Роман Антропов - Бирон
— Вы одни, синьор Джиолотти? — взволнованным, вздрагивающим голосом начала таинственная маска, закрывая дверь на ключ.
— Как видите, сударыня!.. — улыбнулся тот. — Впрочем, идя сюда, вы отлично знали это, так как в противном случае вы ни за какие блага мира не сделали бы этого рискованного шага. Не правда ли?
Дама вздрогнула, смутилась.
Джиолотти, предупредительно пододвинув своей поздней ночной гостье кресло, сказал:
— Прошу вас, сударыня, сесть. Вы так взволнованны, что нуждаетесь в этом.
Та послушно, как автомат, опустилась в кресло.
— Я не спрашиваю вас, кто вы, с кем я имею честь говорить, потому что, судя по вашей маске, вы желаете сохранить инкогнито, — улыбаясь, продолжал «венецейский» чародей. — Но… не кажется ли вам самим смешным то обстоятельство, что вы, являясь к кудеснику, пытаетесь обмануть его путем какой-то атласной безделицы? Неужели вы полагаете, что для меня такая преграда непроницаема?..
— Ах! — вырвалось у посетительницы. — Вы должны понять, синьор Джиолотти, что бывают вещи, о которых не совсем-то приятно беседовать с открытым лицом.
И она в волнении хрустнула пальцами.
— Ну-с, что же вам угодно от меня, сударыня?
— Скажите, синьор, говорят… Я слышала, что вы всемогущи? — начала дама робко, неуверенно, причем сквозь разрез маски сверкнули красивые синие глаза.
Джиолотти отрицательно покачал головой:
— Тот, кто сказал вам это, сказал неправду. Я не могу быть всемогущим, так как всемогущей мы называем лишь ту Силу, которая образовала мир. Двух, трех, пяти, десяти «всемогущих» быть не может, потому что при равнозначащих силах одна не может довлеть над другой. Нет, я не всемогущий, а только многомогущий, я — тот, которому удалось овладеть многими великими тайнами Непостижимого и сделать их послушными себе.[19]{16}
— Ах, все, что вы говорите, для меня так неясно, непонятно! И для чего мне все это знать? — раздраженно вырвалось у маски. — Я знаю одно: вы — чародей, а поэтому вы, если захотите, можете помочь мне.
— А в чем должна выразиться моя помощь, сударыня? — спросил Джиолотти.
Таинственная незнакомка дрожащими руками раскрыла маленькую сумочку и стала лихорадочно-торопливо вынимать из нее разные предметы.
Тут были несколько колец, брошей, серег с драгоценными камнями, золотая табакерка, много золотых монет и пачки денег. Все это она нервно положила на стол и спросила Джиолотти:
— Вы видите эти сокровища, синьор?
— Вижу, но не вполне понимаю, для чего вы изволили положить все это на стол, — пожал тот плечами.
— Все это я отдам вам, если вы поможете мне в моем великом горе.
— Я буду беседовать с вами при одном условии: вы должны немедленно спрятать ваши… сокровища обратно в вашу сумочку, сударыня. — Джиолотти гордо выпрямился. Его взгляд загорелся очевидным негодованием, и он резко произнес: — Кто дал вам право оскорблять меня? Или вы принимаете меня за шарлатана, продающего свои фокусы за деньги и побрякушки? Прячьте, скорее прячьте все это! Вот так… хорошо!.. Ну а теперь говорите, что вам надо. Впрочем, вы лучше отвечайте мне на вопросы. Вы любите?
— Да, — послышался тихий ответ маски.
— И, очевидно, несчастливо?
— О, да, да! Были минуты, когда я была счастлива! Тот человек, которого я полюбила, отвечал мне взаимностью… Все, все сулило нам радостную будущность… Но…
— Но на вашем пути встала соперница? Да?
— Да. Она похитила, украла дорогого мне человека. И теперь она торжествует! — И вдруг таинственная незнакомка порывисто встала и опустилась на колени перед Джиолотти. — О, умоляю вас, спасите меня, верните мне мое счастье, верните мне счастливую любовь! Вы, только вы одни можете сделать это! Вы — чародей, вам послушны все таинственные силы природы.
Умоляюще протягивая к Джиолотти руки, она являла собою живое воплощение тяжелого страдания.
Великий магистр поднял женщину.
— Садитесь… Ах, бедное дитя, ах, бедная женщина! Ну, успокойтесь, придите в себя… Я вам приказываю успокоиться! Слышите?!
Эти слова произвели магически-сильное действие на незнакомку. Она откинула голову на спинку кресла.
Джиолотти простер руки над ее головой и сделал несколько продольных пассов от головы до ног.
— Отделись! Отделись! Отделись! — произнес он и три раза дунул широко раскрытым ртом[20] в лицо женщины, находившейся в состоянии полнейшей каталепсии,{17} после чего властно спросил: — Что ты чувствуешь?
— Я чувствую, что я умираю.
— Неправда! Ты жива. Ты хочешь быть счастлива?
— Хочу.
— Вы любите Бирона?
— Да, я люблю его, безумно, страстно.
— А та женщина, которую вы ненавидите, — это ее светлость Анна?
— Да, она, она.
— Вы — фрейлина герцогини?
— Нет, я — ее гофмейстерина.
— Скажите, как вас зовут! — властно продолжал Джиолотти.
— Я — баронесса… я — Эльза фон Клюгенау…
— Теперь проснитесь! Вы слышите, что я вам приказываю? Проснитесь!
Прошло несколько секунд… Баронесса очнулась и как-то растерянно оглянулась по сторонам.
— Ну-с, сударыня, так вы хотите, чтобы я помог вам. А как вы думаете, чем именно я могу сделать это? — спросил Джиолотти.
— Я слышала, мне говорили, что великие чародеи, алхимики, обладают удивительными эликсирами, которые могут моментально приворожить одного человека к другому. Так вот дайте мне несколько капель этой чудесной жидкости и научите, как распорядиться ими.
— Это для привораживания? Да?
— Да.
— А для мести? Для мести вы тоже просите у меня снадобья? — каким-то странным тоном спросил Джиолотти.
По-видимому, глухая борьба происходила в душе обезумевшей от любви, ревности и злобы молодой женщины.
— Да! — вдруг воскликнула она. — Я прошу вас и об этой милости.
— Хорошо! Ступайте к себе! Завтра вы получите от меня ответ.
Баронесса покинула комнату великого чародея.
Проводив несчастную гофмейстерину ее светлости, Джиолотти прошел к Бирону.
Фаворит уже собирался ложиться и был несказанно удивлен появлением итальянца.
— Что случилось, дорогой синьор Джиолотти? — тревожно спросил он.
— Нечто такое, что я хотел сейчас же сообщить вам, — ответил чародей и подробно рассказал своему «русскому покровителю» сцену, происшедшую между ним и баронессой.
Бирон вскочил как ужаленный.
— О, эта Клюгенау — проклятая баба! Она доведет меня до несчастия! — злобно зарычал он. — От вас, синьор Джиолотти, я не могу иметь секретов. Анна ревнива в свою очередь, как только может быть ревнива старая баба. Но ведь она будет императрицей. А поэтому вы должны помочь мне избавиться от этой баронессы.
Джиолотти побледнел.
— Я не отравитель, Бирон! — глухо произнес он.
— Да я и не намерен ее отравлять, черт побери. Надо только устроить так, чтобы она навсегда покинула этот замок. А для этого необходим веский предлог. Бестужев, эта старая, хитрая лисица, горой стоит за нее.
— Хорошо, — начал Джиолотти, — у меня созрел один чудесный план. Спите спокойно!.. Только помните, что завтра Анна должна присутствовать на тайном свидании с нами, на магическом сеансе.
XII
Видение Анны Иоанновны. Обморок
Жизнь в замке после бала началась поздно, но Анна Иоанновна чувствовала себя великолепно. То, что произошло вчера на бале, наполнило ее душу такой безумной радостью, что она не знала, за что приняться, что делать.
За завтраком, очень поздним, присутствовали Бестужев, Бирон и Джиолотти.
Петр Михайлович был угрюм, как никогда: он только что получил секретное сообщение из Петербурга, что над головой его дочери, княгини Аграфены Петровны Волконской, стоящей во главе политического заговора, собираются грозные тучи.{18} Он отлично понимал, что это грозит и ему смертельной бедой.
Бирон, наоборот, был несказанно радостен, оживлен, а Анна Иоанновна — та просто ликовала. Разговор шел о чудесах синьора Джиолотти, который сидел, как и подобает великому чародею, с важным, сосредоточенным видом.
— Если бы я не видела всего этого собственными глазами, я подумала бы, что это — сказка, — произнесла герцогиня. — Не правда ли, Петр Михайлович?
Бестужев, оторвавшись от своих тяжелых дум, ответил:
— Вы правы, ваше высочество: я поражен не менее вас чудесами господина Джиолотти. Но…
— Ах, Петр Михайлович, ты все еще сомневаешься? — с досадой воскликнула Анна Иоанновна.
— Если вы, ваше превосходительство, желаете еще в большей степени и ясности увидеть вашу повелительницу в императорской короне, будьте любезны присутствовать сегодня на сеансе, — предложил Джиолотти.
