Евгений Богданов - Чайный клипер
В воды пролива выбрались только к вечеру. Буксир, дав прощальный гудок, с видимым облегчением повернул обратно. Капитан Кинг принялся за дело:
— Марсовые на марс марсель ставить! Отдава-а-ай! Марса-шкоты тянуть! На гротовые брасы на левую! На крюйсель и контрабрас! Слабину выбрать! По-ше-е-ел, брасы-ы-ы! На бизань-шкот! Бизань-шкот тянуть! На кливер и стаксель фалы! Кливера поднять!
Матросы парусной команды загрохотали каблуками по палубе, мигом поднялись на марсы и салинги, облепили реи, и в считанные минуты отдали почти все паруса. Затем повернули реи, приведя полотнища парусов к ветру. А капитан все командовал, резко, заливисто, словно бы любуясь своим голосом, и на палубе у кофель-нагельных планок[67] продолжалась поспешная горячая работа.
Наконец все паруса были развернуты, закреплены, и красавец «Поймай ветер» ринулся вперед, срезая острым носом гребни волн. Брызги с шумом летели по обе стороны штевня.
x x x
Первые десятки миль клипер шел при полной парусной оснастке, подгоняемый довольно свежим северо-восточным пассатом. Ясная погода перемежалась облачной. Иногда выпадали дожди.
Других кораблей в пределах видимости не было. «Меченый Мавр», выйдя из порта раньше, вырвался вперед, и «Поймай ветер» утерял его из виду. «Капитан Кук» закончил погрузку часом позднее и шел где-то позади. Но это еще ни о чем не говорило: путь предстоял дальний, условия плавания могли меняться каждые сутки, и в любой час корабли ожидали непредвиденные случайности. Поэтому капитан Кинг, зная, что исход гонки решают скорость судна, выносливость экипажа и прочность рангоута и парусов, уверенно вел судно Тайваньским проливом.
Чтобы выиграть гонку, предстояло обогнать «Меченого Мавра», не позволяя в то же время «Капитану Куку» обойти «Поймай ветер». Никакой связи между кораблями не было, не имелось ее и с берегом.
Шансы были приблизительно равными. Дэниэл Кинг поставил себе целью уже в начале гонки создать возможно больший запас времени и пройденного расстояния.
Кинг хорошо знал характеры соперничавших с ним командиров клиперов. Генри Джеймс с «Капитана Кука» имел за плечами большой опыт, восемь лет командовал военным бригом, а затем несколько раз ходил на четырехмачтовой шхуне в Австралию. Джеймс прекрасно знал южные моря, был очень расчетлив и аккуратен. Но Дэниэл Кинг за аккуратностью и расчетливостью Джеймса видел и слабое его место: Джеймс никогда не пойдет на крупный риск. А гонки без риска — не гонки.
Капитан «Меченого Мавра» Гарри Стоун — настоящий морской волк. Ему уже было под сорок, и он за свою жизнь проплавал втрое больше Кинга. Стоун сочетал в себе блестящее искусство судоводителя с отчаянной храбростью, свойственной разве только капитанам каперов[68]. На корабле у него была жесточайшая дисциплина. Он мог прибегнуть к самым изощренным наказаниям провинившихся матросов. Моряки боялись его, как дьявола. Команду ему всегда приходилось вербовать с помощью обманов с великим трудом. Но те, кто пошел к нему служить, были настоящие сорвиголовы. И уж в гонке капитан Стоун не посчитается ни с чем, лишь бы ее выиграть.
Что касается самого Дэниэла Кинга, то, несмотря на молодость, он в известной мере сочетал в себе качества обоих соперников — холодную расчетливость Генри Джеймса и отчаянную храбрость и непреклонность Гарри Стоуна.
Кинг не покидал палубы, все время следил за направлением и силой ветра и непрерывно отдавал распоряжения с тем, чтобы паруса своими плоскостями были всегда приведены к нему. Парусная вахта не знала покоя: при малейших переменах ветра моряки брасопили реи. Теперь клипер как никогда прежде оправдывал свое имя «Поймай ветер». Он именно ловил широкими полотнищами фоков, гротов, марселей и кливеров стремительно движущийся воздух. Капитан Кинг выжимал все из оснастки своего корабля.
В начале пути оказалось, что нос клипера чуть перегружен и зарывается в волны. На ходу по приказу капитана часть грузов была перенесена ближе к корме — и парусник выправился.
На палубе неподалеку от штурвальных[69] для капитана поставили плетеное кресло и укрепили круглый брезентовый тент для защиты от дождя и солнца. В этом кресле Кинг отдыхал в минуты сравнительно спокойного и ровного хода судна, но едва что-нибудь менялось, он вскакивал и звонким молодым голосом принимался командовать и ругаться почище боцмана.
Отныне и до конца рейса место капитана было тут, в этом кресле. Он редко уходил в каюту соснуть часок-другой, передав управление клипером своим помощникам.
В глазах капитана Кинга стоял не только соблазнительный блеск пятидесяти фунтов. Он видел перед собой славу настоящего моряка, которую предстояло завоевать. Золото золотом, а слава — главное. Кроме всего прочего он еще не был женат, и ему нельзя было уронить капитанскую честь в глазах невесты Бетси Джонсон, дочери сквайра. Весь Лондон — да что там Лондон — вся Англия должна знать имя капитана Кинга!
Еще в Фучжоу он сказал морякам:
— Потрудимся, парни, во славу Британии! Дело нашей чести прийти в Лондон первыми!
Матросы ответили ему дружным «ура-аа!!»
2
В третьем часу пополудни первого декабря направление ветра резко изменилось. Клипер, выйдя из полосы северо-восточного пассата, вступил в зону действия муссона, который в этих широтах в зимнюю пору дует особенно свирепо. Северный ветер усиливался с каждым часом, и перед вечером разыгрался сильный шторм. Порывы ветра срывали с гребней волн пену и забрасывали ее на палубу, низкие лохматые облака сеяли дождь. Он сек парусину, которая сразу потемнела и набухла от воды.
Капитан, надев плащ с капюшоном, озабоченно посматривал на мачты, на паруса. По дождевику рулевого лились потоки воды. Матросы надели клеенчатые штормовки с зюйдвестками.
Клипер летел по волнам, кренясь на левый борт. Волны накатывались на палубу; казалось, она прогибалась под их тяжестью. Вода едва успевала уходить за борт через шпигаты.
Обычно корабли в таких условиях плавания спускали вниз верхнее вооружение и шли под нижними парусами.
Первый помощник Эванс и боцман Ли подошли к капитану, перехватывая руками туго натянутый трос. Эванс повернулся к ветру спиной и сказал Кингу:
— Надо уменьшить парусность, Дэниэл! Иначе начерпаем воды и попортим груз.
— Я же приказал закрыть все люки парусиной! — ответил Кинг недовольно.
— Все люки затянуты брезентом, — поспешил объяснить боцман. — Вода в них не просочится.
— И мачты надо беречь, — настаивал Эванс. — Если их поломаем, здорово задержимся в пути…
— Вы пришли меня учить? — бледное лицо Кинга было мокрым, глаза бешено сверкали. — Когда в чайных гонках клипера опускали паруса? Только трусы могут пойти на такое! Риск есть риск.
— Рисковать надо в разумных пределах, — продолжал убеждать Эванс с неудовольствием морща свой длинный с горбинкой нос. В серых больших глазах его таилась тревога. Помощник был старше капитана по возрасту, отношения их строились как товарищеские, и Эванс не боялся высказывать свои соображения напрямик. Ему казалось, что капитан слишком переоценивает себя и возможности судна в борьбе со штормом. — Груз у нас легкий, трюмы полны, а веса не набрали и семисот тонн!
— А, идите ко всем чертям! Я знаю, что делаю. У корабля хорошая остойчивость, он самой новейшей постройки! Киль у него что надо!
— Так то оно так, но…
Капитан перебил Эванса:
— Что «но»?
Тут налетел сильный порыв ветра и клипер накренился еще больше, вода залила палубу, все трое стояли в ней почти по колено.
— Надо потравить шкоты, Дэниэл, — крикнул Эванс. — Гляди, какой сильный крен!
На этот раз капитан был вынужден согласиться с ним. Шкоты у основных парусов были ослаблены. Но едва порывы ветра поутихли, капитан снова приказал:
— Шкоты подтянуть!
Ни один парус не был опущен. Это был большой риск. Ни Эвансу, ни боцману не было понятно, почему капитан играет со смертью в кошки-мышки. «Поймай ветер» мчался по проливу с бешеной скоростью, сильно накренясь и почти не выравниваясь. По палубе передвигаться было опасно. Вахтенные матросы повязались штертом, чтобы их не смыло за борт.
А Кинг невозмутимо стоял на своем месте и не сводил глаз с рангоута. У него была своя цель: испытать корабль в большой переделке. Ведь на пути их будет еще немало.
Мачты угрожающе поскрипывали и, казалось, еле выдерживали напор ветра. Мокрая парусина заметно обвисла, увеличив на них груз.
Егор в это время болел морской болезнью. Его сильно мутило, все внутренности словно переворачивались в животе. Он валялся на койке измученный и бледный. Майкл, сменившийся с вахты, мокрый с ног до головы, переодевался в сухое и сочувственно посматривал на товарища. Порывшись в своем сундучке, он подал Егору увядший лимон, прихваченный еще в порту.
