Ирвинг Стоун - Первая леди, или Рейчел и Эндрю Джэксон
Он положил свои пальцы осторожно на ее губы.
— В том, в чем они обвинили тебя, они обвинили и меня. Мы оба замешаны… как и во всем том, что с нами случится.
Ее гнев утих, она сидела в кресле обмякнув, с поникшей головой, не в силах взглянуть на него, перед ней был лишь натертый воском, полированный мраморный пол. Через мгновение она прошептала:
— Половина этих мужчин знала меня с детства. Отец заседал с ними в палате Бургесс;[3] они приходили как гости в наш дом, видели, как я расту. Они знали, что Донельсоны никогда… не падут низко… И Джон Овертон, что он думает об этом?
— Когда я услышал, что законодательное собрание даровало Робардсу такой развод, я хотел пойти и застрелить его. Я должен был сделать это, но Джон остановил меня. Он сказал: «Посмотрим на дело спокойно, как должны смотреть юристы. Развод на условиях Робардса — последний шаг его падения. Тем не менее он открывает глухо перегороженные двери к вашему будущему. Теперь ты и Рейчэл можете вступить в брак. Мы все хотели бы, чтобы этот брак был заключен в других обстоятельствах. Но они таковы и являются обстоятельствами, навязанными Провидением. Забудь о плохой их стороне и думай лишь о том, что ты и Рейчэл можете начать совместную жизнь».
Она глубоко вздохнула.
— Джон прав, он всегда прав. — Она поколебалась момент. — А как ты узнал обо всем этом?
— Первой узнала твоя семья. Возможно, полдюжины человек принесли новость из Ричмонда.
— Было ли это опубликовано в газетах?
— Нет, думаю, что нет. Известие пришло в Кумберленд обычным путем, передаваясь из уст в уста.
— Тогда все… в Нашвилле… знают?..
Теперь была его очередь разозлиться. Жесткость его голоса заставила ее поднять голову.
— Каждый знает, что Робардс получил развод. Но нет ни единой души в долине Кумберленда, которая считала бы тебя виновной в ином, кроме замужества с потерявшим от ревности рассудок человеком. Все знают также, что я направился сюда ради нашей свадьбы. У нас будет чудесный дом и прекрасная совместная жизнь, Рейчэл, и это последнее, что мы услышим об этом окаянном деле. Ни один из наших друзей и соседей не поверит, что мы виноваты в вероломстве. И если кто-то из наших врагов поднимет голос, чтобы бросить нам обвинение или опорочить твое имя, я знаю, как с ним разделаться.
Она встала, подошла к окну и уставилась в темноту сада, слушая журчание фонтана и кваканье лягушек в тихом вечернем воздухе. Эндрю подошел к канделябру над камином и зажег единственную свечу.
— Наша свадьба даст им больше пищи для сплетен, — прошептала Рейчэл. — Могут счесть, будто Льюис был в конечном счете прав и законодательное собрание Виргинии поступило правильно, предоставив ему развод.
Она прислонила свою горячую щеку к темной дубовой панели оконной рамы. Она не слышала, как он подошел к ней, резко повернул ее и притянул к своим плечам:
— Все это не имеет отношения к нам! Мы не можем допустить, чтобы такой образ мыслей удерживал нас от любви. — Он ослабил свои руки на ее плечах и стоял неподвижно с бледным лицом.
— Ты любишь меня?
Она увидела, что он страдает не меньше ее. В своем сострадании она подняла свое лицо к нему и поцеловала его.
— Да, Эндрю. Я всегда буду любить тебя.
— Тогда это все, что нам нужно. Мы можем жить в мире с самими собой. Наша любовь будет крепостью, которую не сможет разрушить извне никакая враждебность или грубость.
— Да, дорогой, ты прав.
— Мы проведем наш медовый месяц в моей хижине в Байю-Пьер. Она так красива, возвышается над рекой. Том Грин обеспечит все, что нам потребуется, и мы сможем быть там в полном одиночестве, таком, какое больше не выпадет когда-либо в жизни.
— Дай мне несколько дней. Я хочу иметь подвенечное платье, с тем чтобы ты гордился мной и думал, что я красива.
Они молча стояли в комнате, крепко обнявшись.
«С нами всегда будет любовь, — думала она. — Она согреет нашу жизнь и проведет через все трудности. Но, Эндрю, самый дорогой для меня, ты ошибаешься, говоря, что наши неприятности уже позади».
Книга вторая
Они провели в безделье два месяца в тишине Байю-Пьер, где с огромных дубов свисает серый мох, а воздух насыщен ароматами. Затем они отправились в путь по опасной тысячемильной Тропе Натчез и 1 октября прибыли в Нашвилл, в поместье Донельсонов.
На следующее утро Эндрю уехал вместе с Джоном Овертоном в город, чтобы взять в аренду для своей адвокатской конторы недавно построенный дом напротив здания суда. Прощаясь, Эндрю поцеловал Рейчэл с особой нежностью:
— Мы впервые расстаемся за три месяца. — Он повернулся к Овертону, ожидавшему его с лукавой улыбкой на лице:
— Джон, мы ищем участок для дома. Нет ли у тебя подходящего места, которое ты продал бы нам?
— Возьми любой из моих участков в качестве свадебного подарка, но все наши участки — на неосвоенных землях, и, наверное, там полно индейских вигвамов.
В полдень пять женщин семейства Донельсон собрались в большой комнате за чашкой кофе.
— Слава Богу, последняя из моих дочерей удачно вышла замуж, — заметила миссис Донельсон, облегченно вздохнув, и ее дочери рассмеялись.
— Временами мне кажется, что по твоей задумке мистер Джэксон вызволил меня из Харродсбурга, — ответила Рейчэл, покраснев. — И я не удивлюсь, если ты подбросила полковнику Старку мысль о том, чтобы мистер Джэксон поехал в Натчез.
— Не стану ни подтверждать, ни отрицать, — поджала губы ее мать, — скажу лишь: хорошо то, что хорошо кончается.
Пухленькая, романтично настроенная Мэри попросила:
— Расскажи нам о свадьбе и медовом месяце, Рейчэл. Там, в Луизиане, хорошо?
Рейчэл некоторое время сидела тихо, положив руки на подол темно-синего платья из испанского шелка, которое купил ей Эндрю в Натчезе. Ее глаза блестели.
— Церемония проходила в гостиной Тома Грина, украшенной массивной хрустальной люстрой с сотней горящих свечей. Я помню, что время от времени, поглядывая на нее, я молила: «Милый Боженька, не дай упасть люстре, я только собираюсь быть счастливой».
— Не стоило беспокоиться, — деловито прокомментировала Джейн, — Эндрю поймал бы ее прежде, чем она ударила бы тебя.
Рейчэл кивнула головой:
— Ты права, Джейн. Я должна была все эти годы ждать Эндрю Джэксона, как ты ждала Роберта Хейса.
— Какой глупый разговор о прошлом, — сухо заметила миссис Донельсон. — Лучше поблагодарите Всевышнего, а не сожалейте о прошлом.
— Кончайте спорить! — воскликнула Мэри. — Я хочу послушать о свадебном приеме и как выглядит Байю-Пьер.
— Словно рай. Воздух там мягкий, его хочется схватить в горсть, словно шелк, и сшить из этого воздушного шелка платье. Мы танцевали котильон несколько часов, а затем Эндрю и я ускользнули и поехали в Байю-Пьер. Было полнолуние, и Миссисипи так сверкала, что в ее отблеске, казалось, можно было различить каждую капельку воды. Ночи там такие же мягкие и теплые, как дни…
— Должно быть, это прекрасное место для влюбленных, — мечтательно прервала Мэри рассказ Рейчэл.
— Любое место хорошо для влюбленных, — оборвала ее Катерина; в свои тридцать лет она с трудом переносила наивный романтизм сестры.
— Ты права, Кати, — ответила Рейчэл, — любовь красит место. У нее своя листва, свои тропы и дома, даже свое собственное солнце, луна, звезды. Вчера Нашвилл показался мне таким же красивым, как Натчез; воздух был ароматным, а солнце — теплым.
— Я слышала, что у вас были трудности на Тропе, — сказала Джейн, поместье которой в Хэйсборо стало перевалочным пунктом пограничных новостей. — Кто это были — индейцы или банды белых бездельников?
— Ни то, ни другое. Эндрю обладает умением отгонять неприятности. Он пристально всматривается в лес и тропы, словно посылая сигнал: «Держись-ка подальше, мы готовы дать отпор». Единственная ссора была с Хью Макгари.
— Огорчена этой вестью, — сказала миссис Донельсон. — Рейчэл, ты помнишь день, когда мы впервые увидели Эндрю в суде? Тогда он уговаривал Хью мирно уладить дело с Каспером Мэнскером.
— Эндрю говорит, что Хью никогда не простит ему прошлого. Это был единственный случай, когда он рекомендовал кончить дело компромиссом, а не дракой, и посмотрите, чем все закончилось.
— Перестань темнить, — проворчала Джейн, — расскажи точно, что произошло.
— Хорошо. Когда мы собирались переправиться через реку Теннесси, Эндрю и Хью пришли к выводу, что в эту ночь нападут индейцы. Хью выбрал место для стоянки, утверждая, что было бы лучше окопаться и ответить на первые индейские выстрелы залповым огнем. Эндрю ответил, что не хочет, чтобы его подстрелили, как подсадную утку; он предпочитает продолжать движение в сумерках. Хью настаивал, что в таком случае мы станем удобной целью. Эндрю отвечал, что индейцы никогда не нападают на группу, двигающуюся на полной скорости. Мужчины решили идти дальше под покровом темноты и оставить позади себя, как приманку, горящие костры. Мы ехали всю ночь, и нападения не было. Это доказало правоту Эндрю, хотя, разумеется, Хью мог бы отбить индейцев одним залпом… или же они вообще не посмели бы напасть. Так или иначе, с этого момента участники группы советовались с Эндрю. Хью это не нравилось. Последние две недели путешествия он не обменялся с нами ни единым словом. Когда мы расставались в Нашвилле, он ушел не попрощавшись.
