Катарина Причард - Крылатые семена
Это было ее первое самостоятельное путешествие, и уезжала она в крайнем возбуждении, взяв с собой только небольшой чемоданчик да пакет с вечерним платьем, завернутым в шелковистую папиросную бумагу. «Не к чему возиться с багажом, когда едешь всего на два-три дня», — заявила она. Тому стало как будто лучше, и Эйли пошла проводить Дафну на вокзал.
— Дафна так поцеловала меня на прощанье, точно уезжает на несколько месяцев, — рассказывала потом Эйли Биллу. — Должно быть, беспокоится за отца. Ты ведь знаешь, какие они друзья.
— Все будет в порядке, — утешал ее Билл, хотя и сам был немало встревожен тем, что Дафна взяла вдруг и уехала, когда Том так болен.
На всякий случай Билл заглянул к О'Брайену и увидел Уолли на обычном месте, за стойкой. Это рассеяло пробудившееся было в нем подозрение, не поехал ли Уолли тоже к морю — на субботу и воскресенье.
На следующий день пришла телеграмма от Дафны, она сообщала, что доехала благополучно, и Билл подумал, что его дурные предчувствия, пожалуй, ни на чем не основаны.
В субботу состояние Тома резко ухудшилось. Эйли всю ночь провела у его постели. Наутро доктор предупредил ее, что Том не протянет более двух суток.
Всю эту неделю Эйли, снедаемая тревогой, день и ночь не отходила от постели мужа. Она уже давно знала, что Том обречен, но сейчас, услышав, что спасения нет, не выдержала и горько зарыдала. У Билла сердце разрывалось, глядя на нее. Он обнял ее и прижал к груди.
— Ох, Билл, — говорила сквозь рыдания Эйли, — я этого не вынесу. Том, родной мой! Сколько он выстрадал за эти годы, и как тяжело было смотреть на его муки, зная, что ты ничем не в силах ему помочь. И сейчас он так ужасно ослаб, так страдает — это жестоко! Не лучше ли было отправить его в санаторий? Он ведь хотел уехать, чтобы не быть нам в тягость. Как будто что-нибудь может быть мне в тягость, если это для него! Хорошо хоть, что он здесь, с нами, и мы можем что-то сделать, как-то облегчить его муки. Он спрашивал про Дафну. Как бы я хотела, чтоб она была дома.
— Ну, не надо, не надо так, — ласково уговаривал ее Билл, не находя слов для утешения. — Я пошлю ей телеграмму.
— Что ж это я плачу, — опомнилась вдруг Эйли, с трудом взяв себя в руки. — Том расстроится, если увидит, что я плакала.
Билл заставил ее пойти к себе и лечь.
— Я посижу эту ночь с Томом, — сказал он. — Тебе надо поспать, Эйли.
— Молодчина, — еле слышно прошептал Том, когда Билл опустился на стул у его постели. Он догадался, что это Билл заставил Эйли немного отдохнуть.
Тому было трудно много говорить: при малейшем усилии дыхание со свистом вырывалось у него из груди, но глаза его красноречиво поведали Биллу то, что было у него на душе. И, взяв больного за руку, Билл ответил на его немую просьбу:
— Все будет хорошо, Том. Я позабочусь об Эйли, и о малышах, и о нашем деле. Твоя жизнь была неустанной борьбой, товарищ и друг! Ты показал мне, как надо жить. И я не пожалею сил, чтобы стать таким, как ты, Ты это знаешь, правда?
В блестящем, уже неподвижном взгляде Тома затеплился слабый огонек сознания — частица той силы, которая направляла его в жизни.
— Лучше… — прошептал он. — Ты сделаешь больше и лучше, чем я, сынок.
— Не напрягайся. Том. Я знаю, что ты хочешь сказать. Можешь мне не говорить этого. Постарайся успокоиться и лежать смирно, Дафна скоро вернется.
Словно повинуясь Биллу, Том отпустил его руку и закрыл глаза.
— Дафна… дождаться бы… увидеть ее…
— Дафна! Бедная маленькая Дафна, — невнятно пробормотал он минуту спустя. — Она… попала в беду… в большую беду… Дафна! Дафна! — уже совсем тихо позвал он, и протяжный стон замер на его губах.
«Он, кажется, бредит», — подумал Билл. Том весь день был в беспамятстве, да и теперь мысли его блуждали. Кто знает, какой тяжкий кошмар исторг этот крик из его груди.
— Успокойся, я позабочусь о Дафне, — шепотом сказал Билл, чтобы не разбудить Тома; однако его встревожили слова умирающего, это смутное предчувствие, что с Дафной что-то стряслось.
Ночь прошла спокойно. Сидя у постели Тома и следя при слабом свете настольной лампы за выражением его исхудавшего до неузнаваемости лица, прислушиваясь к его тяжелому дыханию, Билл проклинал рудники и их хозяев — что они сделали с таким человеком, как Том Гауг! Какая чистая, благородная душа, думал Билл. Кого еще сможет он так любить и кем так восхищаться?
Заря еще только занималась, когда Эйли пришла сменить Билла, и он отправился соснуть часок-другой, прежде чем идти на работу.
Он хотел было послать Дафне телеграмму, чтобы она непременно выехала завтрашним экспрессом, хотя ее и так ждали в этот день домой. Но Дафна уезжала в такой спешке, а Эйли так волновалась из-за Тома, что позабыла взять у дочери адрес ее подруги. Как ни взволновало Билла это обстоятельство, у него хватило духа не дать Эйли почувствовать свою тревогу.
Мысль, что Том умирает, не оставляла Билла ни на минуту, причиняя невыразимые страдания и боль. Ведь Том для него больше, чем отец. Это он, тихий широкоплечий Том, научил юношу стойко и мужественно переносить любые испытания. Когда Билл, еще мальчишкой, узнал, что мать его бросила, а отец умер, он стал дичиться всех. Но Том крепко забрал его в руки: терпеливо и умело залечивал он раны, нанесенные сердцу мальчика, разрешал все его недоумения, пробуждал в нем пытливость и интерес рассказами о происхождении земли и звезд, о народах, населяющих другие страны, о замечательных научных открытиях, о вековой борьбе человечества против угнетения и несправедливости. И когда Билл начал понимать, что такое мир и какое место он в нем занимает, все его горести и тайные муки бесследно исчезли.
Научив мальчика критически мыслить, с уважением относиться к знанию и в любом вопросе основывать свое суждение на фактах. Том помог ему заложить фундамент для всей дальнейшей жизни. И Билл всегда мог рассчитывать на его любовь и понимание.
Билл плохо спал в эту ночь — мысли о страданиях Тома и о неизбежной утрате преследовали его и во сне, к ним примешивались тревога и страх за Дафну. Проснулся он под впечатлением мучительного кошмара. Он видел Дафну, ее медленно засасывала черная топь. Том тщетно пытался дотянуться до своей любимицы и спасти ее…
— Боже, — простонал Билл, — что с ней случилось?
Следующую ночь у постели больного дежурил вместе с матерью Дик, а днем от него не отходила Салли.
Глава VIII
Пэт поджидала Билла на дороге, когда он возвращался с работы.
— А ну влезайте, живо, — сказала она, открывая дверцу машины. — Мне нужно поговорить с вами.
Билл сел с ней рядом, и машина помчалась.
Пэт принялась рассказывать, и перед глазами Билла замелькали картины того, что произошло этим утром, словно кадры из фильма, снятого любителем, где изображение искажено и все кажется туманным и невероятным.
Итак, Пэт и Пэм отправились на вокзал за посылкой из Перта — Пэм обещали прислать холст и краски. В толпе пассажиров, прибывших с поездом, они увидели Дафну. Она прошла мимо контролера и остановилась в нерешительности, пропуская мимо себя пассажиров, которые спешили покинуть вокзал — кто на такси, кто пешком. Вид у нее был какой-то странный, она казалась такой подавленной и растерянной, что Пэт воскликнула:
— Смотри, Пэм, да ведь это Дафна Гауг! Она, должно быть, нездорова.
Дафна опустила на землю чемодан и остановилась на краю тротуара. Вдруг она покачнулась, словно ей стало дурно, и ухватилась за фонарный столб. Пэт подскочила к ней как раз вовремя, чтобы не дать ей упасть.
— Носильщики достали нам немного бренди, — продолжала свой рассказ Пэт, — и когда Дафна пришла в себя, мы посадили ее в машину и отвезли в нашу студию. Она ко всему относилась безучастно и думала о чем-то своем — казалось, ей все равно, кто и куда ее везет. Мы решили, что она, верно, была где-то на вечеринке, выпила лишнего и не хочет возвращаться домой, пока не почувствует себя лучше.
— Как это мило с вашей стороны, Пэт, — пробормотал Билл.
— Пустяки! — улыбнулась Пэт. — Мы с радостью сделали бы то же самое для любой девушки, а тем более для Дафны — ведь она ваша родственница. Пэм уложила ее на диван. У Дафны не было сил даже говорить. Она только плакала, слезы так и текли у нее по щекам. Мы, как могли, старались приласкать ее и успокоить, и наконец бедняжка заснула. Когда она проснулась, я напоила ее чаем. Она была страшно угнетена и хотела сразу уехать.
«Ну, полно, полно, дружок, — сказала я ей, — мы с Пэм знаем, как оно бывает. Отдохните еще немножко. А главное — не стесняйтесь».
И знаете, Билл, что сказал этот несчастный ребенок?
«Я и не подозревала, что вы такие».
— Она, видно, поняла, что мы с Пэм не отвернемся от нее, узнав, что она попала в беду.
— В беду? — спросил Билл.
