Александр Артищев - Гибель Византии
— Василевс Константин имел счастье родиться правителем, а ты понимаешь, что я говорю отнюдь не только о происхождении. Однако Господь, щедро оделив его достоинствами государя, позабыл снабдить мировоззрением опытного политика. Безусловно, тактика хороша и сама по себе, но она проигрывает там, где властвует стратегия. Мало действовать, надо ещё и предвидеть. Жизнь во стократ нелогичнее догм геометрии, где прямая — наикратчайшее расстояние между двумя точками. Тысячелетиями власть в Империи держалась на силе и коварстве: умение перехитрить врага считалось равнозначным бескровной победе над ним. Для достижения своих целей зачастую пускались в ход все средства, мыслимые и неожиданные. Не останавливались даже перед кровосмешением и близкородственными убийствами. Нередко изначально благородные идеи впоследствии подменялись корыстолюбием и жаждой власти, низким предательством и животными страстями. Византия утратила меру добра и зла и за это ответ должны нести потомки. Впрочем, оставим эти бесплодные рассуждения. Я хочу поделиться с тобой другим.
Феофан на мгновение смолк, затем заговорил на древнегреческом, понятным лишь им обоим.
— Тебе известно, Алексий, какая игра велась вокруг претендента на турецкий престол. Венеция и Генуя, Ватикан и Франкское королевство, а так же многие другие жаждут оказать гостеприимство Орхану. Немудрено: одним своим именем принц способен внести многолетнюю смуту в османский султанат. Ведь при турецком дворе, как, впрочем, и при любом другом, достаточно много обиженных или обделенных властью. И они не преминут сделать ставку на нового владыку. Содержание своего сводного брата под замком недешево обходится Мехмеду, но он способен дать значительно больше, лишь бы соперник его благополучно переместился в мир иной. Мы же не уступали принца, хотя в заманчивых предложениях не было недостатка. Республика Святого Марка была наиболее щедра в своих обещаниях и я уже готовился склонять василевса к подписанию договора: венецианцы согласны были предоставить половину своего военного флота, а так же три полка конных ландскнехтов. В то же время ничто не могло препятствовать появлению в Анатолии лже-Орхана, двойника принца, который при нашей поддержке и с помощью тех же венецианских солдат, повел бы борьбу за турецкий престол. Одно лишь неприятное обстоятельство удерживало меня: роль Византии в этой прямой агрессии против султаната скрыть было бы невозможно. Поэтому я, невзирая на предполагаемые выгоды от этого предприятия, решил пока что не ввязываться в рискованную авантюру и договориться с турками по-хорошему. Но теперь….
Дипломат замолчал.
— Что же произошло на совете у императора?
— Василевс объявил, что послал уведомление султану о невыплаченной дани. Конечно же, это равносильно прямому вызову и оставляет мало надежд на компромисс.
— Но разве раньше это было возможным, мастер?
Феофан повернул голову и с легким удивлением взглянул на своего собеседника.
— Я был уверен, что у тебя сложилось на этот счёт своё мнение.
— Мне известно, мастер, что велись длительные переговоры с некоторыми сановниками султана и верховный советник…..
— Воздержись от упоминания имен, — Феофан предостерегающе поднял палец.
Лицо всадника омрачилось.
— Я ручаюсь за преданность своих людей, — он кивнул в сторону рослых широкоплечих носильщиков. — Тем более, что они ни слова не понимают из нашей беседы.
Старик лишь пожал плечами на эти слова.
— Ты забыл? Неведомо пусть будет левой руке, что творит правая. А сообразительному человеку достаточно несколько выхваченных из разговора имен и названий, чтобы составить себе впечатление о его сути.
Алексий согласно наклонил голову.
— Да, ты прав. Велись продолжительные переговоры с неким сановником из окружения султана. На них обсуждалась возможность сохранения независимости Империи, с выплатой ежегодной посильной дани и с условием содержания Орхана отрезанным от всего мира вплоть до его естественной кончины. Это был второй приемлемый для нас путь. Однако прямолинейность василевса смешала все карты. Теперь Мехмед и слышать не захочет о предполагаемом перемирии. А мне ещё странным казалось его нетерпение: никогда ещё османские войска не собирались столь торопливо.
— Прошу прощения, мастер, но чем вызвана эта поспешность? Ведь всем, в том числе и султанскому окружению, хорошо известно местопребывание Орхана. Так же ни для кого не является секретом наше намерение с наибольшей для себя выгодой использовать его в своих интересах. Охраной уже пресечены десятки попыток покушения на принца: убийцы караулили его в дворцовом парке во время прогулок, пробирались по каминным трубам, проникали в покои под видом слуг и даже танцовщиц. Не раз изощренность методов врага вызывала невольное восхищение. И тем приятнее было в лишний раз удостоверится в своем превосходстве. А сколько было выявлено блюд, начиненных всевозможными ядами! Их зачастую скармливали тем же незадачливым лазутчикам, после их тщательного допроса, разумеется.
— Пусть чувство собственного превосходства не тешит тебя чрезмерно: в скором времени на выручку отдельным смельчакам явится целая армия. И ни один из договоров с европейскими странами уже не может быть заключен: у нас остались едва ли не считанные дни до выступления турецких войск.
— А если мы сейчас выпустим принца, — Алексий ещё ниже перегнулся с седла, — или напротив, передадим его в руки брата? Принесет ли это пользу Империи?
— Едва ли. Пока восточная часть султаната наводнена войсками, восстание там невозможно. Добровольная же сдача Орхана — признак беспомощности и бессилия перед Роком. Его брат, султан, уверен, что обложив Константинополь войсками, он одним ударом поразит две цели — уберет претендента на престол и заполучит великолепную столицу для своего государства.
— Те же мечты до него лелеяли многие, — всадник распрямился и похлопал по шее коня.
Некоторое время они молчали. Затем старик заговорил вновь:
— Необходимо будет усилить охрану принца: разъярённые нашествием турок горожане могут сильно облегчить задачу Мехмеду и его приспешникам.
— Охрана принца организована мною. Ни одна мышь без моего ведома не проскочит к нему. А что касается горожан…. Даже если толпа прорвётся в покои, Орхана им там не найти, — угрюмо заключил Алексий.
ГЛАВА VIII
На стыке двух континентов, где пересеклись древнейшие морские и караванные пути, более двадцати веков назад образовался Византий, небольшой поселок-укрепление.
Окруженный недружественными племенами, ведущими между собой непрекращающиеся войны, Византий с первых же дней своего существования включился в свирепую борьбу за выживание. Поначалу жители города отмежевались от врагов деревянным частоколом, который вскоре был заменен на каменные стены и они, эти стены, расширяясь из века в век, увеличивали жизненное пространство горожан, сдерживали напор агрессивных соседей.
Византий креп и наливался силой. Богатство и плодородие окрестных земель, трудолюбие и мастерство греческих поселенцев превращали колонию в цветущий сад. Целые флотилии рыбацких суден ежедневно выплывали на промысел, в лесах не переводилась мелкая и крупная дичь, из подземных копий извлекались высоко ценимые золото и медь. И все же главным преимуществом города было и оставалось его местоположение.
Византий рос и богател. Обилие товаров оживляло торговлю, которая, постепенно тесня основные ремесла становилась основой развития города. Но богатство и выгодное расположение Византия вызывало острую зависть и на протяжении нескольких столетий, город не раз оказывался яблоком раздора между государствами, чья военная мощь многократно превышала его собственную. Неудержимыми потоками текли через его земли армии персов, македонцев и греческих полисов. Два колосса античного мира, Спарта и Афины, изматывали друг друга в войнах за право обладания Византием. От бесконечных осад и сражений страдали торговля и ремесла, разорялись окрестные села. Наводняемый потоками беженцев, город хирел и приходил в упадок. И лишь когда соседи полностью истощали себя в бесплодных войнах, Византий получал желанную передышку. Судьба неизменно благоволила к нему: в короткий срок жители города успевали восстановить разрушенное в войне и даже подготовиться к новой.
Отголоски жестокой борьбы за власть, растянувшейся почти на целое столетие, между могущественной Карфагенской державой и молодым, быстро крепнущим Римом, долетали до самых дальних уголков Средиземноморья. Мало кто тогда мог предположить, что там, в кровопролитных сражениях Пунических войн, решался важный для Истории вопрос: по какому из двух путей пойдет развитие мировой цивилизации. Будут ли торжествовать культура и боги потомков финикиян или верх возьмут традиции эллинизма. Римлянам удалось одолеть своего соперника и на обломках Карфагенского государства заложились основы Римской империи. Один за другим клонились народы Средиземноморья перед поступью непобедимых легионов и правителям Византия пришлось приложить немало усилий, чтобы остаться в стороне от войн, потрясающих основы и меняющих границы старого мира. Метод византийских дипломатов был стар как сам мир: надо лишь вовремя перейти на сторону сильнейшего, угадав в водовороте событий будущего победителя. Это им удавалось не раз и слава о византийцах, как об осторожных и прозорливых политиках, осталась жить в веках, обрастая с течением времени новыми примерами хитроумного лавирования.
