Эдвард Радзинский - Загадки истории (сборник)
– Доказательств нет. Просто я чувствую, – сказала принцесса, не сводя глаз с Христенека.
Но лейтенант был само негодование:
– Я не передам ваших слов графу, ибо он их не заслуживает. Репутация графа известна и безукоризненна. Поверьте, нелегко ему было прийти к такому решению – послужить вам. И отнюдь не несправедливые обиды от императрицы, но желание блага отечества… желание помочь законной наследнице трона…
В глазах Христенека стояли слезы.
– У вас благородное сердце, – с чувством сказала принцесса. – Итак, жалую вам мой орден Азиатского креста. И клянусь: за удачное исполнение этой миссии граф Орлов повысит вас в чине! Итак, майор Христенек, завтра со всем своим двором я выезжаю в Пизу… – И, будто спохватившись, она прибавила: – Да, там заходил этот банкир от графа… Пусть он сегодня снова зайдет.У дома принцессы стоял большой дорожный берлин, запряженный шестеркой лошадей. Доманский и Черномский руководили слугами. Принцесса в дорожном плаще придирчиво наблюдала за дорожной суетой.
– Архив, – шепнула она Доманскому.
Доманский исчез в доме и вернулся со знакомым большим баулом.
– Я позабочусь о нем, – говорит поляк.
– Пистолеты?
Доманский кивнул, указывая на баул.
– Два положите в карету. И оба заряженные… Вы поедете с вещами в берлине. Я, Черномский, моя камеристка и… – она ласково взглянула на стоявшего поодаль Христенека, – и господин русский майор поедем в карете.
– Лейтенант, – улыбаясь, поправляет Христенек.
– Я обещала вам майора… Учтите, я всегда держу свои обещания.
У дома появился банкир Беллони.
– Вот этот господин сейчас подтвердит. Вам все заплатили? Беллони низко кланяется.
– Боюсь, что не до конца…
– Синьор Доманский… – усмехается принцесса. Доманский молча подходит к Беллони и отвешивает ему звонкую пощечину.
– И передайте всей вашей жадной своре: я всегда плачу по счетам!
Две огромные кареты ехали по Риму. У церкви Сан Карло кареты остановились.
Принцесса вышла из кареты и раздала щедрую милостыню нищим.
– Молитесь за меня, – услышал Христенек из окна кареты ее голос.
При приветственных криках толпы нищих оба экипажа направляются по Корсо к Флорентийской заставе. И покидают Рим.Орлов: Сиятельная любовь
«Я нанял для нее в Пизе великолепное палаццо…»
Дворец в Пизе.
У огромного окна стоял граф Орлов. Он видел, как ко дворцу подкатили кареты.
«Гонец от Христенека сообщил мне, что с ней едут 60 человек челяди, два поляка и камер-фрау».
Кареты остановились. Христенек помог принцессе выйти из кареты. Из огромного берлина шумно высаживались слуги.
Орлов стоял в конце длинной анфилады роскошных комнат на фоне картины в золотой раме, изображающей Чесменский бой.
«Мне хотелось увидеть ее вот так, неприбранную: в дорожном плаще, после четырех дней тряской дороги…»
Принцесса легкой, летящей походкой стремительно шла сквозь анфиладу дворцовых комнат. И навстречу ей, будто из золотой рамы, из картины Чесменского боя, выдвинулся красавец богатырь в белом камзоле, с голубой Андреевской лентой через плечо, в белом парике…
Поздний вечер в покоях палаццо Нерви. У камина сидели принцесса и Орлов. Разговаривали по-немецки.
– Пришелся ли дворец по сердцу Вашему высочеству?
– Я жила и во дворцах, и в убогих хижинах. И благодарю Господа за всякий кров над головой. Но я ценю, граф, ваши заботы обо мне и о моих людях.
Орлов молча, со странной улыбкой глядел на принцессу.«Роста она небольшого, и лицо нежное: ни белое, ни черное, глаза огромные, на лице есть веснушки. Телом суха. Да кто же она? Басни про Персию да про Сибирь? Говорит по-немецки, по-итальянски, по-французски. А по-русски – ни звука, принцесса Всероссийская!»
– О чем вы думаете, граф?
– О вас, Ваше высочество… Об удивительной жизни, которую вы мне, рабу своему, поведали.
– И что вы думаете обо мне и о моей жизни?
– Не думаю – гадаю: кто вы, Ваше высочество?
Она очаровательно улыбнулась и спросила мягко и нежно:
– Не верите, граф, моему рассказу?
– Смею ли я, жалкий раб, верить или не верить? Сибирь… Персия… Санкт-Петербург и Багдад… История чудеснейшая.
– Не более, чем ваша, граф, – улыбнулась принцесса. – Вы, вчерашний сержант, и ваш брат, пребывавшие в ничтожестве, в один день становитесь чуть ли не властелинами великой страны? Или отец мой, жалкий полуграмотный сельский певчий, женится на дочери Петра-императора? А сама ваша нынешняя государыня? Нет, нам надо привыкнуть, мы живем в век чудес. Ничтожная немецкая принцесса Софья становится императрицей Екатериной, убив…
Она будто что-то вспомнила и смущенно замолчала.
– Вы хотели сказать, Ваше высочество: убив мужа своего? Белые от бешенства глаза смотрели на нее в упор.
– Не она, милая, это я убил его. Вот этой рукой задушил… – шептал он, протягивая к ней руку.
Его лицо приблизилось к ней, и она увидела страшный шрам – от рта до уха. Бешеные глаза надвинулись… Они близко, совсем близко… И он поднял ее, как пушинку, на воздух. И она задохнулась в этих стальных руках.
– Не знаю, кто ты, – шептал он по-русски, – но люба ты мне… И она покорно закрыла глаза.Была ночь. В покоях палаццо Нерви тускло горели свечи. Огромная кровать под балдахином тонула в полутьме. Лицо со шрамом склонилось над принцессой:
– Давно с тобой встречи жду… Знал – меня не минуешь… А как письмо от тебя получил, понял: пришло мое время. Уж один раз на престол возвел. И в другой раз осечки не будет… Грех не рискнуть, ежели ты Елизаветина дочь
– А ежели нет? – усмехнулась в темноте принцесса.
– А ежели нет… – Он помолчал. Потом прибавил: – Погублю…
Наступило молчание.
– Ну что ж, спасибо за правду, – глухо сказала она. – Как губить будешь?
– А дальше… Увидел тебя, проклятую, и понял: не погубить мне тебя, потому что ты погубила меня. Держишься как государыня… Обликом ты государыня. Величавость в тебе. И храбрость: не побоялась в Пизу приехать.
– Это безопасно, граф, – засмеялась она. – Да вы и сами знаете: Пизой владеет брат императрицы австрийской, родственник жениха моего. Не посмеете вы тут ничего… И слуг моих во дворце шестьдесят человек.
– Да, не ошибся… Отважна… И хитра… Рискну с тобой! – И добавил: – Но учти: сначала женюсь на тебе. И не как мой братец Гришка на императрице надумал жениться, когда она повелительницей стала да в три шеи прогнала его. А сейчас женюсь, когда ты – ничто без меня. Ну… пойдешь за меня?
– Не много ли для первого дня, граф? – холодно усмехнулась принцесса. – К тому же у меня есть жених…
И вновь страшные горящие глаза приблизились к ней. И этот ужасный шрам…
– Пойдешь за меня?
– Пойду… ведь сам знаешь, – бессильно ответила она.Ночь в огромной спальне подходила к концу. В тусклом свете выступали из темноты статуи и картины. Утренний ветер входил в комнаты.
– Уезжайте, я не хочу, чтобы они вас увидели. Принцесса Всероссийская, как жена Цезаря, – вне подозрений.
– Чтобы он меня не увидел? – усмехнулся Орлов. – Боишься?
– Я стараюсь не причинять боли людям, которые меня любят.
– Если не хочешь, чтоб я его, как государя императора!..
– Зачем? Никого больше нет… Есть ты. Он молчал.
– О чем ты сейчас думаешь? – Она гладила его по волосам, она целовала его.
Он все молчал, потом сказал:
– Кто ты? Кто ты? Кто ты? Ты одинаково быстро говоришь по-немецки, по-итальянски…
– Добавь: по-французски, которого ты, к стыду моему, не знаешь. У меня хорошее образование, граф, и были очень дорогие учителя.
– Кто ты? Кто ты? Если любишь меня больше, чем тайну свою…
Она откинула голову. Волосы упали ей на плечи.
– Я Елизавета. Дочь Елизаветы. И запомните это, Ваше сиятельство, если видеть меня еще желаете…
– Я хочу в это поверить, – медленно начал он. – Я слыхал, что немец-учитель вывез ее из России вместе с племянниками отца ее Разумовского. Ты не знаешь, случаем, имени этого учителя?
Она только засмеялась.
– Ну, его имя, Ваше высочество? – шептал граф.
– Придет время – скажу.
– Я даже человека своего узнать все подробности в Пруссию к этому учителю недавно посылал. Да помер, оказалось, учитель.
И вдруг, усмехнувшись, она спросила:
– А какого человека вы к нему посылали?
– Верного. И ловкого. Того самого, которого я к тебе посылал. Рибас, испанец… Неужто забыла?
Она засмеялась, радостно, облегченно.
– Вот теперь я тебе верю! Теперь ты мне все сказал! Я ведь сразу почувствовала…
Засмеялся и граф:
– А если он нарочно сделал так, чтобы ты почувствовала? Чтоб я сегодня мог про него рассказать? И до конца в доверие к тебе войти?
– Тогда он был бы дьявол. И ты вместе с ним.
– Все мы бесы, Елизавета. Не верь словам. Ты только рукам да губам ночью верь. Ночью все правда…
Он целовал ее и шептал… И она что-то шептала уже в безумии, как вдруг он расхохотался и вытащил из-под ее подушки пистолет. Она тоже засмеялась. Он отшвырнул пистолет далеко, в угол зала.
