Евгений Анташкевич - Освобождение
– Хорошо! Я вам скажу! – Степан вытащил фотографию Юшкова. – Вот этот человек… его надо найти…
– Комбриг Юшков. Я знаю его, не лично, но в японских газетах о нём писали. Он перебежчик из СССР.
– Правильно! А почему «комбриг»?
– Не знаю, так японцы представляли его в своих статьях и интервью.
– Понятно! Его надо найти и арестовать…
– Значит, это будет скоро! К приходу войск?..
Степан промолчал.
– Ну не может же быть, чтобы вы арестовали его и держали здесь, к примеру, месяц?
– Хорошо, Александр, с вами приятно иметь дело, но о дате прихода войск мне ничего не известно…
– Понятно, военная тайна… – сказал Енисей и тоже замолчал, он вдруг вспомнил шутку Коити о том, что цель его приезда тоже есть «военная тайна»: «Тайна, тайна! Как же кругом много тайн!»
– По поводу вашей вчерашней встречи с Коити – вы думаете, он вас в чём-то подозревает?
– Не исключено, наверное, редакция «Отчизны» не очень… дозированно давала материалы…
– А кому вы их передавали?.. – выскочило у Степана, и по мимолетному взгляду Енисея он понял, что этот вопрос сейчас был лишним. Енисей как будто бы прочитал эту мысль и сделал вид, что он не услышал вопроса.
– Я вот что думаю. – Он подвинул к себе карту. – Этот особняк! Есть ещё несколько, где непонятно кто живёт, они не сдаются, люди туда ходят, в основном мужчины: и русские, и японцы… Они расположены… – он стал всматриваться, – мы ещё с Сергеем Петровичем решали эту задачу, сколько конспиративных мест имеется в центре Харбина. На окраинах это было бесполезно, там всё очень плотно и тесно, можно было попасться… Вот, – он стал показывать на карте, – в конце Маньчжурского проспекта, вот здесь; здесь на Китайской; на Пристани – вот; есть домик в Нахаловке – место Константина Родзаевского, о нём я знал; есть в Славянском городке… Больше не нашли. Может быть, и этот на Гиринской!..
– Самый ближний к миссии, далеко не надо бегать… – задумчиво промолвил Степан.
– Да, конечно! Они же много лет здесь хозяева, им и заботы не было, что всё может так повернуться! Так что если этот Юшков в Харбине, то где-то сидит в одном из этих мест. Скорее всего!
«Если в Харбине»! – подумал Степан и сказал:
– Я думаю, через пару дней нам надо будет встретиться с вашими самыми надежными друзьями.
«Значит, скоро!» – понял Енисей.
Енисей ушёл, и через пять минут за ним потянулся Володя Чжан.
Степан сидел и смотрел на карту.
«Надо снимать людей! Не смогу я их растащить на пять объектов. Это значит, что им не будет смены, их придётся тасовать между собой: и миссия, и жандармерия, хотя с жандармерии надо снимать посты, там надо будет попросить китайцев… А кстати, китайцы, дам-ка я им фотографию, пусть распечатают, и посажу их везде, кроме миссии и Гиринской… Может, интуиция нас с Енисеем и не подводит. Всё! – решил он. – Оставлю два стационарных поста: на Гиринской… – Степан задумался. – Нет, на Гиринской уже нельзя, на чердаке точно нельзя, если там уже побывал этот – Сергей Мироныч, надо же, какое интересное имя-отчество! Ладно, не отвлекайся, значит – у миссии, и два подвижных: за Енисеем и этим, молодым японцем, Коити Кэндзи». Степан вспомнил агентурное дело Енисея, в нём Коити Кэндзи был обозначен под псевдонимом Молодой, и он пробурчал себе под нос:
– И мы будем его называть Молодой! И обновим схему расстановки! И растворимся!
Степан с Матеей вышли с «кукушки», попали на самый солнцепёк, сели в машину и поехали к китайцам. На берегу Сунгари китайские дворы жались к берегу, они стояли вплотную друг к другу, так что один двор переходил в другой, из одного дома можно было войти в соседний, а выйти из двенадцатого или восьмого – там была одна из баз подпольщиков. Степан попросил остановить машину за два квартала и отметил, что охрана базы, которая «сидела» на дальних подступах, увидела их с Матеей и повела.
Когда вошли, переводчик сказал, что «Сельгей Милоновейци» ещё не проснулся после вчерашнего. Вчера, когда они с Ваняткой доставили его с чердака к китайцам, то попросили водки и закуски и напоили допьяна. Гость не ожидал такого к себе отношения и после третьего стакана разговорился. Сначала он сказал, что «всё сразу понял и давно их ждёт», что даже попросил начальника не «трогать их, когда обнаружат», что, мол, скоро власть всё равно поменяется, что готов помочь, чем сможет, но вчера он помочь не мог ничем, потому что заснул.
– Можете принести водки? – попросил Степан переводчика.
Тот удивился и посмотрел на часы.
– Вы не знаете, что такое по-русски «опохмелиться»?
Переводчик ухмыльнулся, пожал плечами и вышел.
Сергей Миронович ещё только тянулся и кряхтел, и Степан поставил перед ним полный стакан и белую китайскую пампушку.
Мироныч глянул на стакан и поморщился:
– Оно конечно, для здоровья – невредно, однако не смогу остановиться, а мне же ещё – помогать!
«Крепкий мужик!» – подумал Степан.
– А чем сможете помочь, Сергей Миронович?
– Как – чем? Я же здесь всё знаю, я же с каждой собакой ноздрями знаком, не говоря уже о татарах-дворниках и китайцах-рикшах… Как же так, вы не догадываетесь? – В голосе Мироныча была обида.
– Ну, Сергей Миронович, не обижайтесь! А вот! – И Степан положил перед ним фотографию Юшкова. – Знаете эту персону?
Мироныч взял фотографию и прищурился:
– Как же, как же! Это же ваш! – Он осекся. – Я имею в виду – из… э-сэ-сэр прибежал, году в тридцать седьмом или тридцать восьмом, точно не помню…
– Тридцать седьмом, – уточнил Степан.
– Комбриг Ушков, ежели мне память не изменяет. – Мироныч взялся жевать пампушку.
«Надо накормить человека!»
– Юшков! Вы пока вспоминайте, а я сейчас вернусь…
– Да, да, Юшков! Только пусть китайцы не варят чумизовую кашу, у меня от ней изжога, пусть пампушек ещё на улице купят да чаю – мне хватит!
Когда Степан вернулся, Мироныч вразвалку сидел на стуле и то тут, то там почёсывался под рубашкой.
– Могу сказать, не знаю только, как обратиться…
– Фёдорычем можно…
– …Фёдорыч, что имеется у меня уверенность, что здесь он, в Харбине!..
– Почему?
– А задачу нам японцы поставили одну, сначала поставили, потом её не отменили и сразу поставили другую, да только ничего не объяснили!
– Какие задачи? Обе!
– Да нехитрые…
Вошёл китаец и поставил два плетёных туеска, от которых парило пампушками и пельменями. Мироныч глубоко вдохнул пар и мечтательно закатил глаза.
– А может, водочки, Сергей Мироныч? – спросил Степан.
– Не, не удержусь! Придётся всухомятку! – И Мироныч ухватил пальцами горячую пампушку и стал мелко обкусывать её по краям.
– Одна задача – это найти, кто доставляет новости для «Отчизны», слыхали о такой?
Степан кивнул.
– А вторая – просто охранять дом на Гиринской, это ихнее конспиративное, значит, – тайное, – сказал Мироныч и важно поглядел на Степана, – место для… – Мироныч задумался, – для всего! И Сорокин был по-серьёзному настроенный об этом доме.
– Сорокин?
– Михал Капитоныч? Вы не знаете? Эт начальник наш, всей нашей хевры, бригады то есть!
– А-а-а! – кивнул Степан, будто вспомнил.
– Михал Капитоныч – серьёзный мужчина, да вот только смекаю я, что ищет он меня! И будет искать, пока не найдёт, а скорее всего, найдёт! И тогда этот китайский муравейник на берегу Сунгари запросто сожгут, со всеми китайцами и с нами заодно.
Степан удивился.
– Что, Фёдорыч? Не думал, что я догадаюсь, где мы находимся? А ты принюхайся! Вода-то близко, а китайцы живут близко к воде только здесь!
«Всё правильно, раз Мироныч там был, значит, нельзя ставить посты у особняка – точно засекут!» – подумал Степан.
Утром Михаил Капитонович Сорокин зашёл сначала в БРЭМ к Адельбергу, но ничего нового не узнал и пошёл в миссию. На лестнице, на том же месте он снова столкнулся со своим японским попутчиком и соседом по купе и поклонился. «Когда-то надо будет познакомиться!» Японец ему тоже поклонился, и они разошлись. Асакуса был хмур и занят, не сказал ничего нового, и он пошёл на Гиринскую.
Он обошёл квартал в надежде встретить своего помощника, прошёл поперечные и параллельные Большому проспекту улицы, но Мироныча не обнаружил. Он остановился против калитки особняка, немного подумал, вышел на Большой проспект, сел к рикше и поехал на базу. Сегодняшняя смена его уже ждала, но про Мироныча сказали, что он пока не появлялся.
«Куда же он мог запропаститься?» Он расставил смену и поехал к Миронычу домой, но его не было и дома, а его старенькая жена проворчала, что «старый хрен» не ночевал.
