Джорджетт Хейер - Вильгельм Завоеватель
Если сначала всем казалось, что любовь смягчит герцога, то послание, которое он отправил Ланфранку, развеяло эту иллюзию. Гонец Вильгельма спешил так, что чуть не загнал лошадей. От имени герцога Ланфранку было приказано покинуть Нормандию в три дня.
Будь на месте Ланфранка другой человек, дело кончилось бы бедой. Но Ланфранк знал своего герцога. Выслушав приказ в глубоком молчании, он ненадолго задумался. Ланфранк переводил взгляд с одного человека на другого, приехавших вместе с гонцом. Наконец лицо его просветлело: он увидел того, кого надеялся увидеть. Настоятель ушёл, а человек, которого он узнал, тайком пробрался в его келью. Он опустился на колени и поцеловал руку Ланфранка.
— Вы знаете нашего господина, отец, — проговорил он, глядя в глаза настоятелю.
— Да, мне ли не знать его. В гневе он не раздумывает, и это приведёт его к беде.
— Но его гнев быстро проходит.
Ланфранк поправил сутану. На губах его появилась улыбка.
— Ты привёз мне утешение, Рауль де Харкорт?
— Нет, кто дерзнёт утешать Ланфранка? Скажу лишь, что завтра вечером мы поедем на восток.
— Иди с Богом, сын мой, — мягко сказал Ланфранк.
На следующий день, оседлав клячу, настоятель отправился в изгнание. Он взял с собой очень мало людей. Направление, которое он выбрал, показалось странным для сопровождавших его монахов, но, когда они сказали ему об этом, Ланфранк ответил загадкой и продолжал свой путь.
Час спустя впереди показалась группа всадников, поднимавшая облако пыли. Один из монахов прошептал на ухо настоятелю, что, к несчастью, по этой же дороге скачет герцог. Он предложил свернуть в лес, на что Ланфранк тихо, но твёрдо ответил:
— Мы будем продолжать свой путь. Всё в руках Божьих.
Кавалькада была уже близко. Когда герцог поравнялся с Ланфранком, тот натянул поводья. Скакун Вильгельма тоже остановился. Монахи и рыцари стояли в полном молчании.
— Святой отец! — воскликнул Вильгельм. — Вы ещё не уехали, гордый священник?
— Милорд, — проговорил Ланфранк, — я поеду быстрее, если вы найдёте мне хорошего коня.
Лоб герцога был всё ещё нахмурен, но в глазах появились весёлые искорки.
— Ланфранк, — проговорил Вильгельм. — Видит Бог, вы далеко зашли!
— Мне бы вашего скакуна, милорд, и к заходу солнца я был бы очень далеко.
— Ради Бога, не заговаривайте мне зубы! — Вильгельм наклонился в седле и взял уздечку Ланфранка. — Поворачивайте, святой отец, вы поедете со мной.
— Нам с вами не по пути, милорд, — твёрдо ответил Ланфранк.
— Будет по пути, обещаю. Или вы против меня, настоятель?
— Ни в коем случае. Но вы слишком торопитесь, сын мой.
— Тогда научите меня, святой отец. Покажите, как мне сдерживать свои желания.
— Это очень легко, — ответил Ланфранк и вместе с герцогом поскакал к аббатству.
Результатом всего этого стала поездка Ланфранка в Рим по поручению герцога. Вильгельм был готов понести наказание за свой нрав и попросил Ланфранка благословить его. Официальной причиной поездки Ланфранка в Рим был спор с Беренжером. Ввязавшись в евангелический спор с величайшим учёным своего времени, Беренжер был достоин лишь сожаления. Однако он продолжал пылко отстаивать свою точку зрения, и казалось, это будет продолжаться вечно. Пять лет понадобилось Ланфранку, чтобы доказать свою правоту, и он сделает это на совете, в Туре. Но не будем забегать вперёд. Когда спор только начал разгораться, Ланфранка ждали более важные и неотложные дела, и Беренжер со своим лживым учением служил лишь прикрытием тайных действий настоятеля.
Несмотря на все ухищрения Вильгельма, дело его не продвигалось. Ни из Рима, ни из Фландрии новостей не было. Герцог отправился в Англию под предлогом навестить своего духовника. Он долго скрывал свои чувства, и все решили, что он отказался от намерения жениться. Но, когда английские берега скрылись в темноте, он вдруг сказал Раулю:
— Я еду во Фландрию.
Рауль улыбнулся:
— Мы думали, вы отказались от этой затеи, милорд.
— Ха, неужели ты тоже так думал, Рауль?
— Ну нет, только не я. Но в последнее время у вас появились более серьёзные проблемы, — многозначительно заметил Рауль.
Вильгельм бросил взгляд на заложников.
— Ты слышал, как король Эдуард подтвердил своё обещание. Англия будет моей.
— Я слышал, — медленно проговорил Рауль. — Но так считает лишь он.
— И я! — вскричал Вильгельм.
— Милорд, но есть и другие претенденты на трон. Свои притязания на трон может выдвинуть Эдуард Ателинг или его сын. Существует Гарольд Годвин-младший, которого любят саксонцы.
— Англия будет принадлежать сильнейшему, — заявил Вильгельм. — Верь мне. Я смотрю далеко вперёд.
— Я тоже, — мрачно проговорил Рауль. — Прольётся много крови. Что станет с нашей Нормандией?
Мгновение Вильгельм молчал. Взгляд его был сосредоточен на далёком горизонте. Всё ещё смотря вперёд, он сказал:
— Пока я жив, я могу держать в узде Францию и Анжу, которым не терпится захватить мои земли. Но после моей смерти, рано или поздно, Франция проглотит всё. Моя нация погибнет, растворившись в наплыве французов. Я отвоюю для Нормандии новый кусок: королевство вместо герцогства моего предка Ролло. Эта земля будет защищена океаном, а не ненадёжными крепостями. На этой земле будет жить моя нация и будут помнить моё имя.
— Тогда Нормандию поглотит Англия, — возразил Рауль.
— Возможно. Но видит Бог, нормандцы будут жить!
Оба замолчали. Наконец Рауль заговорил:
— Но не забывайте о Гарольде, сыне Годвина. Его любит народ, и у него большие амбиции. Неужели вы надеетесь удержать его на таком тонком поводке? — Рауль кивнул в сторону заложников.
— Конечно, нет! — рассмеялся Вильгельм. — Кузен Эдуард заставил меня взять их с собой. Но от этого не будет никакого вреда.
— Жаль, что мы не видели ярла Гарольда, — задумчиво продолжал Рауль. — Что ни говори, он настоящий рыцарь.
— Их целый выводок, — презрительно заметил Вильгельм. — Одного я посадил в клетку, — герцог кивнул в сторону Улнофа. — Его я буду держать крепко, поверь моему слову. Но осталось ещё пятеро: Свен, Гарольд, Тостиг, Гирт и Леуф. Двое — ещё мальчишки, но в их венах тоже течёт кровь Годвина. Свен, настоящий хищник, не придерживается ни одной священной заповеди. Тем лучше для нас: он сам выроет себе яму. Тостиг от избытка энергии ведёт себя как бешеный кабан, и я не буду герцогом Нормандским, если он не свернёт себе шею. Остался Гарольд, которого мы так и не увидели. Придёт время, и Бог нас рассудит. Эдуард боится его, и потом, король так перегружен работой. — Губы Вильгельма скривились в презрительной усмешке. — Король Англии! Лики святые и король Англии!
Из темноты раздался чей-то голос:
— Один святой лик, брат мой. «Король, король, против тебя поднимается грозная сила», — говорят советники короля. «Тише, друзья мои, — бормочет святой. — Есть дела поважнее». Он кладёт руки на раны немощного слуги и молится. Таков твой король, брат.
Галет вышел на свет, встал в позу и ухмыльнулся.
— Не смейся над святым, — приструнил Вильгельм. — Видит Бог, Эдуард творит чудеса!
— Однако он не смог сотворить сына, чтобы тот унаследовал трон, — усмехнулся Галет. — Дома от нечего делать ты тоже будешь исцелять прокажённых, брат?
— Мне не дана такая власть, дурак.
— Жаль, что в тебе так мало святого! — вскричал Галет. — Быть святым — великое дело. Кузен Эдуард проводит свои дни в молитвах, а ночи — в видениях. Бедная королева! «Не хотите ли родить сыночка, который станет королём после вас, душечка?» — «Фи, фи! — кричит кузен Эдуард. — Я слишком чист, чтобы опускаться до такого». Он перебирает чётки, просит Господа и мать его благословить воздержание и бросает Англию, словно кость, на растерзание двум псам. Славная будет грызня!
Герцог улыбнулся:
— Ты знаешь слишком много, мой друг. Осторожней, не то я отрежу тебе уши!
— Тогда мне придётся вернуться в Англию и просить короля подержать руки и надо мной. Клянусь, у меня вырастет пара благородных ослиных ушей.
— Довольно, — оборвал шута Вильгельм. — Я хочу спать, — зевнул он. — Идём, Рауль.
— Поспи ещё немного на своём тюфяке рядом с герцогом, — рассмеялся Галет. — Скоро тебе не будет места в покоях Вильгельма. «Я иду спать, жена», — скажет он. И тотчас: «В конуру, Рауль!»
Оба засмеялись над шуткой Галета, но герцог тут же нахмурился. В каюте он бросился на кровать и, глядя на факел, проговорил:
— Последняя стрела была метко пущена в цель.
