Энтони Ричес - Стрелы ярости
Он замолчал на секунду, оглядывая собравшихся.
– Нам приказано к завтрашнему вечеру явиться в расположение Шестого победоносного легиона для выполнения заданий командования. Это дает нам один день на приготовления и еще один день на дневной переход. Сегодня вы должны будете подготовить своих людей к продолжительной кампании, поэтому я предлагаю вам провести это время с максимальной пользой и убедиться, что ни у кого из солдат не развалится обувь и не разболтается наконечник копья в самый неподходящий момент. Центурион Корв, объясни своим хамианцам, что надо делать, когда синеносые являются без приглашения. Времени у нас мало, тебе потребуется помощь. Префект?
Человек, терпеливо ждавший за его спиной, выступил на свет.
– Друзья, я не представился тем из вас, кто недавно вернулся после подавления восстания карветов. Меня зовут Гай Рутилий Скавр. Приказ, полученный мной от губернатора, предельно прост: приготовиться к месячной кампании и до завтрашнего вечера соединиться с Шестым легионом. Поскольку это все, что было в приказе, то мне нечего больше добавить. Я лишь объясню вам, что представляет собой наш новый губернатор. Полагаю, что человек, который занимал этот пост до него, предоставлял командирам легионов самим устанавливать порядок ведения боевых действий. При Ульпии Марцелле все будет иначе, можете мне поверить. Очень скоро мы будем стараться выманить Кальга из норы, в которой он сейчас прячется, и дать ему бой. Я знаю, что эта когорта заслужила добрую славу и что эта слава еще больше окрепла после того, как совсем недавно, в начале лета, когорта победила врага в неравном бою. Полагаю, губернатор найдет достойное применение вашим способностям, поэтому подготовьте своих людей к боевым действиям. Нет никаких сомнений, что скоро вам предстоит сражаться с врагом. Примипил?
Фронтиний выступил вперед.
– Спасибо, префект. Сегодня на рассвете, как обычно, пройдет построение. У солдат должны быть при себе как учебные, так и боевые мечи. Сегодня нам предстоит трудный день. Все свободны, за исключением центурионов Корва, Юлия, Руфия и Дубна. Я хочу обсудить с вами, как вы намерены обучать свое новое пополнение. По всей видимости, их сразу бросят в бой.
На заре Вторая тунгрийская когорта выстроилась на плацу под серым утренним небом. Как только солдаты заняли свои места, префект с безжалостным видом прошествовал перед строем. По его знаку примипил Невто резко выкрикнул:
– Введите заключенного!
Солдата Секунда вывели на плац и привязали к столбам за обе руки. Веревки, натянутые между столбами на уровне паха и груди, предназначались для того, чтобы удержать преступника в вертикальном положении, когда он потеряет сознание от боли и потери крови. Охранник стащил с обвиняемого набедренную повязку – последнее, что оставалось на нем из одежды, – и отошел в сторону. Префект Фурий покосился на столбы, и в его голосе послышалась нотка неуверенности.
– Интересное приспособление, примипил. Я раньше такого не видел.
Невто, пожав плечами, кивнул.
– Я всегда так делаю в подобных обстоятельствах, префект. Обычно они теряют сознание от боли и потери крови, когда порка еще не закончилась, поэтому нужно удерживать их на ногах. Тогда кровь уходит не так быстро, и все солдаты видят, что стало с преступником. Это послужит им примером, так сказать.
Префект удовлетворенно кивнул.
– Хорошо придумано, примипил Невто. Действительно, послужит примером.
Невто поблагодарил про себя богов и почтительно кивнул префекту. Лицо его оставалось непроницаемо.
– Спасибо, префект. А теперь, с твоего разрешения… – Он подошел к ожидавшей когорте и отдал приказ «смирно». – Вторая когорта… – тишина, повисшая после его слов, была почти осязаемой, – сегодня вам предстоит увидеть казнь солдата, убившего своего командира. Пусть это послужит примером того, как мы поступаем с преступниками в своих рядах.
Он с безжалостным видом подошел к связанному преступнику, готовясь первым пустить в дело многохвостый кнут.
– Погоди! – Фурий выступил вперед, вытянув руку. – Первые пять ударов – мои, примипил. Ты вчера хорошо потрудился, вырвав у этого подонка признание…
Он помедлил, словно взвешивая кнут в руке, оценивающе оглядел плетеные кожаные шнуры с привязанными к ним зазубренными кусками кости, а потом с легким щелчком нанес мощный удар через всю спину Секунда, от правого плеча до левой почки. И почти сразу – еще один, с прицелом на левое плечо, чтобы прочертить на спине осужденного косой крест из глубоких кровоточащих ран. Кровь начала медленно стекать по ложбинке у позвоночника. Третий удар пришелся по пояснице. Префект вложил в жестокий удар бича вес всего тела. В четвертый раз кнут впился в мягкие ткани ягодиц, а пятый удар был нацелен в затылок: костяные пластинки выдрали клочья кожи и волос. На этот раз префекту удалось исторгнуть стон у до тех пор молчавшего солдата.
Фурий повернулся к потрясенной увиденным когорте, подошел к Третьей центурии и протянул кнут Терцию. Солдат из соседней центурии, стоявший слева от него, неожиданно согнулся пополам и с шумом отправил на землю недавний завтрак, несмотря на сердитый окрик центуриона.
– Пять ударов от каждого центуриона, начиная с командира преступника. И не жалеть, бить со всей силы, как я. Два удара по спине, один по почкам, один по ягодицам и один по затылку. Всякому, кто отнесется к своим обязанностям без должного рвения, придется повторить процедуру, а кроме того, получить взыскание и лишиться части жалованья. Правда, в таком случае наказание увеличится на пять ударов – назовем это «еще пяток на удачу». Приступай!
Терций шагнул вперед. У него начал дергаться правый глаз, но нащечник шлема закрывал его от взглядов окружающих. Он помедлил секунду, которая показалась ему длиною в жизнь, и опустил глаза на измазанный кровью кнут. Кусок кожи, почти прозрачный в свете утреннего солнца, прилип к одной из костяных пластин. Терций наклонился и сбросил его на землю.
– Давай же, парень.
Слова, произнесенные его братом сквозь стиснутые зубы, подхлестнули Терция. Он занес кнут над головой и тихо пробормотал в ответ:
– Я принесу жертву в твою память, брат, но только не Бахусу. Мое подношение будет на алтарь Немезиды.
Он отклонился назад, вкладывая как можно больше силы в удар, а потом обрушил кровавые кожаные ремни на спину брата. Та часть его сознания, которая содрогалась при виде страшных ран, нанесенных костяными пластинами, была похоронена глубоко под стремлением выжить самому и желанием избавить брата от бесчестья на кресте. Он наносил удары с такой силой, что сам немного подпрыгивал, когда кнут опускался на спину осужденного. Наконец Терций последний раз пропорол беспомощно распростертое тело Секунда зубьями костяных пластин и с каменным лицом повернулся к своей когорте, краем глаза заметив одобрительный кивок Невто, принявшего кнут из его рук.
Первый центурион, крякнув от натуги, снова пустил хлыст в дело. Несколько ремней отлетели в сторону, и костяные зубья, незаметно для большинства присутствующих, задели горло осужденного. Только теперь он догадался, зачем Невто устроил такие необычные столбы. Точно таким же образом примипил нанес удар с другой стороны, и снова хлыст прорвал неприкрытую шею солдата. Префект удовлетворенно наблюдал, как Невто передал хлыст вместе с парой одобряющих слов следующему центуриону, и тот со всей силы опустил его на спину преступника. И снова первые два удара обвились вокруг горла Секунда, и, приглядевшись, Терций заметил маленький ручеек крови, струившийся по обнаженному бедру. Остроглазый солдат, стоявший справа от Терция, что-то прошептал своему товарищу, и центурион, развернувшись, многозначительно посмотрел на него и легонько стукнул концом своего жезла из виноградной лозы.
– Отставить разговоры в строю!
Примерно через тридцать ударов Секунд, лишившись последних сил от боли и потери крови, повалился на натянутые перед ним веревки. Кровь, струившаяся по его шее, уже больше не покрывала его грудь и ноги, сливаясь с потоком из растерзанной спины, а крупными каплями капала на гравий прямо перед его ногами. Префект по-прежнему не осознавал, что с каждым ударом жизнь уходит из солдата. Офицеры сменяли друг друга у хлыста, отяжелевшего от крови и клочьев вырванного мяса. По мере того как разворачивались события, настроение когорты едва уловимо изменилось: все больше солдат начинали догадываться, что с каждой каплей крови, упавшей на землю, у префекта все меньше шансов насладиться зрелищем распятия. Если раньше они наблюдали за происходящим с мрачной отстраненностью, то теперь зорко следили за тем, как каждый из центурионов исполняет свою обязанность. Твердая решимость офицеров убить осужденного хлыстом и избавить от мучительного удушья на кресте вызвала у них чувство, близкое к благодарности. Когда наказание закончилось, примипил подошел к неподвижному телу и прижал палец к трахее. Лицо его вытянулось.
