Валентин Гнатюк - Святослав. Болгария
Болгарский князь в третьем Коло бился с княжескими конниками и танаисской полутьмой. Вторая танаисская полутьма ловила беглецов и треножила болгарских коней. Святослав, встав во главе киян, врезался в Коло и борзо разделил его надвое. Калокир, хоть Святослав и не велел ему лезть в гущу сражения, был всё время рядом. Краем глаза в горячке схватки нет-нет да бросал князь быстрые взгляды в его сторону и видел, как азартно рубится Хорсунянин. Верные болгарскому князю витязи отчаянно сражались, дружно рванулись и прорвали коло, вытекая на полдень. Но воины Притыки были уже на задах и перенимали беглецов. В сей последней битве пал и болгарский князь, сражённый кем-то из русских лучников. Радостные крики победителей и отчаянные вопли побеждённых мигом разнесли над полем битвы эту весть.
Многие из оставшегося болгарского войска начали сдаваться, а другие от безысходности рубились ещё ожесточённее, отчаянно бросаясь на мечи. Особенно люто бились в окружении хазары, которым теперь уже некуда было уходить. Каганата больше нет, а в приютившей их Болгарии, по всему, отныне распоряжаться будут те же кияне. И ещё долгое время шла сеча, возглавляемая другим болгарским витязем, принявшим на себя начало вместо убитого. Кони ржали от ужаса, люди, сгрудившись в смертельной горячке последнего боя, кричали, рычали и вопили, превращённые сечей в диких зверей, продолжая безумную схватку, которая была уже просто смертоубийством.
По велению Святослава над полем сражения пропели рога о прекращении битвы.
Болгары, опомнившись, опустили мечи и начали сдаваться.
Только далеко к полудню, оторвавшись от преследования, неслись гонцы с вестью, что тридцать болгарских тысяч, из которых спаслась только треть, разбиты на Дунае Святославом. И надрывно выл да скрежетал зубами старый болгарский царь Пётр, узнав, что в этой сече погиб один из его лучших полководцев князь Елизар.
Глава 5
Стременные
Страшным было поле недавней сечи. Прибрежная часть степи с южной стороны Дуная была усеяна мертвецами. Земля лежала искромсанная, с выбитой и раздавленной травой. На берегу не осталось почти ни одного целого куста – все верболозы и терновники были поломаны и посечены. Синий Дунай замутился от крови и медленно нёс трупы по направлению к морю.
Над полем с мерзким карканьем кружили вороны. Иные уже приступили к трапезе, выклёвывая в первую очередь глаза мертвецов.
Стенали раненые воины, и тоскливо ржали получившие увечья кони. А убитые русы, угры и болгары лежали, раскинув руки, глядя в Сваргу уже незрячими очами.
Живые воины ходили среди павших, выносили раненых, оказывали им помощь. Собирали оружие, снимали с мёртвых противников добрые доспехи, обувь, одежду, поторочные сумы, носили всё это и складывали в три равные кучи, чтоб по справедливости разделить потом меж победителями. Ловили и двуножили лошадей, наскоро сооружали коновязь. То же и с обозом супротивника, – все припасы съестные, корм для коней, походные кузни, запасы оружия и всё прочее делилось на три равные доли, одна из которых предназначалась уграм. А в низине под усиленной охраной сидели и лежали болгарские пленники, понуро ожидавшие своей участи, – кого отправят рабом в Мадьярию либо на Русь, кого продадут тем же грекам в ближайших торговых городах, а кому посчастливится быть принятым в Святославово войско, принести клятву киевским богам и служить в дружине сурового северного воителя.
Сам же Святослав был весь поглощён иным: в сопровождении старшего стременного он ходил по полю, ища средь убитых и раненых младшего. Несколько дружинников и темников помогали им. Прошли уже большую часть поля, но Збимира не обнаружили.
У князя сжималось сердце при взгляде на каждого павшего воина, и до боли жаль ему было юного стременного, который по своей горячности бросился вслед за ним в тяжкую сечу. Отпечатался в памяти миг, когда, рубясь с каким-то из лихих темников противника, боковым зраком заметил Святослав, как ринулся на него справа здоровенный болгарский воин. А в следующее мгновение путь здоровяку преградил молодой стременной. Потом навалились другие супротивники, и что сталось со Збимиром, он уже не видел.
«Где же ты, неразумный стригунок, молодой сорвиголова? Куда подевался? Что скажу я твоему деду, старому Издебе, кой доверил тебя мне, как себе самому?»
Ходившие с князем воины на вопросительный взор князя разводили руками: нигде не видать!
Святослав стал, огляделся кругом и вдруг зычно, на всё поле, крикнул, так что вороны в испуге поднялись в воздух:
– Гей! Збимир! Где ты есть? Откликнись!
И вдруг – о, чудо! – на берегу зашевелились кусты, и оттуда вышел младший стременной, ведя на поводу запасного княжеского коня.
– Где ты шатался? – набросился на него Святослав.
Збимир испуганно замигал синими очами, не понимая, чем вызван княжеский гнев, и, запинаясь, ответил:
– Я на реке был, княже… коня твоего поил и купал…
– Другого времени не мог найти? – уже перекипая, укорил Святослав.
– Я просто вспомнил, Зверобой сказывал, что довелось вам пить шеломами из Дона и Волги и коней в тех реках великих купать. Вот, думаю, пришёл черёд в синем Дунае твоего коня искупать…
– А на того болгарина отчего один на один кинулся? Он ведь здоровенный, мог одним махом тебя порешить!
Збимир пожал плечами:
– Я поступил, как любой из твоих воинов…
– Тогда позволь и отблагодарить тебя, как воина! – отвечал уже сменивший гнев на милость Святослав, обрадованный, что нашёл стременного живым и невредимым. Привлёкши к себе юношу, он троекратно поцеловал его в щёки и чело. Затем, сняв свою белую княжескую епанчу, в нескольких местах с прорехами от вражеских клинков и немало забрызганную кровью, набросил её стременному на плечи и прикрепил золотой фибулой. – Запомни сей день! – сказал он.
Ошарашенный стременной стоял не двигаясь, с приоткрытым ртом и распахнутыми очами.
– Не молчи, дубинушка киевская, – громким шёпотом проронил за его спиной Зверобой, – реки князю хоть одно слово благодарственное!
Но Збимир молчал как очарованный, только по раскрасневшейся, как у девицы, щеке сползла чистая юношеская слеза.
К Святославу подошёл Зворыка:
– Княже! Ямы у края поля готовы.
– Приступайте! – велел Святослав и, развернувшись, пошёл к своему только что раскинутому шатру.
Пленные болгары стали сносить своих убитых вместе с хазарами, ясами и койсогами в одну яму, русы своих – в другую, а угры – в третью. По древнему обычаю, угры положили в погребалище ещё головы, хвосты и ноги коней, чтобы на Том Свете воинам было на чём скакать. Затем над всеми тремя ямами насыпали курганы. Правда, мадьяры сотворили курган невысокий, но зато утыкали его сверху множеством деревянных колышков.
– Чего это они? – спросил Збимир, по старой привычке обращаясь к Зверобою.
– Тиверцы рекут, а они давно живут подле угров и добре их знают, что это души тех, кого воины убили в этой жизни, и сии души станут их отроками в Ином мире.
Потом угры стали справлять тризну по своим павшим. Они сняли шкуры с конских туш, от которых перед погребением отделили головы, хвосты и копыта и положили их в яму вместе с телами воинов, а мясо изжарили на кострах. Пока одни из угров готовили мясо, другие, нарубив в ближайших зарослях веток, ловко связывали их вервями и сыромятными ремнями в какие-то странные небольшие сооружения о четырёх ногах. Потом принесли несколько лошадиных шкур, надели их на хитро связанные ветки и поставили чучела на могилу. На удивлённый вопрос киян один из угличей пояснил, что это образы коней, на которых души павших степняков будут скакать по просторам Того Света. Мясо к тому времени изжарилось, и угры начали поминальную трапезу.
В русском стане протрубили рога, также созывая всех на тризну. Воины стали вокруг своего кургана, и пред его ликом всяк павший рус был назван по имени. Потом прочитана молитва богам: Сварогу Великому, Световиду Пресветлому и прочим богам киевским. И особо возблагодарили Перуна, даровавшего русам победу в свой день, и его верную супругу крылатую Перуницу, что дала испить павшим воинам божественной сурьи из рога бессмертия. После ели поминальную страву во славу мёртвых, которые будут иметь жизнь вечную на цветущих лугах Сварога в прекрасном Ирии на берегу Рай-реки великой. Ели конское мясо и пили хмельную брагу, по корцу на человека из великой резной ендовы, что была снята по такому случаю с большой насады.
– Добре, что болгар тоже похоронили с честью, по Прави это, – одобрительно отзывались старые воины, вздымая корцы с брагой.
А после тризны русские полки прошли перед Святославом, и он отметил храбрейших витязей, проявивших себя в первой битве с болгарами. И лучшими были Зворыка с Притыкой – старые темники, которые так скоро и умело разбили опытного и сильного врага.
После военачальников князь стал называть имена прочих отличившихся дружинников, которые ему передали тысяцкие. И тут увидел, как младший стременной в его епанче, смущаясь, прятался за спинами других. И громко провозгласил: