Эмилио Сальгари - Сын Красного корсара
— Может быть, позже, — сказал он. — Видите их?
— Нет.
— А вы, Мендоса?
— Я вижу только качающуюся траву, — ответил моряк.
— А я своими по-настоящему гасконскими глазами различаю еще кое-что другое, — сказал дон Баррехо, забравшийся повыше других в надежде выцелить кого-нибудь из авангарда.
— Ну, говорите.
— Вяжут пучки.
— Из хвороста?
— Да.
— Если им удастся подобраться сюда, они нас сожгут или по меньшей мере немножко поджарят. Это старый прием, но он не всегда удается. Сеньоры, шпаги у всех есть?
— И остры они, как бритвы, — сказал Мендоса. — Клянусь, не хотел бы я их пробовать на своей шее.
— Что вы хотите делать с нашими шпагами, Буттафуоко? — спросил сеньор ди Вентимилья. — Перерубать алебарды? Это было бы плохой игрой.
— Нет, но их можно использовать против этих треклятых собак, — ответил буканьер.
— Если для этой цели, то не беспокойтесь.
— Но я же занимаюсь ими, — напомнил гасконец.
— Вечный хвастун! — проворчал Мендоса. — Такие люди поистине неисправимы.
— Продолжайте стрелять, — сказал буканьер. — И вы тоже, солдат. Авангард, кажется, не имеет желания колоть наши ноги своими алебардами.
— Ну, уж до моих они бы точно не добрались, — откликнулся гасконец. — Для этого им потребуется лестница. Сейчас я кладу на землю каждые полминуты по человеку!
И вся четверка вновь, с нарастающим гневом, открыла стрельбу по зарослям. Буканьер, хорошо рассчитывавший свои выстрелы, показывал истинные чудеса меткости, однако испанцы постепенно захватывали территорию, несмотря на огромные потери.
Солдаты падали ранеными или убитыми, но они пробирались через траву, неуклонно приближаясь к кустарникам.
Что они предпримут? Если бы у них была хоть какая-то аркебуза, солдаты, конечно, легко разделались бы с маленькой группкой врагов.
Вероятно, они собирались предпринять безнадежную атаку с холодным оружием.
Буттафуоко пришел в бешенство и отчаянно ругался, не переставая стрелять.
— Неужели не удастся прогнать их? — бормотал он. — Сколько же человек противостоит нам? Или это пустая стрельба по водам Гвадалквивира?
Но напрасно свистели пули над травами, тщетно палили четверо осажденных, все больше входя в раж.
Тем временем полусотни, решившие положить конец этому сражению, в ходе которого они уже понесли серьезные потери, по-прежнему приближались и окружали заросли.
— Что скажете, Буттафуоко? — спросил наконец сеньор ди Вентимилья. — Как наши дела?
— Что вы хотите услышать, господин граф? — ответил буканьер. — Я поражен. Никогда в жизни не встречал более отважных людей. Эти солдаты изумительны! На их месте я бы давно удрал!
— А они тем временем не перестают удивлять нас, — сказал Мендоса.
— Этого я жду, — ответил буканьер, — и даже боюсь. Такая настойчивость наводит на размышления.
— Чего вы боитесь, Буттафуоко? — спросил сеньор ди Вентимилья.
— Не знаю, и это меня беспокоит.
— Клянусь всеми акулами Бискайского залива! — чертыхнулся гасконец. — Дело начинает принимать запутанный оборот.
— Но вы же гасконец, а потому вмиг распутаете его, — съязвил Мендоса.
— Под нами собаки.
— Волки для гасконцев опаснее.
— Замолчите и продолжайте стрелять, — оборвал их буканьер. — Подначками бой не выиграешь.
— Ха! И это он называет боем! — пробурчал Мендоса. — Я назвал бы эту перестрелку ничтожной стычкой!
Четыре выстрела прогремели один за другим, обратив в бегство полдюжины испанцев; остальные, однако, остались в зарослях высокой травы и продолжали отважно приближаться к лесу; некоторые уже добрались до опушки.
— Адское отродье! — Буттафуоко отбросил свою шляпу. — Теперь мы их не остановим.
— Испанцев?
— Если они пойдут сквозь заросли, ничей глаз не сможет рассмотреть их, и ни одна пуля в них не попадет. Что они намерены делать? Изжарить нас? — Он обернулся к гасконцу, который спустился на один из самых нижних суков. — Сеньор солдат, займитесь-ка сворой, воющей прямо под нами. У вас должно остаться не менее шестидесяти зарядов.
— Надеюсь, что их больше, — ответил гасконец, отличавшийся великолепным умением сохранять хладнокровие.
— Так как авангард оставил вас не у дел, перестреляйте этих чертовых мастифов.
— Предпочел бы уничтожать людей, — возразил Баррехо.
— Но они-то как раз представляют меньшую угрозу! Я же доверил вам более трудную задачу.
— Почетный пост, — рассмеялся Мендоса.
— Как-никак, — ответил гасконец. — Если эти твари опаснее людей, берусь сделать из них гигантскую яичницу.
Он поднял заряженную аркебузу и, хорошенько прицелившись, уложил самого большого пса, размозжив ему голову.
— Есть один! — сказал он. — Этот уже не будет кусать мои икры.
Пока гасконец управлялся с лаявшими во все горло вокруг дерева мастифами, которым не терпелось пронзить своими ужасными зубами плоть беглецов, Буттафуоко, граф и Мендоса не прекращали вести огонь, время от времени стреляя наобум по солдатам, скрывшимся уже в лесу. А героические солдаты старой Испании, не припадая к земле под этим непрекращающимся ружейным огнем, подвергавшим недюжинному испытанию их храбрость, не переставали приближаться; они были полны решимости добраться до огромного хлопкового дерева и схватиться в рукопашной. Учитывая их численность, они были уверены, что легко справятся с противником.
Однако они имели дело с людьми, готовыми дорого продать свои жизни.
Гасконец продолжал уничтожать собак, а в это время Буттафуоко, наскоро переговорив с графом, приказал Мендосе прекратить огонь.
— Надо спускаться и попытаться пройти через болота, — сказал буканьер.
— Разве мы сможем прорвать железное кольцо, которое сжимается вокруг нас? — спросил сеньор ди Вентимилья.
— Если всем вместе неожиданно выстрелить, то откроется вполне достаточный проход.
— А после?
— Мы пойдем через болота.
— Мне говорили, что в этих болотах есть банки зыбучих песков.
— Они мне известны.
— А собаки?
— Ваш товарищ бьет по ним с удивительным мастерством. Еще несколько минут, и под нами больше не останется ни одного мастифа… О, вот чего я боялся!
Зловещая вспышка сверкнула недалеко от дерева, потом к стволу бомбакса швырнули вязанку хвороста, прогнав пять или шесть собак, укрывавшихся от выстрелов гасконца.
Сразу же вверх пошел плотный, удушающий дым, вызывавший у осажденных жестокий кашель и слезы.
— Перечное дерево! — крикнул Буттафуоко. — На землю, друзья, иначе мы погибнем! Отставьте аркебузы и приготовьтесь поработать шпагами. Вниз!
В это время возле дерева упала вторая вязанка, тоже состоявшая из веток красного кайенского перца, дававших прямо-таки адский дым.
— Аркебузы заряжены? — спросил готовившийся к прыжку Буттафуоко.
— Да!
— Вниз! И шпаги в руки!
Вся четверка спустилась на землю.
Огромный мастиф бросился на буканьера, пытаясь достать до горла, но охотник ожидал нечто подобное; он с удивительной легкостью отскочил назад, схватил ружье за ствол и раздробил собаке череп, нанеся сильный удар прикладом.
Не лучшая судьба ждала двух других псов, бросившихся на графа и гасконца. Два молниеносных выпада шпагой — и оба мастифа рухнули на землю с перерезанным горлом.
— Огонь по солдатам! — приказал буканьер.
Испанцы уже подбегали с алебардами наперевес, крича во весь голос:
— Сдавайтесь! Вы арестованы!
В ответ раздались четыре ружейных выстрела; воспользовавшись замешательством осаждавших, буканьер и его товарищи пустились во весь дух к лесной опушке, пытаясь добраться до болот.
Гасконец, обладавший более длинными ногами, да к тому же весь состоявший из мускулов и сухожилий, мчался, словно снаряд. Хуже всех, пожалуй, пришлось Мендосе, хотя отстал он ненамного.
Испанцы пустились за ними, крича что-то неразборчивое и науськивая двух оставшихся у них собак.
Правда, казалось, что бедные животные, испуганные, видимо, бойней, устроенной их товарищам, не очень-то желали познакомиться с аркебузами и шпагами страшных противников, а поэтому не осмеливались убегать слишком далеко вперед.
За какие-то пять минут беглецы пересекли крохотную равнину и достигли кромки болот.
— Стойте! — закричал Буттафуоко. — Здесь могут быть островки зыбучих песков. Сдерживайте испанцев, пока я не найду прохода.
Преследователи, увидев, что четверка беглецов остановилась и с решительным видом взялась за аркебузы, тоже встали, не осмеливаясь подставляться под огонь таких метких стрелков.
Буттафуоко проследовал по языку суши, частично поросшему тростником и травой, и решительно пошел вперед в поисках прохода, по которому они смогли бы выбраться в какое-нибудь безопасное место.
