Виктор Карпенко - «Вставайте, братья русские!» Быть или не быть
Князя же ростовского Бориса, не удостоив приема, хан отпустил на Русь вольно.
Борис Василькович привез князю Александру грамоту от Романа Федоровича, бывшего в то время в Сарае. Тот писал, что великий князь Ярослав Всеволодович умер не своей смертью, а был отравлен. Черниговский боярин Федор Ярунович, бывший, видимо, соглядатаем монголов в Южной Руси, донес в ставку, что князь владимирский Ярослав в присутствии рыцаря Жемера пообещал папскому легату Иоанну дель Плано Карпини перейти в католическую веру и привести в лоно католической церкви свой народ. Этот навет был доставлен в Каракорум и доложен ханше Туракине. Союз Руси и Европы был опасен, и она подмешала яд в вино, которое князь выпил. Вот почему ханша так интересовалась сыновьями князя Ярослава, вот почему к Александру отнеслись благосклонно и выдали ему ярлык на новгородский стол.
С кем поделился этой вестью князь Александр, неведомо, но в день похорон князя Ярослава в толпе боярин Федор Ярунович был кем-то заколот кинжалом.Часть II
АЛЕКСАНДР И АНДРЕЙ ЯРОСЛАВИЧИ
1
Весна 1247 года. Еще не ушла горечь утраты, а Александр спешит в родовое гнездо – Переяславль. Если с малыми городами, данными ему великим князем владимирским Святославом Всеволодовичем, было просто: довели указ на площадях Зубцова, Нерехты, Торжка и Волока Ламского об объявлении нового господина, и все встало на свои места, то с Переяславлем так поступить было нельзя. По прибытии в город Александр собрал вече. Давно в Переяславле князья не обращались к народу с чем-либо, а тут сам Александр Невский собрал всю землю переяславскую.
С паперти Спасского собора он обратился к народу:
– Братья переяславцы! Бог призвал к себе моего отца, а вас передал мне, так скажите, братья, хотите ли вы меня иметь вместо отца моего и готовы ли вы головы свои сложить за меня?
Площадь перед собором, заполненная народом, замерла на мгновение, а потом взорвалась криками:
– Да! Князь!
– Ты наш!
– Мы за тебя горой!
Переяславцы по устоявшемуся обычаю прошли обряд целования креста. Они и так бы признали Александра своим князем, но он им выказал почет, и тому переяславцы были рады и горды безмерно.
Князь Александр решил еще больше связать себя с переяславской землей. На Ярилиной горе, на северо-восточном берегу Плещеева озера, в трех верстах от города, он поставил терем. В нем он жил с княгиней и детьми в дни, когда его не занимали дела владимирские или новгородские.
Александр любил своего отца, уважал, во многом подражал ему. И потому желание увековечить память о нем было выстрадано, выношено. Он решил украсить фресками церковь в Спасо-Нередицком монастыре близ новгородского Городища. Монах-ризограф, выполняя волю князя, изобразил Ярослава Всеволодовича в полный рост. В правой руке тот держал церковь, которую протягивал сидящему напротив него Христу. Между двумя фигурами золотом сияли слова: «О, боголюбивый князь, Второй Всеволод! Злых обличал, добрых любил, живых кормил. О, милостивец, кто может воспеть твои добродетели!»
На стол владимирский сел старший из Всеволодовичей князь Святослав. Александр, казалось, смирился с уготованной ему судьбой быть новгородским князем. И потому от дел новгородских он переходил к делам Суздальской земли и обратно. Проходили недели, месяцы, годы…
Из Литвы прибыло посольство. Князья Миндовг, Войшелк, бояре и часть народа литовского приняли православие. Но Александр, зная изменнический характер Миндовга, не спешил заключить военный союз с Литвой против Ордена. Втягиваться в новую войну князь новгородский не хотел. Руси нужна мирная передышка – слишком многого она лишилась в год нашествия монголо-татар.
Александр не хотел встревать и в дела владимирские. Его младшие братья, посчитав себя обделенными, остались недовольны дележом земель и городов, который провел князь Святослав. Каждый из них помышлял о великокняжеском столе. А тут еще и Святослав оказался правителем слабым, безвольным, а может, просто, заняв стол по установившемуся старинному обычаю, он в свои шестьдесят тяготился ношей великокняжеской? Михаил же в свои двадцать был полон сил, амбициозен и горяч. Он изгнал своего миролюбивого и боготерпимого дядю. Но у князя Святослава был сын Дмитрий, и о его будущем надо было думать. Потому князь Святослав со своим сыном в конце лета 1247 года отправился в Сарай искать у Бату-хана справедливости и защиты.
Оскорбленный тем, что младший брат Михаил занял великокняжеский стол, за ярлыком в Орду отправился и князь Андрей, а последним в Сарай осенью 1247 года вынужден был последовать князь Александр. В августе из Сарая приехал гонец с двумя грамотами – хан Бату требовал незамедлительного приезда новгородского князя к себе. «Александр! Знаешь ли ты, что Бог покорил мне многие страны и народы? – писал хан. – Разве ты можешь не покориться мне? Но если ты хочешь сохранить землю свою, то поскорее приезжай ко мне, чтобы увидеть честь и славу царства моего».
Из Каракорума требование прибыть Александру в столицу монгольской империи было жестким и категоричным. Великий хан Гуюк не забыл, что полгода тому его мать ханша Туракина уже звала Александра в Каракорум. Но новгородский князь не последовал на ее зов. Ныне хан Гуюк сидел на монгольском престоле крепко, правил уверенно. Он писал кратко: «Хочешь в дар княжество новгородское, приезжай. Увидишь мой дворец, прикоснешься к славе моей».
Игнорировать послания Александр не мог, и осенью 1247 года с малой дружиной он отправляется в Сарай к Бату-хану.
По пути он заехал во Владимир. Брата Михаила не было в княжеском тереме, да он ему был и не нужен. Его целью была встреча с епископом ростовским Кириллом, местоблюстителем митрополита Северо-Восточной Руси.
Разговор для Александра был трудным, но, по его замыслам, необходимым. Кирилл был недоволен сложившейся ситуацией с великокняжеским столом и потому начал с укора:
– Ты как старший в роду Ярославичей должен во власти своей держать молодших, не давать им своевольничать! Вон что Михаил вытворил: дядья с престола согнал.
– Потому, отче, и приехал я к тебе за благословением. Хочу учинить порядок на Руси, – смиренно произнес князь Александр.
– Это хорошо. Князя Святослава надо вернуть во Владимир. Негоже порядки старые рушить. Вон князь Всеволод поставил Юрия допреж Константина, а в какую распрю вверг детей своих.
Александр немного замялся, но, пересилив смущение, сказал:
– Я, владыка, в Сарай еду не князя Святослава на великокняжеский стол ставить. Слаб он. Не удержать ему Русь в руке. Сам хочу сесть во Владимире. Силу в себе чувствую. Благослови, владыка.
Решение Александра было для епископа неожиданным. Проведя в раздумьях немало времени, он спросил тихо сидящего перед ним новгородского князя:
– Почему ты, Александр, решил, что достойнее других? И стать тебе великим князем есть наилучшее для Руси?
– Я старший в роду. Князь Иван отошел в мир иной. О Святославе я сказал. По твоим, владыка, словам, взойдя на великокняжеский стол, я не нарушу порядка приятия власти на Руси, – спокойно, с достоинством ответил Александр.
На что епископ Кирилл покачал головой и с горечью в голосе произнес:
– По праву власти дети князя Юрия Всеволодовича великими князьями быть должны, а потом уж Ярославичи.
– Так нет же никого из Юрьевичей, все загинули под татарами, – с возмущением воскликнул Александр.
– То-то и оно, что не все. Есть в роду Юрьевичей преемник, князя Юрия сын. Волей князя старшинство ему передано. На то есть грамота. Я храню ее.
– Кто таков? – невольно вырвалось у Александра. – Почему доселе таится?
– Потому, как и тебе, для него Русь дорога. Не хочет распрей меж князьями.
– Да кто же он? Ведом ли? – еще не веря в услышанное, воскликнул новгородский князь.
– Тебе он ведом, князь Александр.
Нарушив затянувшееся молчание, Александр спросил:
– Так что же делать, владыка, посоветуй? В Орду не ехать не могу, зван грозно. Русь оставить на Михаила тоже не могу.
– Молись, и Бог не оставит тебя. Он и поможет принять правильное решение.
– Кто еще знает о сыне Юрия Всеволодовича?
– Посольский боярин Роман Федорович, более никто.
Князь Александр медленно поднялся с лавки, поклонился.
– Прощай, владыка. Путь в Сарай долгий. Обо всем есть время подумать. Поспешности в решении моем не будет. А как там, в Сарае, сложится – один Бог знает.
С тем и вышел из горницы.
Дождавшись брата Андрея из Суздаля, в декабре 1247 года Александр покинул стольный город. Обоз набрался немалый. Помимо дружины, братьев-князей сопровождали бояре, священники, слуги, с собой везли припасы, подарки. До Рязани, несмотря на морозы и обильные снегопады, дошли споро, а вот путь на юг, через Половецкую степь, по безжизненному пустынному пространству, продуваемому ветрами, был долог и тосклив. Наконец достигли границ половецких земель, обозначенных каменными бабами-истуканами. Начали встречаться татарские разъезды, гоночные ямы, заставы. Ехать стало спокойнее, так как гонцы ямской службы то ли вызвались сами, то ли получили указание сопроводить новгородского князя в Сарай.
Братьев-князей и их свиту расположили в больших дорогих шатрах, слуги и дружинники расположились в своих палатках. На вопрос князя Александра, где Бату-хан, сопровождавший русское посольство с последнего яма ханский чиновник ответил:
