Сергей Плеханов - Святослав — первый русский император
Еще несколько сот шагов, и процессия остановилась посреди круглой площади – форума Константина. В центре ее высилась колонна, окованная железными обручами. Когда-то ее венчала статуя самого равноапостольного императора, основателя города, но землетрясение разрушило ее. Рухнувшую колонну снова собрали, скрепив круглые блоки металлическими кольцами, а вот фигуру Константина восстановить не смогли. Но и по сей день все торжественные шествия останавливаются в этом месте, чтобы воздать почести святому зиждителю столицы. В основании колонны лежит крест, на котором был распят Спаситель – его отрыла на Голгофе и привезла из Иерусалима мать Константина святая Елена. На этом кресте покоится не только колонна, но весь Божий мир, ибо центр его – Константинополь.
Сойдя с коня, Цимисхий подошел к болгарскому властителю и, сняв с него корону, показал толпе. Новый взрыв восторга вознаградил императора. Лишенный царского достоинства Борис стоял, опустив голову. Смертельная бледность залила его едва опушенное юношеской бородкой лицо. Иоанн двинулся дальше, неся в руках корону Болгарии. Подбежавший новелиссим взял за повод коня и повел его вслед за императором к высившемуся над всеми прочими строениями храму Премудрости Божией.
Воздав благодарственные молитвы, Цимисхий передал патриарху драгоценный венец побежденного царя, потом объявил о возведении Бориса в сан магистра, показав таким образом, что делает его своим подданным, а его страну собственностью ромеев.
Когда император выходил из храма, к нему подвели смуглого розовощекого монаха. Всемогущий хранитель императорской спальни – паракимомен Василий Ноф сказал, что молодого человека зовут Львом, он дьякон патриарха, но помимо основных своих обязанностей исполняет роль хрониста, ибо обладает завидной легкостью пера и выразительностью стиля. Безбородый дьякон поклонился Иоанну и попросил дозволения представить ему летопись его похода против русов, составленную со слов его участников. Цимисхий удивленно поднял бровь и спросил:
– Когда же ты собираешься это сделать?
– Когда будет угодно самодержавнейшему из владык…
– Принеси завтра утром, – с легкой усмешкой сказал Иоанн.
Император совсем позабыл о забавном в своей самонадеянности юнце и во время утреннего приема с немалым удивлением увидел направлявшегося к нему Льва со свитком в руке. Немой вопрос на лице Цимисхия не обескуражил дьякона, он с легким поклоном произнес:
– Здесь повествование о подвигах твоего войска, о василевс.
Закончив прием, Иоанн удалился в библиотеку и, усевшись возле раскрытого окна с видом на Босфор, развернул папирусный свиток.
С первых строк он ощутил изящество и благородную сдержанность стиля. Чувствовалось, что патриарший дьякон много читал старых философов и историков. Он перенял у них не только умение в немногих словах определять главное, но позаимствовал и благозвучную архаику выражений. Повсюду избегая современных обозначений, Лев неизменно склонялся к древним велелепным словесам – он не называл воина пехотинцем, но гоплитом, а построение отряда обязательно именовал фалангой, как это было у древних, да и самих варваров он предпочитал обозначать не как русов, но как тавроскифов. Его описания были столь живы и выразительны, словно он сам побывал в тех местах, где происходили сражения. Особенно обстоятельно излагались события последних дней осады Доростола, а поскольку чувствовалось, что хронист опросил людей, видевших события под разным углом зрения – и военачальников, и солдат, и пленных болгар, пребывавших в Доростоле на стороне Свендослава – императору эта часть сочинения показалась особенно занимательной.
«На другой день на рассвете Свендослав созвал совет знати, который на их языке носит название «комент». Когда они собрались вокруг него, Свендослав спросил у них, как поступить. Одни высказали мнение, что следует поздней ночью погрузиться на корабли и попытаться тайком ускользнуть, потому что невозможно сражаться с покрытыми железными доспехами всадниками, потеряв лучших бойцов, которые были опорой войска и укрепляли мужество воинов. Другие возражали, утверждая, что нужно помириться с ромеями, взяв с них клятву, и сохранить таким путем оставшееся войско. Они говорили, что ведь нелегко будет скрыть бегство, потому что огненосные суда, стерегущие с обеих сторон проходы у берегов Истра, немедленно сожгут все их корабли, как только они попытаются появиться на реке.
Тогда Свендослав глубоко вздохнул и воскликнул с горечью: «Погибла слава, которая шествовала вслед за войском росов, легко побеждавшим соседние народы и без кровопролития порабощавшим целые страны, если мы теперь позорно отступим перед ромеями. Итак, проникнемся мужеством, которые завещали нам предки, вспомним о том, что мощь росов до сих пор была несокрушимой, и будем ожесточенно сражаться за свою жизнь. Не пристало нам возвращаться на родину, спасаясь бегством; мы должны либо победить и остаться в живых, либо умереть со славой, совершив подвиги, достойные доблестных мужей!» Вот какое мнение высказал Свендослав.
О тавроскифах рассказывают еще и то, что они вплоть до нынешних времен никогда не сдаются врагам даже побежденные, – когда нет уже надежды на спасение, они пронзают себе мечами внутренности и таким образом сами себя убивают. Они поступают так, основываясь на следующем убеждении: убитые в сражении неприятелем, считают они, становятся после смерти и отлучения души от тела рабами его в подземном мире. Страшась такого служения, гнушаясь служить своим убийцам, они сами причиняют себе смерть. Вот такое убеждение владеет ими.
А тогда, выслушав речь своего повелителя, росы с радостью согласились вступить в опасную борьбу за свое спасение и приняли решение мужественно противостоять могуществу ромеев. На следующий день (шел шестой день недели, двадцать четвертый – месяца июля) к заходу солнца все войско тавроскифов вышло из города; они решили сражаться изо всех сил, построились в мощную фалангу и выставили вперед копья. Император со своей стороны выстроил ромеев и вывел их из укрепления. Вот уже завязалась битва, и скифы с силой напали на ромеев, пронзали их копьями, ранили стрелами коней и валили на землю всадников. Видя, с какой неистовой яростью бросался Свендослав на ромеев и воодушевлял к бою ряды своих, Анемас, который прославился накануне убиением Икмора, вырвался на коне вперед (делать это вошло у него в обычай, и таким путем он уже поразил множество скифов), опустив поводья, устремился на предводителя росов и, ударив его мечом по ключице, поверг вниз головою наземь, но не убил. Свендослава спасла кольчужная рубаха и щит, которыми он вооружился, опасаясь ромейских копий. Анемас же был окружен рядами скифов, конь его пал, сраженный тучей копий; он перебил многих из них, но погиб и сам – муж, которого никто из сверстников не мог превзойти воинскими подвигами.
Гибель Анемаса воодушевила росов, и они с дикими, пронзительными воплями начали теснить ромеев. Те стали поспешно поворачивать назад, уклоняясь от чудовищного натиска скифов. Тогда император, увидевший, что фаланга ромеев отступает, убоялся, чтобы они, устрашенные небывалым нападением скифов, не попали в крайнюю беду; он созвал приближенных к себе воинов, изо всех сил сжал копье и сам помчался на врагов. Забили тимпаны и заиграли военный призыв трубы; стыдясь того, что сам государь идет в бой, ромеи повернули лошадей и с силой устремились на скифов. Но вдруг разразился ураган вперемежку с дождем: устремившись с неба, он заслонил неприятелей; к тому же поднялась пыль, которая забила им глаза. И говорят, что перед ромеями появился какой-то всадник на белом коне; став во главе войска и побуждая его наступать на скифов, он чудодейственно рассекал и расстраивал их ряды. Никто не видал его, как рассказывают, в расположении войска ни до битвы, ни после нее, хотя император разыскивал его, чтобы достойно одарить и отблагодарить за то, что он свершил. Но поиски были безуспешны. Впоследствии распространилось твердое убеждение, что это был великомученик Феодор, которого государь молил и за себя, и за все войско быть соратником, покровителем и спасителем в битвах. Говорят, что накануне сражения вечером произошло следующее. В Византии одной девице, посвятившей себя Богу, явилась во сне Богородица, которую сопровождали огненные воины. Она сказала им: «Позовите мне мученика Феодора» – сейчас же к ней подвели храброго и смелого вооруженного мужа. Богородица обратилась к нему со словами: «Твой Иоанн в Доростоле, о досточтимый Феодор, сражается со скифами и находится в крайнем затруднении; поторопись его выручить – если промедлишь, ему не избежать опасности». Тот ответил, что готов повиноваться матери своего Господа и Бога, и, сказав это, сразу же удалился. Тут же и сон отлетел от глаз девицы. Вот каким образом сбылось сновидение этой девушки.
