Алексей Варламов - Булгаков
114
Из агентурного донесения: «Видел я Некрасову, она мне сказала, что М. Булгаков написал роман, который читал в некотором обществе, там ему говорили, что в таком виде не пропустят, так как он крайне резок с выпадами, тогда он его переделал и думает опубликовать, а в первоначальной редакции пустить в качестве рукописи в общество и это одновременно вместе с опубликованием в урезанном цензурой виде».
115
На сей счет существуют очень интересные рассуждения американской исследовательницы Ксении Мечик-Бланк, относящиеся к различиям между христианством и иудаизмом: «В иудаизме суббота связана с покоем – это освященный досуг, представляющий собой имитацию отдыха Творца после шести дней творения. <…> Христианство унаследовало от иудаизма мысль о сакральности субботы, но, поскольку „покой“ здесь осмысляется как чаяние грядущего воскресения, кульминацией христианской недели является не суббота, а воскресенье, день, традиционно связанный со светом. <…> Таким образом, оппозиция покой – свет выступает в романе как оппозиция двух сакральных дней: субботы, последнего дня в ершалаимских главах романа, и воскресенья, последнего дня в московских <…> Мастер оказывается перед выбором – оставить Иешуа „в покое“ или даровать ему свет. Он выбирает первое и заканчивает свой роман на субботнем дне. И хотя в конечном итоге Мастер и Маргарита встречают воскресный рассвет, в описании их новой обители присутствует настойчивое указание на темноту» (Мечик-Бланк К. На рассвете шестнадцатого числа весеннего месяца нисана // Михаил Булгаков на исходе XX века. СПб., 1999. С. 141–142).
116
Ср. у Н. К. Гаврюшина: «…судить о Москве и России 30-х годов XX века только по „Мастеру и Маргарите“ – значит заведомо отказать себе в понимании. Ведь всякого рода нечисть, бюрократы и партократы, агенты НКВД окружали не одного Булгакова. Кто-то же находил в себе силы видеть и созидать другой мир, свидетельствовать о нем несением своего креста, не ропща и не заискивая перед Сатаной… С такими художниками слова сближался и автор „Мастера и Маргариты“, но не в часы тоски и отчаяния, отразившиеся на страницах романа» (Гаврюшин Н. К. Нравственный идеал и литургическая символика в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита»).
117
Ср. также у иеромонаха Иова (Гумерова): «Для христианина любой конфессии демонизм романа М. Булгакова очевиден. Мы получили истину священной истории, свидетельство о нашем искуплении из рук богодухновенных апостолов – учеников Спасителя мира. В романе М. Булгакова новозаветная история рассказана устами сатаны. Автор путем продуманной и четкой композиции предлагает нам вместо Священного Писания взгляд на Сына Божия, Спасителя мира, и на евангельскую историю глазами того, кто сам называет себя профессором черной магии. Мы не можем рассуждениями о культурных ценностях, художественном мастерстве и прочих вещах уклониться от выбора. А выбор должны сделать между Иисусом Христом и Воландом. Совместить спасительную веру с демонизмом невозможно. Какое согласие между Христом и Велиаром? Или какое соучастие верного с неверным? (2 Кор. 6:15)».
Ср. также более мягкую по форме, но по сути похожую оценку о. Александра Меня: «Булгаковский Иешуа не имеет почти ничего общего с реальным Иисусом Назарянином. Это мечтатель, наивный бродячий философ, который всех и каждого называет „добрый человек“. Не таков Христос в Евангелиях. От Него исходит сила. Он может быть строг и даже суров. Он резко обличает власть имущих: книжников и фарисеев. Он не искатель истины, а сама Истина» (http:www.pravoslavie.ru/answers/051220174106).
118
Замечательно сказано на сей счет в книге «Роман М. Булгакова „Мастер и Маргарита“. Комментарий», написанной Ириной Белобровцевой и Светланой Кульюс: «…роман отзывается едва ли не на любые исследовательские гипотезы. В нем усматривали принципы философии и эстетики экзистенциализма, его вписывали в эстетику символизма и постсимволизма, его философскими источниками называли труды Канта, Вл. Соловьева, Кьеркегора, находили в нем компоненты разных религиозных доктрин – зороастризма, богомильства, манихейства, альбигойства и т. п. <…> Сама необыкновенная популярность МиМ у исследователей во многом объяснима использованием в романе архетипических форм, имеющих многочисленные и разноплановые коннотации с проблематикой добра и зла, тайного и явного, личности профанной и посвященной. Здесь воспроизводятся мифы, укорененные в культуре, и создаются на их основе мифы авторские» (Белобровцева И., Кульюс С. Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Комментарий. М., 2007. С. 73).
119
Из самых фантастических предположений различных исследователей назовем следующие: Мастер – Горький; Воланд – Сталин либо американский посол Буллит; Алоизий Могарыч – С. А. Ермолинский; сосед Маргариты Николай Иванович (боров) – Бухарин и т. д. Из более достоверных версий: Берлиоз – Авербах либо Луначарский; Иван Бездомный – кто-то из пролетарских поэтов (Иван Приблудный, Иван Старцев); Двубратский – Безыменский; штурман Жорж – Ольга Форш; Мстислав Лаврович – Всеволод Вишневский; Арчибальд Арчибальдович – директор ресторана «Дома Герцена» Яков Розенталь по прозвищу Борода; поэт Сашка Рюхин – Александр Жаров плюс тут содержится очевидный выпад против Маяковского; критик Латунский – смесь О. Литовского с А. Орлинским; барон Майгель – уполномоченный Коллегии Народного комиссариата просвещения РСФСР Б. Штейгер; двое последних гостей на балу у сатаны – Г. Ягода и его секретарь П. Буланов; наконец, в образе Мастера, несомненно, есть черты автобиографические, а в Маргарите отразилась Елена Сергеевна Булгакова, хотя и не только она.
120
В этом сюжете есть еще один любопытный поворот. Как убедительно показал Мирон Петровский, создавая пьесу «Александр Пушкин», Булгаков мог ориентироваться на пьесу Великого князя Константина Константиновича Романова (К. Р.) «Царь Иудейский», где Христос остается за сценой, так же как у Булгакова Пушкин. К. Р. не дерзнул вывести Христа. Булгаков перед этим не остановился.
121
Еще дальше в своих рассуждениях идет американский исследователь Борис Покровский: «Именно создание рационалистического, демифологизированного варианта евангельских событий послужило причиной того, что Мастер был лишен света <…> Нам дана возможность также понять, что своим романом Мастер поставил себя в ту линию исторического развития, которая в конечном итоге подготовила приход коммунизма <…> Мастер оказывается еще и носителем исторической социальной ответственности – в абсолютном смысле он среди тех, кто вел человечество к материализированному кошмару абсолютировавшего себя разума <…> Мастер, исторически, среди тех, кто подготовил этот кошмар, но, столкнувшись с ним, экзистенциально его не принял» (О чем беседовал Воланд с Берлиозом: философские проблемы романа Булгакова «Мастер и Маргарита» // Записки русской академической группы в США. Нью-Йорк, 1991. Т. 34. С. 161).
122
Да и если быть последовательными и верными букве, то и Достоевского можно за это произведение укорить. Второе пришествие, как следует из Евангелия (Мф. 24), а также из Апокалипсиса будет не таким, как в «Легенде о Великом Инквизиторе». Мера «крамолы» там, конечно, другая, но она есть. Ср., впрочем, у Н. К. Гаврюшина: «Совершенно правомерно сравнение художественных приемов как Булгакова и Гоголя, так и Булгакова и Гофмана. Но считать писателя продолжателем той же духовной традиции, к которой принадлежали Достоевский, Лесков и автор „Рассуждений о божественной литургии“, можно только по недоразумению или по причине полного идейного дальтонизма» (Гаврюшин Н. К. Нравственный идеал и литургическая символика в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита»).
123
«…если у нас не остается никаких сомнений в том, что М. Булгаков исповедовал „Евангелие от Воланда“, необходимо признать, что в таком случае весь роман оказывается судом над Иисусом канонических евангелий, совершаемым совместно Мастером и сатанинским воинством. Литостротон мистически совместился с Москвою, которая некогда была „третьим Римом“ – и стала второй Голгофой. <…> Основательно увязнув в сетях гностических построений, обессилев от литературной травли и тягот быта, Мастер вполне готов был подать руку Сатане – и увидеть в нем Спасителя» (Гаврюшин Н. К. Нравственный идеал и литургическая символика в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита»).
124
Приведем еще один фрагмент из статьи архиепископа Иоанна: «Драма книги – неистинное добро. Среди этой фантасмагории идеократического и обывательского мнимого добра хозяйничает Зло. Слово Зло я тут пишу с большой буквы не потому, что оно достойно этого, а потому, что здесь оно заслуживает такого подчеркивания. Многочисленны, трагически-смешны и нелепы эти слившиеся с бытом людей проделки Зла, одурачивающего человечество. Метафизической этой проблеме, обычно скрываемой в обществе, Булгаков дал, в условиях Советского Союза, удобную сатирическую форму, которую можно назвать метафизическим реализмом. Этот большой свой реализм автор должен был, конечно, уложить на прокрустово ложе маленького, обывательского „реализма“, переходящего в буффонаду, чтобы сделать хоть немного доступным людям свой замысел. О книге Булгакова будут писать. И о ней не легко будет писать тем, кто станет писать. Но главное то, что книга эта уже пришла к читателю, и к тому лучшему читателю, который ищет в человеке измерения большего, чем материалистическое. Первой целью своею Зло ставит сокрытие себя. Но человек, современник наш, играющий атомами водорода, должен понять, как легко он может стать игрушкой этой силы, проходящей чрез все умственные фильтры и социальные поры человечества. Круг одного только социально-экономического понимания добра и зла слишком мал для человека. И логика одних житейских нравственных критериев слишком несовершенна. Человек должен войти в метафизический круг истины.
