Сергей Богачев - Богдан Хмельницкий. Искушение
Хмельницкий не стал отказывать в такой просьбе, наоборот, ему тоже очень понравились Волчок и Хват – умные и преданные собаки. Глядя, как сыновья занимаются с ними во дворе, Богдан и сам несколько раз попытался погонять алабаев. Но не тут-то было: собаки уже привыкли к хлопцам и Добродумову и четко выполняли только их команды.
На сборах в полку, куда прибыл канцлер пан Оссолинский, говорили, что война с Турцией неизбежна, что без казаков Речь Посполитая и король Владислав не смогут обойтись. Поэтому он готов пойти на некоторые уступки шляхетным казакам, которые примут участие в этой войне, – но только после победы. Добродумов видел, как при этих словах злобные искры сверкнули в глазах Хмельницкого. Однако он не стал и слова перечить. Наоборот, больше всех поддержал канцлера, сказав, что украинские казаки, как всегда, пойдут воевать за своего короля и, если надо, сложат головы за польского монарха и честь Речи Посполитой. Эти слова не остались не замеченными паном Ежи Оссолинским, и именно Богдану он поручил собрать казацкое войско, вручив при этом королевскую грамоту. Такой документ позволял Богдану беспрепятственно перемещаться практически по всей Украине, чтобы собирать рекрутов под знамена Войска польского.
На самом деле во время своих встреч с казаками, вместо того чтобы агитировать их идти на войну с турками, Хмельницкий рассказывал о том, что поляки надели ярмо на шею украинскому народу и это ярмо уже давно пора скинуть. Только тогда Добродумову стало ясно, в чем была задумка Богдана. «А он не так уж и прост, как это могло бы показаться изначально», – подметил Илларион тогда. Через месяц таких разъездов и без того довольно известный среди казачества Богдан Хмельницкий стал еще более популярным. Вернувшись в конце октября в Чигирин, Хмель созвал у себя совет из ближайших своих соратников.
На вечерю к нему пришли давние и верные друзья Иван Золотаренко, Олекса Сыч, Максим Морозенко, Юрко Богун, Максим Кривонос и другие славные сечевые лыцари. Богдан приказал накрыть богатый стол, не жалеть угощений, горилки и доброго вина. Сыны его в углу возились со своими четвероногими охранниками. Собаки, словно понимая всю важность происходящего, сидели смирно, положив головы на массивные лапы. Добродумов расположился за столом по правую руку от сотника, тем самым дав понять гостям, в каком статусе здесь находится.
После небольшой, но обильной трапезы Богдан взял слово:
– Вот зачем я вас, друзья-братья, позвал. Все вы знаете, какое горе недавно постигло мою семью. Злодей Чаплинский воспользовался тем, что не было меня на хуторе, приехал с солдатами и разорил Суботов, словно суд чигиринского коронного хорунжего Концепольского постановил, что мой маеток принадлежит ему. Но мало им показалось отобрать у меня добро, они и сына моего Остапа убили, а Чаплинский мою молодую жену Мотрону себе взял. Пытался я найти правду у гетмана Потоцкого и даже у короля польского Владислава. Но только зря на это надеялся. Нет правды в Украине теперь для честных казаков, которые с оружием в руках воевали на благо Речи Посполитой. Да ладно бы только у меня было такое горе. Но не только ко мне так относятся польские урядники. Вы не хуже меня знаете, как нынче живется честному казацтву. Нынче ляхи относятся ко всему народу украинскому как к быдлу. Чего только мы не натерпелись! Вольницы наши уничтожены, земли отобраны, большинство казаков превращены в холопов!
– Правду говорит Хмель! Сколько можно терпеть издевательства клятых ляхов?! Давно пора поднять их на пики и самим пановать на родной Украине! – поддержал Богдана Кривонос.
– Поднять на пики можно, да как бы потом самим на них не угодить, – произнес более сдержанный Золотаренко.
– На Запорожье надо подаваться! Там сейчас собралась большая казацкая сила. Нужно ее укрепить и приумножить, собрать в один кулак, чтобы потом ударить со всей силы по ляхам! – предложил молодой Богун.
– Прав ты, Юрко, сейчас сила на Сечи уже не такая слабая, как была раньше. Терпение народа уже иссякло, и стекаются по капле казаки в одно большое бурлящее море, которое вот-вот выйдет из своих берегов, – продолжил беседу седоусый Олекса Сыч. – Вот только чтобы это море не накрыло своими волнами с головой всю Украину, надо хорошего кормчего в лодке иметь. И думаю я, панове, что есть у нас такой кормчий. Что скажете, братья?
– Богдана на гетманство! Будьмо! – громко крикнул на это Добродумов.
Казаки тут же поддержали его дружными криками «Будьмо!» и подняли кубки. Хмельницкий встал с места и, поклонившись в пояс своим товарищам, сомкнул с ними свой кубок, а затем осушил его до дна. Осушили свои кубки и казаки.
– Спасибо вам, панове, за доверие! – продолжил Богдан. – Да, с такими казаками можно ехать на Запорожье! Думаю, что сейчас мы можем собрать по зимникам, островам да по затонам до четырех тысяч лыцарей. Да и здесь у нас немалое войско наберется. А там, глядишь, и реестровые казаки к своему народу прижмутся. С нами правда, значит, на нашей стороне будет и сила! Посылайте завтра же по своим маеткам клич, чтобы казаки брали сабли и пистоли, седлали своих верных коней и выдвигались на Сечь. Скажите им, что будем там раду собирать, нового гетмана кричать и готовить войско на Речь Посполитую!
– Добре, батько! Слава Богдану! Будьмо! – провозгласили казаки, снова подняли кубки и, соединив их, выпили до дна.
Долго еще в тот вечер были слышны одобрительные казацкие возгласы. Не один раз наполнялись кубки ароматным медом и горилкой. А с наступлением темноты слышны были старые казацкие песни. Воодушевленные словами Богдана, боевые товарищи никак не могли расстаться со своим атаманом. И целовались с ним, и обнимались, и благодарили, и слезы лили, и заздравные речи провозглашали. Далеко за полночь разошлось панство по своим хатам. А те, кому сил не хватило, чтобы дойти до своего дома, так и остались спать на лавках.
Утром, едва пропели первые петухи, раздался громкий стук в ворота и крик «Отворяйте!». Польские урядники пришли арестовывать заговорщика и бунтаря Хмеля.
За два дня до ареста Хмельницкого
В тот день коронный хорунжий Александр Конецпольский находился в прекрасном расположении духа. Он только что вернулся с охоты в своих угодьях со знатной добычей. Не подвели крепкая рука, острый глаз, верный конь, резвые собаки и добрые слуги. Год назад после смерти отца, как единственный наследник, молодой Конецпольский получил обширные земельные владения в Украине – с плодородными землями, богатыми живностью лесами, величественными замками, отчего почувствовал себя настоящим хозяином этой жизни.
Это ощущение еще больше укрепилось в нем, когда сразу после вступления в наследство его замок под Бродами посетила королевская чета. Он хорошо запомнил слова Владислава: «Пан Александр теперь стал фактически наместником половины наших владений в восточных и южных землях. Теперь от вас, от того, насколько сильным будет здесь наше воеводство, во многом зависит политика Речи Посполитой. Не стоит забывать, что эти земли опасны не только набегами татар или вылазками турчаков. Наши союзники, казаки Войска запорожского, тоже могут доставить немало неприятностей пану хорунжему.
Ваш отец, славный пан Станислав, крепко держал непокорных казаков в своих руках, не допуская вольностей с их стороны. Вспомните, как жестоко он подавил восстание разбойников Острянина и Гуни. И я имею надежду, что и его сын будет справедливым, но строгим воеводой на этих землях».
А после удачного похода на татарские кочевья в низовьях Днепра вместе со стражником великим коронным Самуилом Лащем, князем Иеремией Михаилом Вишневецким и четырехтысячным войском, откуда он привез много добычи и пленных, Конецпольский и вовсе решил, что сам король ему не указ. Пусть у себя в Варшаве приказывает дворне. Здесь же, на просторах Дикого поля, хорунжему лучше видно, как строить политику.
В таком приподнятом настроении чигиринский коронный хорунжий рассматривал свою добычу. Вдруг одна из его собак подбежала к вязке лысок и громко залаяла. Конецпольский увидел, что один из селезней до сих пор трепыхается, стараясь вырваться из опутавших его лапы веревок. Пан воевода подошел ближе, взял пистоль и добил лыску. Селезень, дернувшись в последний раз, затих.
– Браво, пан хорунжий! Вы не только славный ловец, у вас, как у истинного христианина, доброе сердце, которое не позволяет мучиться своей жертве. Лучше сразу добить! – за спиной Конецпольского раздался знакомый смех.
Это был подстароста Данило Чаплинский. Он служил еще пану Станиславу, а теперь пригодился и младшему Конецпольскому. На время своего отсутствия хорунжий полностью доверял дела в Чигирине подстаросте и во многих вопросах полагался на него. Тот ведь уже не первый год обитал здесь, поэтому хорошо знал нравы и обычаи местного панства и казацтва.
