Рекс Уорнер - Гай Юлий Цезарь
Эти новости дошли до Рима вскоре после того, как я вступил в свой непродолжительный брак с Коссуцией, и примерно в то же время в сенат пришло послание от Суллы, в котором он заявлял, что отвоевал потерянные провинции и что война с Митридатом подходит к концу. Затем Сулла жаловался на то, что он и его друзья получают лишь чёрную неблагодарность за эти великие достижения. И в заключение он предлагал защитить его друзей и призвать к ответственности всех тех, кто поддерживал его врагов. Это послание было написано тоном человека, который уже один раз вошёл в Рим как завоеватель и был готов повторить это снова. Подобный тон был свойствен Сулле и оказался достаточно эффективным, ибо сильно ослабил решимость сената, по меньшей мере половина которого никогда не поддерживала Суллу, а значительная часть другой половины склонна была думать лишь о том, чтобы никого не обидеть. Сенат немедленно принял весьма благочестивую резолюцию, в которой призывал консулов, а именно Цинну и Карбона, прекратить мобилизацию армии, и предлагал вступить в переговоры с Суллой, как только он сложит с себя командование. Как способ предотвратить начало гражданской войны эта резолюция оказалась абсолютно недееспособной. Сулла вовсе не собирался распускать свою армию. Цинна, Карбон и Серторий прекрасно понимали это и не желали оказаться незащищёнными. Однако действия сената стали очень полезными для Суллы, потому как они создавали для него некоторые легальные позиции после его высадки в Италии.
В течение последующих месяцев подготовка к войне продолжалась. Цинна и Карбон предполагали сразиться с Суллой в Греции. План сам по себе был неплох и мог бы оказаться успешным, если бы его правильно осуществили. В действительности же этот план оказался абсолютно неэффективным как в силу обстоятельств, так и из-за некомпетентности его исполнителей.
Я бы вполне мог принять участие в приближающихся военных операциях, если бы не моя должность жреца, которая не позволяла мне сделать этого. Но, несмотря на это, я пристально следил за всеми передвижениями войск и изучал перспективы войны. Я действительно быстро взрослел и неожиданно для себя оказался очень близко к центру власти, что, как впоследствии оказалось, было весьма небезопасным, хотя в то время казалось, что я начинаю свою карьеру при наиболее благоприятных обстоятельствах. Вероятно, неожиданная смерть отца вскоре после моей свадьбы стала причиной того, что у меня появились излишние амбиции. Теперь взгляды моей матери и сестёр обратились на меня, и ни на кого другого, и это их новое отношение ко мне породило во мне уверенность в собственных силах. Я начал задумываться о политической карьере и в то же время влюбился в дочь Цинны Корнелию, понимая, что могу стать зятем самого могущественного человека в Риме. Подобная перспектива особенно прельщала мою тётушку Юлию, которая, являясь вдовой Мария, до сих пор имела влияние и пользовалась большим уважением среди тех людей, которые считались сторонниками партии популяров. Именно она обратилась к Цинне и добилась его согласия на мой брак с его дочерью. В данном случае мне конечно же помогли родственные связи с Марием, но, кроме того, и у Цинны, как мне кажется, к тому времени уже сложилось хорошее впечатление о моих способностях.
Итак, я развёлся со своей женой Коссуцией и женился на Корнелии. Она была хорошей женой, и я оставался её мужем до тех пор, пока она не умерла шестнадцать лет спустя. Первые месяцы нашей совместной жизни были на удивление счастливыми. Я мог много времени проводить вместе с женой, потому что жреческие обязанности заставляли меня оставаться в Риме, и я был на вершине блаженства, когда стало понятно, что она ждёт ребёнка. Наше счастье, спокойствие и мои амбиции были очень скоро разрушены. Я стал сильно опасаться за здоровье жены, когда незадолго до рождения ребёнка до нас дошла страшная весть о том, что Цинна убит. Это случилось в Акконе в лагере легионов, ожидающих своей отправки в Грецию. Никакого мятежа не было, говорили лишь о незначительных беспорядках в некоторых когортах. Цинна вошёл в лагерь с маленькой охраной и был абсолютно не готов справиться с той ситуацией, с которой ему пришлось столкнуться. Он глупо поступил, позволив вовлечь себя в беспорядки, ценой его ошибки стала жизнь. В то время я был так обеспокоен здоровьем жены (ведь эта новость, естественно, потрясла её до глубины души), что не сразу понял значение смерти Цинны. Она имела весьма серьёзные последствия как с политической, так и с военной точки зрения. Нельзя сказать, что Цинна был выдающимся военачальником, однако он умел прислушиваться к советам других, а именно к советам Сертория. Первым результатом его смерти стало то, что Карбон, ставший теперь единственным консулом, отменил план, по которому предполагалось встретить Суллу в Греции, и отозвал войска, которые уже находились там. Это была весьма серьёзная и, можно сказать, роковая ошибка. Кроме того, после смерти Мария Цинна занимал лидирующее место в партии, теперь оно оказалось незанятым, хотя и Карбон, и молодой Марий, мой кузен, желали занять его, а Серторий не только обладал для этого всеми способностями, но и по праву заслуживал его. Таким образом, в то время как с одной стороны выступали сплочённые силы Суллы, с другой стороны были лишь нескоординированные планы, нестабильная политика и отсутствие единого командования. Тот факт, что, несмотря на эти преимущества, Сулле пришлось сражаться почти два года, является ярким свидетельством того, что в руках его противников были сосредоточены значительные силы, и если бы они были организованы так, как это мог сделать Серторий, то Рим можно было бы спасти от самой кровопролитной резни в его истории, а революция, которую я весьма небезуспешно предпринял позднее, могла быть осуществлена более безболезненно и с меньшими трудностями. Но обстоятельства сложились так, что ненависть породила ненависть, а кровь — всё новую кровь, и такая ситуация сохраняется даже сегодня.
Шло время, приближалось рождение моего первого и единственного ребёнка, и одновременно надвигались самые тёмные дни в истории Римской республики, период, когда казалось, что порядок может существовать лишь при жесточайшей диктатуре и терроре, а трезвые мысли рождаются лишь в умах истощённых избытками страстей.
Глава 8
ПОБЕДА СУЛЛЫ
С момента возвращения Мария прошло четыре года, когда Сулла высадился в Брундизии с сорокатысячной армией, состоящей из ветеранов, привыкших к грабежу и насилию и ожидающих богатой наживы. Как обычно, тут же заговорили о предзнаменованиях, и действительно, многие из них имели место. Например, за неделю до того, как мне исполнилось девятнадцать лет, огнём были уничтожены храм и статуя Юпитера в Риме. Хотя здание и не имело больших архитектурных достоинств, ему было присуще особое очарование, свойственное всем произведениям античности, и, кроме того, гробница во многих отношениях была одним из самых священных мест в городе. Я сам, будучи жрецом Юпитера, принимал участие в расследовании причин пожара, но их так и не удалось установить. Однако вполне возможно, что это была работа поджигателей из партии Суллы, и конечно же пожар сыграл ему на руку. Люди в Риме начали говорить, что сами боги выступают против существующего правительства, а профессиональные предсказатели быстро приспособились к создавшейся ситуации и начали предвещать различного рода бедствия, которые и действительно надвигались на Рим.
К тому моменту, когда в городе случился пожар, Сулла, медленно продвигаясь на север, уже добился определённых успехов и начал получать значительное подкрепление от своих друзей и партии оптиматов в Италии. В Риме больше всего говорили об одном из них, Помпее, сыне непопулярного Страбона, который в своё время попытался защитить город от Мария и Цинны. До этого момента Помпея знали в основном благодаря его изысканным манерам, так сильно отличавшим его от отца, и красивой внешности. Позже, когда он уже добился значительных успехов на военном поприще, люди заговорили о его поразительном сходстве с Александром Великим. В действительности же оно не было поразительным. Лицу Помпея недоставало огня и почти божественного спокойствия, которые мы можем видеть практически на всех статуях великого македонца. Однако он действительно был необыкновенно хорош собой. Кроме того, он был смел, решителен и, несмотря на изысканные манеры, мог быть таким же жестоким и бесцеремонным, как и его отец. В то время я едва знал его, хотя, как и многие другие, был потрясён тем, как блестяще он действовал. Ему было всего двадцать три года, когда Сулла высадился в Италии, и при нормальном ходе событий он не мог бы рассчитывать на то, что станет командиром, ещё в течение многих лет. Но в то время ничто не шло как обычно, и начиная с самых юных лет Помпей с непременным успехом чем-либо командовал. Конечно, мало кто мог бы похвастаться таким же блестящим началом карьеры. Действуя исключительно по своей собственной инициативе, Помпей собрал три легиона на севере и, используя свой авторитет, сумел убедить их в том, что именно он является тем самым человеком, который должен повести их в бой. Уже тогда он продемонстрировал редкие организаторские способности. Хотя Помпей действовал быстро, он ничего не делал в спешке и отправился на юг для того, чтобы присоединиться к Сулле, лишь убедившись в том, что его запасы провианта и оружия, количество его вьючных животных и телег было достаточным для того, чтобы его легионы представляли собой независимую боевую единицу. По пути на юг было несколько боев, в которых Помпей продемонстрировал свою отвагу. Но больше всего умы римлян занимала история о том, какой высокой чести удостоил Помпея Сулла, когда тот наконец привёл свои легионы к нему. При встрече, как и полагалось, Помпей обратился к Сулле, назвав его императором. Сулла же, по всей видимости, был так потрясён видом армии Помпея, в которой было так много молодых воинов и которая была так хорошо оснащена и дисциплинированна, что спешился и, обращаясь одновременно как к своим войскам, так и к войскам Помпея, приветствовал молодого человека тем же титулом. Обе армии подхватили крик «император». В течение всей своей длинной триумфальной карьеры вряд ли Помпей знал ещё хотя бы один столь же славный момент. Меня римские легионеры впервые приветствовали таким образом, когда мне уже перевалило за сорок. Более того, Сулла продемонстрировал, что, обращаясь к молодому человеку таким образом, он действительно имел в виду то, что сказал, потому что он тут же начал использовать Помпея во всех важных сражениях и стал предоставлять ему независимое командование.
