Йожо Нижнанский - Кровавая графиня
— Что ж, предположим, мы подожгли замок и сами осудили его хозяйку — и чего мы добьемся? Госпожу — несчастную жертву распутных разбойников до гроба будет сопровождать сочувствие и господ и простонародья, а мы бы в скором времени повстречались с ней в аду. На нас устроили бы такую погоню, какой еще свет не видывал! Нас бы тут же изловили, или мы бы узнали в каком-нибудь логове, что значит голодная смерть…
Так он охладил пыл разбойников, вызванный словами Андрея Дрозда. Через некоторое время Ян почувствовал, что постепенно склоняет их на свою сторону. Когда же он объяснил, что предстоит сделать ближайшей ночью, то прочел в их глазах ужас.
— Заглянем в храм и проверим, действительно ли предшественник нынешнего пастора Андрей Бертони тайно похоронил в нем девять погубленных в замке девушек.
У костра воцарилось гробовое молчание, оно нарушалось лишь треском горящего хвороста.
— Все, что угодно, только не это, други мои! — вскричал Вавро, который был суевернее остальных. — Могу с чертом схватиться на кулачках, в горящий ад проникнуть, но мертвых тревожить — увольте! А то до последнего часа не будет от них покоя!
— Вот именно: до последнего часа не будет вам от них покоя, — оборвал его Калина, — в том случае, если вы не захотите открыть тайну их гибели и не сделаете все, чтобы убийцы были наказаны.
— А чего мы добьемся, если и выкопаем их кости? — раздраженно осведомился Вавро.
— Мы бы доказали сомневающимся, что Алжбета Батори совершает кровавые преступления уже долгие годы. Гробы с прахом невинно убиенных жертв стали бы первым тяжким обвинением против хозяйки замка!
Ян долго еще говорил и наконец превозмог суеверный страх лесных братьев, боявшихся потревожить вечный сон несчастных девушек.
Как только стемнело, разбойники во главе с Калиной отправились в Чахтицы.
— Я с вами не пойду, для покойников вас и без меня достаточно, — усмехнулся Андрей Дрозд. — Не то чтобы я робел — просто с сегодняшнего дня буду наведываться в одно сомнительное местечко. Как справитесь со своим делом, заверните за Вишневое и свистните мне.
Разбойники тщательно пытались подбодрить себя. Суеверный трепет возвращался снова и снова. У храма они нерешительно постояли между крестами и надгробными камнями, залитыми лунным светом. Если бы не стыд, они бы не задумываясь пустились наутек.
Калина подошел к церковным дверям. Он был уверен, что на кладбище ничего не найдут. Там тайных могил быть не может. Все Чахтицы знают о месте каждой новой могилы. Здесь нет загадок.
Дверь была, как обычно, отворена.
Разбойники робко вошли в храм вслед за Калиной и, спотыкаясь, стали бродить между скамьями в великом волнении.
Перед алтарем тихо мигала вечная лампада, и сквозь оконные витражи с трудом продирались бескровные лунные лучи.
Церковь теперь принадлежала евангелистам. Тем не менее католическая негасимая лампада не переставала здесь светить суеверия ради, гласившего, что стоит лампаде погаснуть, как церковь тут же рухнет. Да и без этого поверья в церкви ничего не стали бы менять, ибо все равно никто не был уверен, не будут ли уже завтра снова служить католическую мессу.
Вера меняется здесь в соответствии с настроениями и религиозными колебаниями господ. И какую веру исповедует господин, такую же веру должна исповедовать вся округа.
Калина взял из ризницы восковую свечку, зажег ее от лампады и осветил камень, под которым покоился последний Орсаг[32]. На мраморной доске выступала фигура рыцаря с хоругвью в руке, в ногах его виднелся орсаговский герб и надпись: «Hie jacet Spectabilis act agniricus Dums olim Comes Christophoeus Orszagh de Guth Judex Ciriae ac consiliarius Sacrae. Rom. Caesarae Mattis nec non Comitatus Neogradien. Comes. Obit aetatis a. 32 Die Oct 1567»[33]. Калина читал надпись, которую давно знал наизусть, ибо, в бытность свою католиком, пока поместье со всеми подданными еще не перешло в евангелическую веру, прислуживал при богослужении. Теперь он смотрел на надпись, словно вычитал в ней нечто новое, словно между обветшалыми буквами ему открылась небывалая тайна.
— Други мои, давайте поднимем этот камень, — сказал он разбойникам, стоявшим рядом и не осмеливавшимся произнести ни слова. Он знал, что если что-то и можно найти, так только в гробнице Орсага, гробнице бывшего хозяина чахтицкого града.
Разбойники повиновались, не произнося и звука. Они подняли тяжелый камень и бесшумно опустили его рядом с проемом… Из гробницы повеяло тяжелым духом. Калина не колеблясь спустился со свечой вниз. Осмотрелся, глаза его тут же вспыхнули любопытством.
— Здесь они! — воскликнул Ян. — Девять гробов положены на гроб Криштофа Орсага и рядом с ним. Вынесем их, только Орсага оставим!
Он позвал Вавро.
Тот нехотя повиновался.
— Видишь, — объяснил ему Калина, — в этом большом драгоценном гробу лежит последний Орсаг, а в этих девяти необструганных дощатых гробах — девять несчастных девушек, которых мы ищем…
Потом они подняли из гробницы гроб за гробом, и сообщники разместили их на полу церкви.
Когда они вылезли из гробницы, разбойники были уже у двери: по всему видно было — мечтали поскорее убраться из этого кошмарного места.
— Это еще не все! — осадил их Калина. — Мы должны еще сделать то, чего другие бы не додумались сделать…
Он взял долото и стал поочередно открывать гробы.
Картина, которая предстала перед ним, наполнила его ужасом. Он увидел девять мертвых тел, на которых неумолимый тлен довершил свое дело, увидел останки девяти девушек, которые могли бы еще долго жить, радоваться жизни и рожать детей.
В одном из гробов у сердца покойницы, к великому своему изумлению, Ян Калина нашел пожелтевшее запечатанное письмо. Он взял его и прочел:
«Сие послание Андрея Бертони да будет вручено ревнителю слова Божьего, чахтицкому служителю храма, кто бы он ни был и как бы его ни звали».
Калину томило искушение открыть письмо и прочесть, какую же тайну вверяет Андрей Бертони своему преемнику. Но он так и не решился, не сорвал печати. Сунул письмо в карман, положив про себя вручить его как-нибудь священнику, которому оно было предназначено.
Разбойники испуганно заглядывали издали в гробы. Они были смертельно бледны, и так же бледен был Калина, когда подошел к ним.
— Завтра, — сказал он, — все Чахтицы будут охвачены ужасом. Каждый житель придет сюда посмотреть на эту страшную картину. Никому не надо будет ничего объяснять. Каждый догадается, кто лежит в гробу и кто убийца этих девушек… А сейчас прочь отсюда!
Они уходили в тягостном настроении. Полегчало им, только когда они оказались за Чахтицами.
«Повезло ли Дрозду?» — подумал Ян Калина, когда один из разбойников пронзительно свистнул. Свист весело прорезал тишину ночи, а минуту спустя раздался ответ. С близкого расстояния.
Андрей Дрозд радостно встретил товарищей.
— Видите, я не ошибся! Когда я позавчера шел за этими злыднями, за Илоной и Дорой, собираясь освободить молодую девушку, которая была с ними, они вдруг захлопали в ладоши и прямо из-под носа улетучились. Я подумал было, что здесь где-то потайная дверь и ведет она неведомо куда. И вот, оказывается, не зря искал. Вместо бабок мне тут попался один парень, с которым я, к сожалению, еще не успел побеседовать: погладил его чуть-чуть — он и обеспамятел.
Разбойники ошеломленно уставились на человека, недвижно лежавшего у ног Дрозда.
Калина набрал в ближнем ручье воды в шляпу и вылил ее незнакомцу на голову. Тот очнулся и растерянно стал осматриваться.
Лунный свет озарил его лицо — Калина воззрился на него, не веря своим глазам.
— Павел! — удивленно крикнул он. — Это ты? Как ты здесь оказался?
Мастер, не менее пораженный встречей, вскочил на ноги, и друзья крепко обнялись.
Когда Павел Ледерер поведал им о своем невероятном приключении, Калина сказал:
— Нет, Павел, ты не удерешь, а вернешься в застенок и починишь железную куклу.
Ледерер непонимающе уставился на своего товарища.
— Да-да, починишь железную куклу, чтобы заслужить доверие чахтицкой госпожи. Пусть она берет тебя к себе в услужение. Так у нас в замке появится свой человек. Вернись, не медля ни мгновения, а то заметят твой побег. Ты починишь железную куклу, а уж наше дело следить, чтобы она никого не обнимала.
— Добро! — ответил Ледерер без колебаний. Друзья молча пожали друг другу руки.
— Завтра в это же время буду ждать тебя у частковской часовни, — сказал Ян Калина.
ПредательВернувшись в подземелье, Павел Ледерер растянулся на ковре. Он устал от пережитых волнений, голова все еще гудела от удара, и потому он сразу же уснул, будто лежал на перине.
Он не слышал, как в замочной скважине заскрипел ключ и вошел Фицко. Горбун немало удивился, что слесарь спит словно убитый.
