Эдвард Радзинский - Загадки княжны Таракановой
Всю эту сцену аббат описал в своем докладе кардиналу Альбани от 18 декабря 1774 года.
Была уже ночь. В доме на Марсовом поле у окна по-прежнему сидел Христенек, когда дверь отворилась и вошел Рибас.
– Итак, моя миссия окончена, – усмехнулся Рибас– Ваш выход на сцену!
Он уселся в кресло, налил себе вина из бутылки. Христенек хранил молчание.
– Кардинал не дал ей денег, и завтра на ее карету нападут кредиторы.
Христенек внимательно слушал.
– Это организовал по моей просьбе некто Дик, – продолжал Рибас, – английский консул в Ливорно. У него связи с банкирским домом Беллони. И он им это присоветовал. Нападение произойдет у ее дома, когда она будет возвращаться с утренней мессы. Вы должны…
– Я все понял, сударь. Это действительно лучший способ выйти на сцену. Не перестаю вами восхищаться, – сказал Христенек.
Был рассвет, когда Рибас вышел из дома. У дома его уже ждал слуга с двумя лошадьми. Рибас вскочил в седло. И они отправились в обратный путь в Пизу.
Днем Христенек занял свое место у окна. Около дома принцессы он увидел кучку людей в широкополых шляпах. Они ждали. Наконец раздался стук копыт и шум подъезжающего экипажа.
Христенек взял шпагу…Карета принцессы подъехала к дому. Один из кредиторов схватил под уздцы лошадь, остальные окружили экипаж. Занавески раздвинулись, и в окне показалась головка принцессы.
– В чем дело, господа?
– Вы должны заплатить долги, Ваше высочество или как вас там называть. Директор почт запретил подавать вам лошадей, пока вы не заплатите.
– Послушайте, синьор, – спокойно сказала принцесса, – вам все будет уплачено. На днях я должна получить большие деньги…– Это нас очень радует, – ответили в толпе. – Но вы должны заплатить нам сейчас маленькие деньги, иначе вас не выпустим.
Из дома к карете уже бежали Доманский и Черномский с обнаженными шпагами. Но нападавшие выхватили свои шпаги, и вокруг кареты завязалось сражение…
Христенек со шпагой бросился в толпу сражавшихся, когда занавески кареты вновь раздвинулись и два револьвера уставились на нападавших.
– Шпаги в ножны, – спокойно сказала принцесса. – Иначе я пристрелю вас, банкир Беллони. – Она направила оба дула на высокого человека в маске. – Да, да… даже под маской я узнаю вас по препротивному голосу! Я не шучу… Обычно считают до трех, у меня привычка считать до двух, далее мне становится скучно.
Она разрядила пистолет.
– Не надо! – в ужасе закричал человек в маске.
– Я пробила вашу шляпу ровно на дюйм выше головы. Это последнее мое предупреждение.
– Уберите шпаги, – проворчал человек в маске. – Но учтите, вы считаете до двух, и я тоже… На третий день вы, а также господа Доманский и Черномский, подписавшие ваши векселя, будете препровождены в тюрьму. И не пытайтесь бежать: Рим не Париж, за каждым вашим шагом будут следить.
Беллони и его люди уходили по узкой римской улице. Иногда они оборачивались и грозили кулаками…
У кареты остались Доманский, Черномский и Христенек. Лейтенант вложил шпагу в ножны и учтиво поклонился принцессе.
– Кто вы, прекрасный юноша? – усмехаясь, спросила принцесса из окна кареты.
– Я посланный, Ваше высочество.
Лицо принцессы тотчас стало недоверчивым.
– От кого, сударь?
– От того, кому вы писали. От командующего Российским флотом Его сиятельства графа Алексея Григорьевича Орлова.
– Вы русский? – хмуро спросила принцесса.
– Я славянин из Рагузы, но состою на русской службе. Мне пришлось оставить службу, чтобы прибыть сюда, не вызывая подозрений.
Принцесса обратилась к Доманскому.
– Пригласите господина… – Она вопросительно посмотрела на лейтенанта.
– Лейтенант Христенек. Иван Христенек.
– …синьора лейтенанта зайти к нам в ближайшие дни.
Она вышла из кареты.
– Послезавтра в час дня Ее высочество будет ждать вас, – сказал Доманский Христенеку.
– Через день ровно в час дня я стоял у дома принцессы…Христенек постучал в дверь. Открыл слуга.
– Как доложить?
– Иван Христенек, бывший лейтенант Российского флота.
– Не велено принимать, – сказал слуга.
– Ты в своем уме, братец? Мне назначено.
– Принимать не велено.
В прихожей появился Доманский.
– Ее императорское высочество… – начал Доманский и уставился на Христенека, будто желая понять, какое впечатление произвел на него титул. Лицо лейтенанта выразило почтение. – Ее императорское высочество не принимает по случаю нездоровья.
– Когда разрешите наведаться?
– Зайдите послезавтра в час дня, – откровенно издеваясь, сказал Доманский.
В своем доме Христенек принимал английского банкира Дженнингса.
– Вы предложите ей две тысячи червонцев от имени графа и уплату всех ее долгов банкирским домам Беллони и Морелли.
– Я хочу предупредить… – начал Дженнингс. – Для нормального человека это огромная сумма, на нее можно жить всю жизнь. Но она все просадит за неделю.
– Господин Дженнингс, вам все будет уплачено.
– Я знаю, но мне попросту жалко денег. Свои они или чужие, но это деньги. Я предупреждаю: эта женщина их проглотит и не почувствует.
– Итак, вы предложите ей от имени графа две… нет, три тысячи червонцев. И я жду вас с нетерпением, мистер Дженнингс.Поздним вечером банкир Дженнингс вернулся в дом Христенека.
– Вы не поверите… – сказал банкир, опускаясь в кресло.
– Не взяла?! – в восхищении спросил Христенек.
– Сначала схватила… думала, что это от меня, что я поверил наконец в ее сказки. Но когда узнала про графа, сказала, что весьма благодарна, но в деньгах не нуждается, ибо ждет большую сумму из Персии со дня на день. Ну, дальше пошли султаны, принцы, короли…
– Вы должны предупредить всех римских банкиров, – начал Христенек.
– Можете не беспокоиться, никто в Риме не ссудит ей ни гроша. Так что можете спокойно ждать. Послезавтра к ней придет полиция и уведет поляков. Это она бы еще пережила. Но жить, не швыряя деньгами… Нет, это совершенно для нее невозможно. Так что ждите спокойно: я уверен – все случится завтра утром.– На следующее утро я был у дома принцессы…
Христенек стоит у дома принцессы. Он хотел было постучать, но дверь дома открылась, и оттуда выпорхнула принцесса.
– А я как раз собираюсь на прогулку, – сказала она, сияя улыбкой. – Как здесь тепло в декабре! А у нас на родине сейчас, должно быть, морозы. В Петербурге в декабре такие холода…
– Я никогда не бывал в Петербурге. Граф взял меня на службу в Ливорно.
– Ничего, побываете. У вас еще все впереди, мой юный друг! Помню, в детстве: идет снег, топится печь… А в Сибири морозы – железо трещит и лопается! Я так скучаю по своей стране. Однако что ж мы стоим? Не соблаговолите, лейтенант, сопровождать меня на прогулку?
Принцесса и Христенек верхом едут по Риму.
– Наш банкир Дженнингс в совершеннейшем удивлении. Признаюсь, и я удивлен не менее. Граф считал, что, заплатив долги Вашего высочества, он тем самым изъявит свою готовность…
Принцесса молчала.
– …изъявит свою готовность содействовать тому делу, о коем вы ему писали. Но вы не только не приняли услуг банкира… я до сих пор не могу передать вам письмо графа. Я просто не знаю, как сообщить обо всем этом Его сиятельству.
– Письмо при вас, лейтенант? – спросила принцесса.
– Да. Граф написал его по-немецки, он не силен во французском, но я могу вам перевести.
– Благодаря образованию, полученному щедротами моей августейшей матери, я понимаю и по-немецки, – улыбнулась принцесса.
Она взяла письмо, торопливо разорвала конверт. По ее судорожным движениям было ясно, как давно ей не терпится его прочесть. Не слезая с лошади, она пробежала письмо глазами. Потом взглянула на лейтенанта.
– Вам известно, о чем пишет граф?
– Да, Ваше высочество.
– Итак, граф зовет меня к себе в Пизу. – Некоторое время она молча ехала на лошади. – Ну что ж, личное знакомство с графом и было моим желанием, – начала она медленно и вновь защебетала: – Ах, мой друг, это восхитительное письмо! И не сердитесь: я не принимала вас отнюдь не оттого, что подозревала в коварстве. Будучи сама по природе открытой, мне невозможно подозревать неискренность в других. Просто болезнь иногда повергает меня в состояние тягчайшей меланхолии. И тогда я начинаю спрашивать себя: если граф искренен со мной, зачем он подослал ко мне этого человека?
И глаза принцессы впились в Христенека.
– Какого человека, – изумился лейтенант.
– Того самого… синьора Рибаса, каковой мне привез письмо от мужа моего… Но послал его граф.
Христенек продолжал находиться в изумлении.
– Граф послал меня, – начал он твердо. – И если у вас есть какие-то доказательства, что граф послал еще кого-то, что граф нечестен, извольте сказать.
– Доказательств нет. Просто я чувствую, – сказала принцесса, не сводя глаз с Христенека.
Но лейтенант был само негодование:
– Я не передам ваших слов графу, ибо он их не заслуживает. Репутация графа известна и безукоризненна. Поверьте, нелегко ему было прийти к такому решению – послужить вам. И отнюдь не несправедливые обиды от императрицы, но желание блага отечества… желание помочь законной наследнице трона…
