Виктор Соснора - Властители и судьбы
В такие знания истории может завести собственная фантазия и большая императорская любовь к своей России.
Вот примечание археолога Н. Барсукова, большого ученого, далекого от всякой иронии:
«Известно, что Екатерина увлекалась словопроизводствами. Она находила следы славянства даже в Южной Америке и утверждала, что Гватемала есть — гать малая. Но тогда сравнительное языкознание было еще в младенчестве и никто, кроме Екатерины, им не занимался».
Нет, занимались.
Ее поэт. Ее гений. Ее статс-секретарь Державин.
Державин писал:
«По истории известно, что Рюрик завоевал Нант, Бурдо, Тур, Лимузен, Орлеан и по Сене был под Парижем…»
Из всех названий французских городов Державин выбрал самые благозвучные. Удивительно, почему гений остановил воображаемые армии Рюрика под Парижем. При такой основательной стратегической ситуации почему бы не оккупировать и Париж и, музыкальным аллюром пробежав по Испании, почему бы не колонизировать… ну, к примеру, Гренландию?
Эти волшебные вымыслы о приключениях Рюрика и о несчастном Париже Державин без тени стеснения излагает в примечаниях к «Оде на победы французов Суворовым».
Прошло двенадцать лет с тех пор, как солдат Державин написал оду «Фелица», в которой с пылом-жаром непосвященного провинциала восхвалял Екатерину. Он видел ее в отдалении и мечтал служить ей, чтобы восторженно рассматривать этот идеал солдата вблизи.
Но фонтан прекрасен только на расстоянии. Когда голубой воздух и солнце. Если подойти поближе — это всего-навсего вода, которая под давлением выбрасывается вверх из отверстия в каменной чаше.
И вот самая заветная мечта автора «Фелицы» исполнена: он около фонтана. Она полюбила его услужливую и талантливую оду и сделала автора-солдата своим секретарем. Но на Державина ее прозорливости не хватало. Он осмотрелся. Он был умен и не позволил себе стать ни холопом, ни холуем от литературы.
Он искренне огорчен. Он с изумлением пишет:
«Она управляла государством и самим правосудием более по политике, или по своим видам, нежели по святой правде».
Вот чего, оказывается, хотелось бы простодушному поэту и начинающему государственному деятелю: «СВЯТОЙ ПРАВДЫ»!
Оды «Фелица» ей было мало. Ей всего было мало.
Императрица постоянно и недвусмысленно намекала Державину, что если и впредь им не будет написано что-нибудь подобное, то его общественное положение сильно пошатнется.
Ей было мало короны и мантии.
Ей еще нужно было, чтобы весь мир, а Державин был уже всемирно известен, заучивал наизусть рифмы ее поэта, посвященные ее любви к правде, к философии, к народу и так далее и тому подобное.
Добросовестный, Державин давал Екатерине слово за словом, что он постарается, напишет. И он пытался. Он честно и трудолюбиво пытался.
Бедняга, пятидесятидвухлетний сановник с солдатским лицом, с тяжелым носом, с бровями, как у клоуна, страдающий от унизительных придворных интриг, от собственного напудренного парика, от которого все время чесалась голова, от постоянной, непрекращающейся зубной боли, он запирался в своем простом кабинете из соснового дерева, в своем полутемном петербургском доме на Фонтанке. И неделями, месяцами творил. Старался.
Но насилие, к счастью, не распространяется на творчество.
Ничего у него не получилось.
Получались не стихи, а захудалые, канцелярские фразы. Такую чепуху мог написать любой цеховой стихотворец.
И Державин — в бешенстве! Разрывает, выбрасывает из окна в Фонтанку бессмысленные бумажки. Он — в ярости! Одним росчерком пера сановник с солдатским лицом пишет четыре строки:
Поймали птичку голосисту
И ну сжимать ее рукой.
Пищит бедняжка вместо свисту,
А ей твердят: «Пой, птичка, пой!»
Своей службой он раздражал Екатерину двадцать лет.
Екатерина мучила его своими просьбами двадцать лет.
А чтобы написать это четверостишие, потребовалось четыре секунды.
Вот и все.
Все предельно точно, как в теореме.
Вот и афоризм века.
«Пой, птичка, пой!»
Ведь Екатерина сама написала энное количество произведений. Что автобиографии — это крохотные капельки в океане ее творчества!
Вот знаменитые. Золотой фонд. Пьесы:
«Расстроенная семья», «Обманщик», «Обольщенный», «Олег», «Льстец и льстивые», «Горе-богатырь», «Игорь», «Расточитель», «Рюрик», «Федул с детьми», «Шаман», «Путешествие мадам Бутан», «О время!».
Екатерина II тоже, оказывается, была недовольна современностью и вслед за всеми униженными-оскорбленными и она восклицала:
— О ВРЕМЯ!
Для всех этих пьес Екатерина использовала современные и исторические источники. Она вырезала статьи из газет, выписывала цитаты из трактатов, из справочников.
Она любила оперу, и ее оперы пользовались большим успехом среди офицеров. Ее оперы любили до самого последнего дня — до дня ее смерти. Екатерина сама не пропускала ни одного представления.
Между тем она признавалась:
— Музыка никогда не была ничем иным, как простым шумом для моего слуха.
Следовательно, и оперы — лишь неуемные поиски славы, окололитературный снобизм.
Много творческих сил и энергии Екатерина отдала эпистолярному жанру. Она писала замечания на разные книги. Она писала книги для детей. Она писала романтические повести и сказки в стихах, без стихов. Она писала философские трактаты и путевые очерки. Нет слов, она ведь писала и все законы и наставления всем государственным учреждениям в течение тридцати четырех лет ежедневно!
Екатерина Великая сильно преувеличивала свою роль в мировой истории.
Она говорила:
— Кто дал, как не я, почувствовать французам права человека?
Под этими словами она подразумевала, что она, единственная на свете, своими блистательными письмами указала светлый путь Вольтеру да и остальным писателям-энциклопедистам.
Она говорила:
— Я не умру без того, пока не выгоню турок из Европы и с Индией не осную торговли.
Она умерла, так и не выгнав турок из Европы, так и не основав торговлю с Индией.
Она говорила:
— Ежели б я прожила двести лет, то бы, конечно, вся Европа подвержена была б российскому скипетру.
Ее фразы по своему объему, как мы видим, с годами приобретали все более космические масштабы. Она уже считала себя пифией, способной предугадывать судьбы современной Европы, Европы двадцатого века.
Она говорила о Радищеве:
— Едет оплакивать плачевную судьбу крестьянского состояния, хотя и то неоспоримо, что лучше судьбы наших крестьян нет во всей вселенной.
Уже вселенная.
Пугачевское восстание, в котором участвовало около миллиона крестьян, немного лучше охарактеризовало их судьбу, чем их матушка-государыня.
Какими же всеобъемлющими государственными делами своего отечества была больна Екатерина в течение этого дневникового, если так можно выразиться — инкубационного периода: с 1745 по 1762 год, или семнадцать лет?
На каждой странице своих автобиографий она заявляет, что Россия видела в ее лице СПАСИТЕЛЬНИЦУ.
Чтобы иметь право называть себя таким высоким библейским словом-символом, нужны авторитетные и веские доказательства.
Значит, семнадцать лет, день за днем, она совершала такие деяния, что вся страна затаив дыхание ожидала того замечательного и неповторимого момента, когда СПАСИТЕЛЬНИЦА сядет на престол и спасет ОТЕЧЕСТВО.
Да, она делала много. Вот веские доказательства. Вот какова государственная деятельность молодой претендентки на престол. Вот ее «Хронологические заметки», самые важные и ответственные пункты ее политической биографии.
1745 год.
Падение с лошади в Екатерингофе.
Кража карандаша, которую произвел Петр III в Эрмитаже.
1747 год.
Слезы в Петров день (ее слезы).
Слезы в день св. Александра Невского (ее слезы).
1749 год.
Обед в Тайнинском и пьянство…
Зубная боль (ее боль).
Страстишка великого князя к вдове Долгоруковой. Его пьянство 1 мая в лесу.
Страшная головная боль в Перове (ее боль).
Зуб, выдернутый в Царском Селе (ее зуб).
1750 год.
Шашни великого князя с принцессой Курляндской.
Начало меланхолии этим летом (ее меланхолии).
1751 год.
Маскарады и кокетничанья.
Вот, собственно говоря, и весь список, который она написала собственной рукой. Список важнейших и ответственнейших событий в ее деятельности за пять лет.
Остальные двенадцать лет с не меньшим основанием давали повод Российской империи, а особенно простонародью, видеть в ней, как она скромно признается, — СПАСИТЕЛЬНИЦУ.
Потом прошло еще тридцать пять лет. Она — царствовала. Она могла делать все что заблагорассудится — преобразования любые. Вот что писал о благотворительной деятельности Екатерины II писатель Г. С. Винский, сосланный, как и Радищев:
