Патрик Вебер - Катары
Когда он уже отвернулся, ему показалось, что она ответила ему довольно приязненной улыбкой.
ГЛАВА 37
Берлин, 1938
Дорогой Жак.
Настал момент открыть тебе, к каким невероятным выводам привели меня мои поиски. Из поколения в поколение почти все историки сосредотачивались на роковом дне 16 марта 1244 года, когда крестоносцы католической инквизиции овладели Монсегюром. Что за сброд слепцов — все эти надутые тщеславием профессора! Все неспособны выйти из царства призраков и проникнуть в истинные тайны невероятной эпопеи народа, боровшегося за сохранение своей веры, чего бы это ни стоило. Напрасно эти историки не обращали внимания на 15 марта — канун того дня, когда все рухнуло.
Понимая, что положение совершенно безнадежно, Пьер-Роже де Мирпуа приказал четырем Совершенным совершить побег из Монсегюра, чтобы укрыть в надежном месте Грааль, доставшийся в наследство катарам. Дойдя в своих разысканиях я дошел до этого момента, я уже почти наверняка мог назвать имена этих четырех людей, спасшихся от злобы крестоносцев — сынов Иеговы, поклявшихся истребить их:
Амьель Экар;
Пейтави Лоран;
Юг Домерг;
Пьер Сабатье.
Все четверо Совершенных были среди самых упорных защитников осаженной крепости. Сбежать им удалось, спустившись по веревке и укрываясь в провалах, которыми изобилует крутая гора Монсегюра. Попробуй на секунду вообразить эту невероятную сцену! Палачи уже собирали дрова для костров, а четверо смелых бежали в ночи, унося с собой величайшую тайну всего своего народа. Я часто думал о них: немного было людей в истории человечества, которым доверялась подобная миссия.
Но оставалось еще узнать, что с ними стало потом. Презирая любые опасности, они скрылись от крестоносцев и через какое-то время достигли большой пещеры Ломбрив. Это место было известно по своей неприступности, но также и потому, что в нем, как считалось, живет нечистая сила.
Но четверо Совершенных слишком много опасностей одолели, чтобы бояться каких-то демонов, порожденных людской фантазией. Некоторые крестьяне, оставшиеся верными религии Чистых, помогали им, приносили еду. Собравшись во чреве горы, беглецы готовились к новой задаче. Им необходимо было определить, какова будет судьба Грааля, чтобы он не попал в руки врагов. Рано или поздно, были они убеждены, Грааль поможет им одолеть врагов и утвердить веру истинную.
Я думаю, они долго советовались между собой, пока не решили, что делать. В конце концов они изобразили ключ к своей тайне на стенах пещеры. Не знаю, каким образом им удалось так точно нарисовать эти четыре щита со множеством сим волов, но это чудо склоняет меня к мысли, что они уже тогда достигли немалого прогресса, до которого европейская цивилизация дошла только в эпоху Возрождения. Исполнив чертеж, они скрыли его под штукатуркой из известковой пыли, скрепленной раствором. Так они могли быть уверены, что план останется тайной, доступной лишь их собратьям по вере.
Но шли века за веками, и никто не приходил разгадать секрет четырех беглецов. Слишком велик был страх, что возобновятся гонения. Катары предпочли уйти в забвенье, принуждены хранить свою веру в величайшей тайне, даже стыдясь ее, как отверженные. Изучая пещеру, я заметил, что небольшой участок стены в одном месте так называемого Собора чуть темнее других. Конечно, я не сказал об этом никому, особенно Антонену Гадалю. Уж он, конечно, всю честь такого открытия приписал бы себе! Вот почему я возвращался в пещеру много раз — потому-то иные, чтобы опорочить мою теорию, обвиняли меня в воровстве. Кое-кто даже утверждал, будто я в подтверждение своих тезисов сам расписывал пещеру катарскими мотивами. Пусть думают, что хотят, — меня это не трогает. Я знал, что мне нужно сделать: явить рисунки четырех Совершенных на свет. Но делать это надо было очень осторожно и внимательно, чтобы не погубить изображения, которые семьсот лет были скрыты за тонким слоем штукатурки.
К несчастью, разорение гостиницы и пошлые нападки местных жителей в конце концов расстроили мои планы. Мне пришлось срочно покинуть Юсса-ле-Бен, не закончив работу. К счастью, о моей находке никто не знал — и я вооружился терпением. Когда же СС дал мне средства, необходимые для продолжения исследований, я обратился к единственному человеку, который мог в них мне помочь.
Бетти была самой ненадежной из моих служащих, но зато самой хитрой, а главное — самой корыстной. Я не ошибся в ней. Она совершила чудо, и никто не узнал об этом. В один прекрасный день я получил рисунки четырех щитов, начертанных Совершенными в глубине пещеры. Наконец-то Грааль оказался доступен — и доступен только мне!
Преданный тебе
Отто Ран.
ГЛАВА 38
Ле Биан долго бродил по улочкам Юсса, но так и не напал на след Мирей. Он спрашивал про нее жителей, но ничего не добился. Никто ее не видел; мало того — никого, очевидно, и не волновало, что же с ней случилось. Ле Биан подумал даже было, не зайти ли снова в гостиницу «У источника», но мысль о встрече с неумолимой мадам Лебрен устрашила его. Все сводилось к одному печальному факту: Мирей пропала, а Филиппе грозит опасность. И как ни старался Пьер с разных концов подойти к этой задаче, сомнений у него не оставалось: они — одно и то же лицо, а значит, опасность грозит Мирей.
Он подумал об Отто Ране — как его должны были здесь принимать. Никаких симпатий к нацисту — охотнику за катарами у историка не было, но теперь ему стало понятно, почему в этих краях так трудно вести такого рода поиски. Местные жители словно боялись пробудить древних духов, покойно спящих во тьме веков. Все свидетели, знавшие Рана близко или хотя бы шапочно, сходились на том, что он был человек экзальтированный, бывший чрезвычайно высокого мнения о себе самом и о своей миссии. Он должен был часто чувствовать себя очень одиноким, уверен был Ле Биан. И все чаще он задавал себе вопрос, действительно ли этот эсэсовец был таким фантазером, как принято считать.
«Эсэсовцы! Черный Орден! Они все еще здесь!»
В конце концов Ле Биан уговорил сам себя, что бредит, и сел опять в машину, размышляя о том, что ему рассказала Бетти. Ему непременно надо было получить тот документ — иначе не узнать, что раскопал Отто Ран. Еще он подумал, что надо обязательно съездить опять в Монсегюр — в крепости, вероятно, сходились все концы этой странной истории. Оставив «двушку» на маленькой стоянке гостиницы «Альбигойцы», он вошел в холл. Час был уже поздний, в холле никого. Половина одиннадцатого: как раз в это время Шеналь и его прислуга обычно заканчивали работу в зале. Много постояльцев в гостинице бывало редко, но у ресторана в департаменте была хорошая репутация, так что в нем часто не оставалось свободных мест. Ле Биан взял в деревянном ящичке свой ключ и заметил, что там же лежат две бумажки. Сердце его забилось сильнее. Он надеялся — это Мирей, или Филиппа, снова вышли на связь… Но тут же пришлось разочароваться.
На первой бумажке была написана фамилия Жуайё. Он ничего не просил передать, но уже то, что Мишель позвонил в гостиницу, показывало, что он волнуется. Завтра две недели, как Пьер не был в коллеже. Руан, уроки истории, красотка Эдит, споры с директором… Как все это казалось теперь далеко! Странная вещь: он сам толком не знал, что делает в этих краях, но каждый проведенный здесь день все больше привязывал его к здешней земле. За несколько дней он нашел здесь не только интересную задачу, но и отца, которого считал покойным, роман, который считал невозможным, и чувство опасности, которое было ему по душе.
Кстати об отце: вторая записка была как раз от Мориса. Пьер обрадовался. Возобновлять их отношения первым он совершенно не хотел. Если это могло показаться ребячеством — пусть; у него на то весьма уважительные причины! Пользуясь тем, что он в холле один, Ле Биан снял трубку. Хотя бы в этот раз можно поговорить не на глазах у всей гостиницы. То клиенты проходят, то хозяйка сидит за стойкой — как тут вести секретные разговоры?
— Алло! Жуайё?
— Пьер! — воскликнул его приятель. — А я уж качал волноваться. Ты в порядке? Приедешь когда?
— Извини, что долго не звонил, — не отвечая, говорил Ле Биан. — Тут, знаешь ли, такие дела… Но это не телефонный разговор.
— Что? — вскрикнул Мишель. — Ты все еще там? А ты случайно не забыл, что у тебя здесь работа? Директор уже совсем собрался на тебя докладную наверх подавать. Я его кое-как уговорил, но вечно же не могу! Он рвет и мечет!
— Ну, так и быть.
— Так и быть? Ничего себе! Вот что: немедленно езжай сюда, а не поедешь — я сам за тобой приеду. И за шкирку домой притащу!
