Октавиан Стампас - Древо Жизора
Выйдя на поле, она возблагодарила Бога и весело направилась в сторону замка. Приблизившись к вязу, Алуэтта свернула несколько влево, чтобы обойти древо Жизора стороной. Она испытывала страх перед этим исполином. И действительно, почему ни один вяз не стоит столько столетий и не вырастает до такой чудовищной величины? Нет, тут что-то не так и лучше держаться подальше. Вот уж вяз остался позади справа. Сама не зная того, Алуэтта пересекла незримую границу между Иль-де-Франсом и Нормандией. В этот миг она увидела таинственную процессию, вытекающую из ворот Жизорского замка и направляющуюся ей навстречу. Она остановилась, глядя, как один за другим из врат Жизора выходят люди в длинных одеяниях с зажженными свечами в руках. Стесняясь того, что она, как безумная, примчалась сюда, чтобы встретиться с любовником, Алуэтта бросилась к ближайшим кустам, где и решила переждать, покуда процессия пройдет мимо нее. Любопытство все же разбирало ее и, несколько раз переместившись, она, наконец, устроилась так, чтобы можно было все видеть и чтобы кусты надежно укрывали ее.
Человек сорок, не меньше, вышло из замка и, следуя один за другим, двигались по направлению к великому вязу. Кто это, мужчины или женщины, определить было невозможно, потому что каждого из них с ног до головы окутывали какие-то мудреные одеяния, капюшоны отбрасывали надежную тень на лица. Три осла, навьюченные поклажей, замыкали шествие, а впереди всех двигался человек, голову которого венчал странный головной убор — шишак, к коему был проделан козлиный череп с весьма крупными рогами. Подойдя к вязу, все эти люди встали вокруг него на равном расстоянии друг от друга. Они находились не далее, чем в двадцати шагах от Алуэтты, и она могла отлично видеть и слышать все, что происходило.
Один из людей извлек из-под своих одежд длинный меч и, приставив его к груди рядом стоящего, спросил низким басом:
— Откуда ты пришел?
— Я пришел из страны мрака, называемой Туле, — отвечал рядом стоящий, и Алуэтта узнала голос своего любовника.
Итак один из этих людей был ей уже известен — Жан де Жизор.
— Куда же идешь ты? — спросил бас.
— Я иду на восток и ищу страну света, — отвечал Жан.
— Что несешь ты и с чем хочешь явиться в страну света?
— Я несу всю полноту любви и все совершенство веры.
— Кто может поручиться за тебя и назвать твое имя?
— Я могу поручиться за него и назвать его имя, — прозвучал низкий и довольно красивый женский голос. — Я, проводница душ Морригана, поручусь за него. А зовут его отныне Озорник Жанико, и будет у него два лица, как у Януса.
— Освободите Озорника Жанико и проводницу душ Морригану для совершения обряда, — приказал человек с козлиным черепом на голове, и сразу несколько собравшихся бросились исполнять его приказ. Они воткнули свои длинные свечи в землю (а каждая свеча была вставлена в чашу, имеющую на днище острие), подбежали к Жану и той, что назвалась Морриганой, и довольно быстро сорвали с них одеяния. Алуэтта вздрогнула — и Жан, и длинноволосая брюнетка Морригана оказались совершенно нагими.
Прочие собравшиеся также воткнули свои свечи в землю; Морригане подали солонку, и она обильно посыпала голого Жана солью, будто собираясь поужинать им; затем ей подали монету, которую она вставила Жану в зубы и велела держать, а сама, взяв его за руку, повела вдоль круга собравшихся, и каждый стегал ее и его ремнями, и причем, не сказать, чтобы очень ласково. Обойдя круг, Морригана подвела «Озорника Жанико» к человеку с козлиным черепом, тот вылил на него стакан воды, затем возжег кадило и обкурил его ладаном. После этого он поставил жизорского сеньора на колени и велел повторять за собой следующую клятву:
— Я, Озорник Жанико, желая видеть благодать бога, несущего свет, по собственной своей воле клянусь всегда хранить в тайне свое участие в сегодняшнем ковене. Обещаю любить и хранить верность всем остальным участникам ковена и делать все, чтобы им было хорошо сегодня и всегда. Во всем этом я клянусь своей жизнью, и пусть силы, с которыми я вступаю во взаимодействие, обрушатся на меня, если я нарушу свою торжественную клятву. Да будет так!
Тут Морригана поднесла какую-то книгу, вписала туда что-то, уколола Жана иголкой и, взяв капельку крови, перенесла ее тоже в книгу, и в книгу же бросила прядь волос, состриженных с головы Жана. После этого она взяла жемчужное ожерелье и надела его на шею Озорнику Жанико, он встал с колен, а Морригана вскочила ему на спину и поскакала верхом на Жане вдоль круга собравшихся. Тем временем еще одна женщина полностью обнажилась, и когда исполняющий роль лошадки Жан обскакал круг полностью, она выступила ему навстречу со словами:
— Поздравляю тебя, Озорник Жанико, и приветствую. Я — Великая Матерь, которую люди именуют по разному — Артемидой и Афродитой, Астартой и Мелузиной, но сегодня я буду Дионой. Юношей и девушек Лакедемона приносили на заклание к моему алтарю. Каждый месяц при полной луне собирайтесь в месте тайном служить мне службу, ибо я царица колдовства и магии. И в знак того, что, поклоняясь мне, вы станете по-настоящему свободными, обнажайтесь, пойте, пируйте, танцуйте и совокупляйтесь под музыку. Воздавайте хвалу мне, ибо я богиня добрая и, отнимая у вас безрадостную веру в жестокого Бога, создавшего рай и ад, я дарю вам земную радость, а когда помрете, сладость моя снизойдет на вас, и вы почувствуете мир и покой. И я не требую от вас никаких других жертв, кроме веселья и радости, и плотской любви друг к другу. Я — мать жизни и моя любовь проливается на вас и на эту землю, которой вы касаетесь босыми ступнями.
И все присутствующие сорвали с себя одежды, а Морригана распростерлась у ног Жана де Жизора, облобызала ступни его, затем голени, затем пенис, живот, грудь, и, наконец, выпрямившись в полный рост, прильнула губами к его губам, слившись с ним в поцелуе. Перед каждым поцелуем она произносила такие слова:
— Да благословится ступня, приведшая тебя сюда. Да благословятся колени, преклоняющиеся перед богами жизни и радости. Да благословится орган потомства, коему предстоит работа. Да благословится живот вмещающий в себе яства и питие. Да благословится грудь, совершенная по красоте и силе. Да благословятся губы, произносящие священные имена и лобзающие радостную плоть.
И все остальные женщины стали этаким образом обцеловывать стоящих рядом с ними мужчин. Затем мужчины совершили в свою очередь такой же ритуал, поцеловав своих женщин в ступни, колени, промежность, живот, груди и губы. После этого Диона обошла всех, наливая каждому в ладони масло из длинного сосуда, и все принялись натираться этим маслом, которое, видимо, обладало какими-то возбуждающими свойствами, потому что, натеревшись, нагие люди пускались в пляс, подпрыгивали и смеялись, как безумные. Они взялись за руки и, приплясывая, стали кружиться вокруг вяза, а Жан де Жизор, взяв в руки кнут бичевал их, стоя чуть в сторонке от общего хоровода. Человек с козлиным черепом на голове, принялся возглашать заклинания, обращаясь к великому вязу:
— О, великий Ормус, корнями своими попирающий губы Люцифера и питающийся его восхитительным дыханием! Простри к нам ветви свои, Ормус, и напои нас ароматами, полученными тобой из-под земли. Я стою спиною к востоку и молю тебя, Ормус великий, наполни нас мыслями могущественнейшего принца света, который создал свет и за то был проклят Саваофом, испугавшимся славы его. Весь наш собравшийся ковен, радуясь и веселясь, молит тебя, Ормус великий, зажги в сердцах наших чувство, горящее в сердце у бога Фламбо! Йо эвоэ! Йо эвоэ! Йо эвоэ! Пойте же все вместе со мною, верховным жрецом светоносца Фламбо! Я, Бафомэ, благословляю вас! Йо эвоэ!
— Йо эвоэ! Йо эвоэ! Йо эвоэ! — подхватили кружащиеся в танце вокруг вяза голые участники ковена.
Морригана упала на живот прямо под вязом и, ударяя ладонями по земле, стала кричать:
— Эрта! Эрта! Эрта! Матерь человечества! Наполни меня своей дивной и вечной весною.
Затем она перевернулась на спину и воскликнула:
— Озорник Жанико! Прийди ко мне и познай меня!
Бедная Алуэтта ни жива, ни мертва сидела в своих кустах, в ужасе наблюдая за развитием ковена. Вот, оказывается, какие свистопляски устраиваются в Жизоре! Об этом надо будет рассказать всем. Так просто нельзя оставлять столь мерзостные радения. Душа Алуэтты закипела, когда Жан прорвался, наконец, сквозь пляшущий хоровод и возлег на извивающуюся от страсти Морригану. Ей захотелось выскочить из своего укрытия, подбежать к ним, схватить длинный меч, лежащий около вяза, и пронзить Озорника Жанико и Морригану. Но вместо этого она почувствовала сильное головокружение и лишилась сознания.
Очнувшись, Алуэтта увидела, что участники гнусного ковена больше не пляшут вокруг вяза. Некоторые из них высоко подпрыгивали и кричали:
— Смотрите! Я лечу! Лечу!
Другие бесстыдно совокуплялись, издавая самые непотребные звуки — хрюкали, гоготали, ржали по лошадиному, блеяли и завывали. Жан теперь предавался греху с той, которая называла себя богиней Дионой, а Морригана блудила с верховным жрецом Бафомэ, на голове которого по-прежнему был надет шишак с козлиным черепом. Тошнота подступила к горлу Алуэтты, и еще через мгновенье ее вывернуло наизнанку. Она испугалась, что ее услышат, но никто не обратил внимания на рвотные звуки, раздававшиеся из кустов.
