Андрей Зарин - Живой мертвец
— Ах, если бы кто-либо помог! — И Брыков рассказал о своей неудаче.
— Бывает! — ответил Башилов. — Это в какую минуту попадешь. Иной раз и в Сибирь укатишь! У нас офицеры, как во дворец зовут, деньги в сюртук зашивают… неровен час… А я за тобой! — вдруг встрепенулся Башилов. — Едем!
— Куда?
— У Зиновьева картеж. Тебя звали!
— Нет! Уволь! Ты попадешься — под арест, а со мною Бог знает что быть может.
— Эх, ты! Трус! Ну, так дай на счастье!
— Сколько тебе?
— Ну, дай… Дай, что ли, пятьдесят рублей.
Брыков открыл ларец и дал приятелю деньги. Башилов горячо расцеловал его.
— У здешних, питерских, в жизнь не взял бы! — сказал он и спохватился: — Ах, я! А ведь к тебе письма!
— Где? Давай скорее! — задрожав, произнес Брыков.
— А вот! — Башилов, опустил руку в карман, вытащил два объемистых пакета, после чего сказал: — Ну, читай, а я поеду! Я к тебе еще наведаюсь! — И он снова обнял Брыкова и вихрем умчался снова пытать счастье на зеленом поле.
Семен Павлович сел к столу, положил перед собой пакеты и долго не решался вскрыть их. Что в них? Понятно, горе! Но какое? Вдруг Маша уже замужем? При этой мысли кровь бросилась ему в голову, и он быстро вскрыл первый пакет. Развернув лист серой бумаги, он впился в него глазами и позабыл весь окружающий мир, свое горе и свое странное положение.
XXIV
ЧЕРНЫЕ ВЕСТИ
Первое письмо было от Маши, и мало радостного прочитал в нем Брыков.
"Неоцененный друг мой сердечный, — написала она, — горька моя доля, и не чаю я себе спасения, если Вы, сокол мой ясный, не будете мне защитником. Папенька — мне не папенька, а как злой ворог: каждый день меня мучает, грозит проклясть и заставляет идти за Дмитрия Власьевича, а я не могу и видеть его, и теперь все время только плачу и молюсь Богу, чтобы Он помог Вам в Вашем деле".
Брыков вытер набежавшие на глаза слезы и продолжал тяжелое чтение:
"Сейчас, как Вы уехали, папенька продали свой дом и переехали в усадьбу Вашу Брыково, где теперь Дмитрий Власьевич будто хозяин. Кричит он и мужиков бьет, а папенька мой у него за управителя, и все от того бранятся и плачут. Дмитрий Власьевич все ко мне пристает с разными презентами и сувенирами, а я те презенты и сувениры за окно бросаю, и он с того серчает и папеньке жалится; а папенька меня терзает, и я беспрестанно слезы лью. Что Вы там делаете и думаете ли обо мне? А я о Вас неустанно мысли имею. Папенька откуда-то дознались, что Вы в Петербург уехали, о том сказали Дмитрию Власьевичу. Он очень испугался и тотчас послал за подьячим Вороновым. Вы его, может, не знаете. Это — очень дурной человек, со свиным рылом и гнилыми зубами. Он приехал, и они долго спорили, а потом тот сказал, что отошлет в Петербург такую бумагу, по которой Вас сейчас схватят. За это ему Дмитрий Власьевич дал бричку старую и лошадь, а он ему руку целовал и клялся, что Вас со света сживет. А потому остерегайтесь очень, ибо Воронов хотя и приказный, но как-то к полиции очень близок и хитер очень. Пошли Вам Господи успеха в деле Вашем, а молюсь я о Вас неустанно. Верная Вам по гроб Маша".
Брыков вторично отер слезы и в грустном раздумье откинулся на спинку стула. Все против него! Двоюродный брат советуется с каким-то приказным и кует злые оковы. За что? За то, что позавидовал его деньгам и невесте. Тот самый Сергей Ипполитович, отец Маши, что, бывало, провожал его до середины улицы и кланялся ему в пояс, теперь весь передался на сторону злодея и мучает родную дочь. Где правда?
Семен Павлович вскрыл второе письмо и невольно улыбнулся, читая его: столько дружеского участия и любви было в нем. Писал Ермолин, передавая поклоны всех товарищей. Он рассказывал ему о мелких полковых событиях, спрашивал о его деле, о том, не надо ли ему денег, и выражал твердую надежду покутить на его свадьбе.
Прочитав это письмо, Брыков словно ожил, и прежняя надежда на успех дела вернулась к нему. Он взял лист бумаги и стал писать письма — сперва к Маше, потом к Ермолину. Ей он описывал свои злоключения, писал ей о своей любви и молил еще потерпеть немножко, потому что правда всегда верх возьмет.
"А коли тебе, — написал он, — не в мочь терпеть станет, беги к Ермолину. Я пишу ему о тебе, и он тебя не оставит, а схоронит у своей тетушки. Я же твердо надеюсь на милость царскую, только бы мне увидеть его в благожелательную минуту. А что до козней этого Воронова, то я плюю на него, ибо мне известны и сам Пален, и граф Кутайсов, и Грузинов, и меня в обиду никому не дадут…"
Семен Павлович писал нервно, торопливо, переживая и гнев, и ненависть, и любовь, и отчаяние, и надежду.
Была уже ночь, когда он окончил свое занятие и стал укладываться спать. Вдруг на улице раздались смех, голоса, фырканье коней, и через минуту сперва в сенях, а потом в горницах послышались громкие голоса:
— Игнат, сюда тащи и вино, и снедь! — крикнул один голос.
— Если ты не хочешь нашей смерти, Виола, — сказал другой, — топи печи!
— А карты будут?
— Все, все! Раздевайтесь, идите! — весело крикнула Виола. — У меня арестов не будет, сюда никто не заглядывает! Нинетта, Маша, занимайте гостей!
— А твой постоялец?
Брыков узнал голос Башилова и торопливо загасил свечу. Нет, сегодня уж ему не до веселой компании!..
— Эй, Семен! — раздался из-за двери голос Башилова. — Вставай! Мы тебя ради к Виоле приехали! О, сонуля! Еще одиннадцати нет, а он спит! Вставай, говорят тебе! — Но так как Семен Павлович замер, то Башилов, еще раза три стукнув кулаком, отошел от двери, ворча: — Ну, и черт с тобою!..
Брыков с облегчением вздохнул, осторожно разделся и лег в постель.
В комнатах стоял дым коромыслом: звенели деньги, хлопали пробки, раздавались поцелуи, и все это покрывалось смехом и криками пьяных гостей. Брыков заснул тяжелым, беспокойным сном, и во сне ему то и дело являлась Маша и протягивала к нему руки.
Еще было темно, когда Семен Павлович соскочил с постели и, выйдя в сени, приказал своему Сидору готовить завтрак. Он знал, что лучшее время в Петербурге для всяких хлопот — утро, что теперь, при императоре Павле, все служебные занятия начинаются в шесть часов и всех можно повидать на своих местах.
Виола спала, спали и ее горничная, и гости в разных позах и на разной мебели. Брыков заглянул в гостиную и увидел Башилова под ломберным столом. Он толкнул его и сказал:
— Капитан Башилов, служба не ждет!
Тот вдруг вскочил как встрепанный.
— А? Что? — пробормотал он.
— Пора на службу! — сказал ему Брыков. — Взгляни, на что ты похож!
Башилов очнулся и хлопнул себя по бедрам.
— О, черт! — воскликнул он. — Который час?
— Уже пять!
— Пять? А к шести на учение! — И Башилов как безумный выбежал из комнаты.
Семен Павлович только улыбнулся ему вслед.
Через полчаса и он шагал по темным, но уже оживленным движением улицам. Женщины пли с базара и на базар, разносчики шагали со своими лотками на головах, то тут, то там проходили колонны солдат и иногда, гремя колесами, мчался фельдъегерь.
Взошедшее солнце рассеяло осенний туман, когда Брыков вышел на площадь Зимнего дворца и направился по набережной к знакомому подъезду.
— Полковника Грузинова! — сказал он лакею.
— Пожалуйте! — И Брыков пошел за ним по той же лестнице, коридорам и огромным залам.
Грузинов заставил его дожидаться, а потом позвал в свой кабинет.
— Ну что, родной? — ласково сказал он. — Напортили все дело! Ну, да что делать! Случай, дурная погода, неудачные маневры — и вот вы в ответе! — Он покачал головой и горько улыбнулся. — У вас все случай! — окончил он.
— Что же мне теперь делать? — робко спросил Брыков.
— Все, что хотите, только не советуйтесь со мной! — резко ответил Грузинов и, увидев растерянное лицо Брыкова, прибавил: — Я в опале! Люди позавидовали моему положению и оклеветали меня. Государь хочет, чтобы я ехал в Малороссию, но я знаю: это — ссылка! Я слишком откровенен и честен, чтобы не стоять иным поперек дороги! — Он встал и нервно прошелся по комнате, потом остановился против Брыкова и сказал: — Попытайтесь проникнуть к Лопухиной. Это — добрая девушка и теперь может сделать все! А я… — Он поднял плечи, а так как Семен Павлович встал совершенно растерянный, то Грузинов крепко пожал ему руку и повторил: — Не поминайте лихом! Я сделал все, что мог!
Брыков с признательностью поклонился ему и вышел из дворца.
Да, каждый о себе! Вот и Грузинову, этому недавнему фавориту, теперь не сладко.
Он невольно оглянулся назад, словно надеясь увидеть Грузинова. Этот человек боялся ссылки, когда его ждала лютая казнь. Брыков год спустя узнал о страшной его судьбе и задрожал в ужасе.
Теперь Семен Павлович шел по улице без цели и незаметно вышел к Адмиралтейству. Обойдя его, он прошел на Сенатскую площадь и зашел в аглицкий трактир. Так же как и в первый раз, несмотря на раннее утро, там уже пили, курили и с азартом играли на бильярде.
