный в даяньях Кронион; ему все возможно».[8]
— Вы становитесь суеверны, Гомер?
— Это привилегия возраста, Ваше Величество. Мои «Илиада» и «Одиссея» закончены. Я написал последние строчки в поэме, воспевающей вашу победу при Кадеше. Остается только курить шалфей, пить ароматизированное анисом вино и заставлять делать себе массаж.
— У вас нет желания перечитать свои произведения?
— Только посредственные авторы любуются в зеркало своих фраз. Почему вы задумали это путешествие, Ваше Величество?
— «Часто возвращайся в Абидос, — требовал мой отец, — и заботься об этом храме». Я пренебрегал его приказами, но теперь должен заняться этим святилищем.
— Есть большее.
— На вопрос: «Кто такой Фараон?» Сети отвечал: «Тот, кто делает свой народ счастливым». Как этого достичь? Совершая благие дела ради Первоначала и для богов, с тем, чтобы они отражались в людях.
— Это царица посоветовала вам действовать таким образом?
— С ней и для нее я хочу создать нечто, что произведет сияющую энергию, в которой мы так нуждаемся и которая защитит Египет и Нубию от несчастий.
— Место уже выбрано?
— В сердце Нубии Хатор отметила своим присутствием место под названием «Абу-Симбел». Воплощаясь в камне, повелительница звезд открыла секрет своей любви. Его я хочу подарить Нефертари, чтобы она навсегда стала госпожой Абу-Симбела.
Сидя на корточках, повар, пользуясь листом пальмы, раздувал огонь жаровни, на которой жарил гуся. В клюв и горло птицы он вставил вертел и держал ее прямо над очагом. Когда он справится с этим занятием, то ощиплет утку, выпотрошит ее, отрубит ей голову, концы крыльев и лапы и насадит на вертел, чтобы поджарить на слабом огне.
Знатная дама позвала его.
— Вся птица подготовлена?
— Почти вся.
— Если я у вас потребую утку, вы сможете приготовить ее тотчас же?
— Но я очень занят...
Долент, сестра Рамзеса, поправила левую бретельку своего платья, постоянно соскальзывающую; затем величавая брюнетка поставила горшок из-под меда около ног повара.
— Твой необычайный наряд превосходен, Шенар. Если бы ты не назначил мне свидание в этом месте, я бы тебя не узнала.
— У тебя есть какие-нибудь новости?
— Я полагаю... Я была на совете, созванном царской четой.
— Возвращайся через два часа, я отдам тебе утку, закрою лавочку, и ты последуешь за мной. Я отведу тебя к Офиру.
Расположенный недалеко от царских погребов, квартал поваров и мясников успокаивался только ночью. Несколько тяжело нагруженных подмастерий направлялись к домам знати, чтобы доставить туда жареные куски мяса, дичь, которые будут съедены во время пиршеств.
Шенар углубился в пустынную улочку, остановился перед покрашенной в голубой цвет дверью, несколько раз постучал в нее. Как только она открылась, старший брат Фараона сделал Долент знак поспешить. Величавая брюнетка не без страха вошла в помещение с низким потолком, переполненное корзинами. Шенар приподнял дверцу погреба, и они спустились вниз по деревянной лестнице.
Увидев мага Офира, Долент распростерлась перед ним и поцеловала полу его платья.
— Я так боялась не увидеть вас вновь!
— Я пообещал вам вернуться. Дни размышлений в городе Солнца упрочили мою веру в Атона, единого бога, завтра он будет царить в этой стране.
Зачарованными глазами Долент созерцала мага, лицо которого напоминало хищную птицу. Он ее околдовывал, пророк настоящей веры. Завтра его сила поведет народ, завтра он опрокинет Рамзеса.
— Ваша помощь драгоценна для нас, — сказал Офир ласковым и глубоким голосом, — без вас как нам бороться с безбожным и ненавистным Фараоном?
— Рамзес мне доверяет, я даже убеждена, что он верит мне после моего благоприятного вмешательства в судьбу его друга Моисея.
